Разница между прирожденной стервой и женщиной, специально обученной соблазнять мужчин, такая же, как между настоящей благоухающей розой и сбрызнутым духами бумажным китайским цветком. Да-да, половина успеха — это самая настоящая химия. Организм стервы излучает специальные химические соединения, которые, попадая в нос мужчины, заставляют их поворачивать головы, провожать взглядом и сходить с ума. Вторая половина успеха — это уже врожденный талант особым образом двигаться, смотреть, говорить, уметь вовремя ориентироваться.
Кудесники из организации Павла Игнатьевича Дугина отлично разбирались в органической химии. Лора, бывшая прирожденной стервой, регулярно получала от руководителя антикоров флакончики с теми самыми химическими соединениями, способными переворачивать мозги у мужчин. Единственным представителем сильного пола, на которого ухищрения Лоры не действовали, был Андрей Ларин. Да и то, возможно, только потому, что знал о существовании этих заветных флакончиков. А вот остальные не знали. В том числе и Анатолий Бахрушин. Впрочем, как и его непутевый сын Виктор.
Хромированный «Хаммер» с навешанными на него всевозможными «кенгурятниками», дугами с разноцветными фарами и прочими прибамбасами, зарулил на стоянку возле кинотеатра — место, где обычно собиралась в дневное время «золотая молодежь» города. Журчал фонтан. Тройка девиц в мокрых, прилипших к голому телу майках пытались изображать на его парапете что-то вроде канкана.
Все места на стоянке были плотно заняты машинами. «Хаммер» прополз вдоль них, а затем нагло въехал на бордюр и припарковался посреди газона.
— А ты, Жека, все потешался надо мной — на хрена я на «Хаммере» езжу? Мол, по большому счету внедорожник нужен только фермеру, чтобы по дерьму кататься. А вот въехал бы я на этот долбаный бордюр на таком же долбаном «Ламборджини»? Ты подумал? У нас в России только «Хаммер» стоящая машина. Кто больше и наглее, от того все и шарахаются.
— Ну не скажи, Витек. И «Ламборджини» тачка клевая, особенно для того, чтобы телок снимать.
— В «Ламборджини» так не потрахаешься, как в «Хаммере». У меня здесь, если что, сексодром на десять человек разложить можно. А в «Ламборджини» бабе придется ноги в окошко высовывать, и задница в потолок стучать будет.
— Тоже прикольно, — нашел свои плюсы в итальянской машине Жека.
Витек распахнул дверцы, врубил на всю катушку музыку. Став на подножку, махнул танцующим девицам рукой.
— Эй, а вы под мою попрыгайте!
Девицы не обратили на него внимания. Возможно, не услышали из-за шума фонтана.
— Ну и хер с ними, — резюмировал Витек, садясь на водительское сиденье.
Дневное время он не любил — предпочитал в эти часы спать. То ли дело вечер или ночь.
— Тоска, — произнес он, глядя на свое отражение в зеркальце заднего вида.
— Может, за город рванем? — предложил Жека.
— А там что?
— Хоть прокатимся. Девчонок снимем.
— Ага, и нажремся к вечеру так, что отрубимся. Давай лучше коксу нюхнем.
— Что, прямо здесь? — насторожился Жека, покосившись на полицейского, прохаживающегося перед входом в кинотеатр.
— Ты его боишься? — рассмеялся Витек. — Да если я захочу, он мне сам «дорожку» насыплет и трубочку поднесет.
— Давай нюхнем, — согласился Жека, — все веселее будет. А то у меня сейчас мир выглядит так, будто в патрон тусклую-тусклую лампочку ввернули, а как нюхну, словно прожектор включается. Все такое цветное, веселое, сексуальное.
Жека прекрасно знал, где лежит в машине дурь. Витек ее никогда не прятал. Он раскатал на приборной панели солидный кусок фольги, высыпал на нее белый порошок, подровнял кредиткой и подал металлическую трубочку Бахрушину-младшему. Тот пригнулся, вставил трубочку в нос, зажал вторую ноздрю большим пальцем и принялся сосредоточенно втягивать в себя кокс. Не успел он дойти до конца дорожки, как кто-то похлопал его по ноге. Витек, хоть и хорохорился, что не боится полиции, все же вздрогнул, зажал трубочку в кулаке и повернул голову. У раскрытой дверцы стоял низкорослый мальчишка лет семи. Голубые глаза, широко посаженные на веснусчатом лице, выражали искренний интерес.
— Дядя, а что вы это нюхаете? Вкусно?
— Да пошел ты. Весь кайф испортил, — разозлился Витя, — проваливай отсюда, пока мы добрые.
— А я к вам по делу, — абсолютно серьезно произнес мальчишка, подавая Бахрушину-младшему заклеенный конверт.
На нем крупными печатными буквами было написано — «ВИКТОРУ БАХРУШИНУ» и чуть ниже помельче — «лично в руки». Сынок владельца химического завода буквально выпал в осадок. Последний раз письмо, написанное на бумаге, да еще в конверте он получал от покойной ныне бабушки на день рождения, когда ему стукнуло пять лет. Теперь же вся его корреспонденция состояла исключительно из постов «ВКонтакте», эсэмэсок и мэйлов. Виктор и сам не смог бы точно сказать — сумеет ли он написать несколько слов от руки.
— Ну так я пошел, — сказал мальчишка.
— А кто просил передать? — заинтригованно поинтересовался Бахрушин-младший.
— Тетя одна. Краси-и-ивая такая.
Самозваный почтальон пошел прочь от машины, даже не сделав попытки получить чаевые за доставку.
— Пацан, на тебе сто рублей! — крикнул вслед ему Витек. — Старался же.
— А мне уже заплатили, — бросил через плечо мальчишка.
— Кто?
— Да тетя та — красивая.
Теперь уже и Жека рассматривал конверт.
— Интересно, — чисто по-мальчишески проговорил он. — И кто это тебе прислал?
— Ты же сам слышал — тетка какая-то.
— Для этого пацана и ты дядя. Так что и тетка телкой оказаться может. Открывай.
Витек неумело надорвал конверт.
— Ты само письмо-то не порви.
— Не учи ученого.
Бахрушин-младший вытащил из продолговатого конверта лист бумаги формата А-4. На нем от руки печатными буквами было выведено послание:
«Витек. Приходи сегодня в 14.10 в ресторан „Седьмое небо“. Увидишь что-то интересное. Прихвати с собой бейсбольную биту. Знаю — она у тебя есть. Твоя доброжелательница».
— Доброжелательница… — наморщил лоб Бахрушин-младший, — это такая, что добра мне желает, что ли?
— Ну а кто же еще? А бейсбольная бита зачем?
— Хрен ее знает. В этом ресторане обычно мой папашка обедает. Так у него повелось.
И тут на глазах у молодых людей стало твориться что-то непонятное. Чернила, которыми была написана записка, постепенно поменяли цвет с синих на зеленые, затем на красные, потом на желтые, а секунд через пять и вовсе исчезли. Витек держал в руках чистый лист бумаги и тупо на него смотрел.
— Ничего себе! — проговорил он.
Жека забрал лист, посмотрел его на просвет, понюхал.
