– И что? – вскинул брови капитан, протягивая майору стаканчик.
– Занес я тренажер в подвал, к чертовой матери. Понял, что спорт – это не мое, – приняв из рук напарника пластиковую емкость, подытожил Шмаков. – Ладно, давай выпьем.
Не чокаясь, накатили. Поморщились – водка оказалась противно теплой.
– Майор, а чего это вдруг мы сюда поперлись-то? Могли ведь в бар какой-нибудь пойти, культурно посидеть, – сказал Лебедько, оглядываясь в пустынном парке. – Тем более в газетах писали, что место это проклятое. Сектанты тут какие-то тусуются, людей на деревьях вешают. Хотя теперь нам с тобой на этих сектантов… Но все равно место гиблое.
Шмаков кисло улыбнулся.
– А какая разница, где пить? На свежем воздухе оно даже лучше. А если честно, этот парк для меня многое значит. – И майор перешел на заговорщицкий шепот. – Когда ты в начале девяностых еще девок за косы тягал, один мент был в то время обычным сержантом, но с Евсеевым уже дела делал. Он тогда, кстати, как ты, капитаном был, но уже в верха метил. В общем, приказал Евсеев этому сержанту и его приятелям – естественно, не за бесплатно – двух хмырей прибрать, да так, чтобы все как самоубийство выглядело. Мешали кому-то очень сильно. Вот и повесили они их на этом самом дереве. – И майор, не оборачиваясь, указал большим пальцем себе за спину, где рос тот самый дуб.
– Да ну?! – удивился капитан.
– А потом ушлому журналистишке заплатили, чтобы он эту ахинею про секту и жертвоприношения выдумал. Хорошо написал, раз уж до сегодняшнего дня об этом люди говорят. Ну а после всей этой истории Евсеев пошел на повышение, но про сержанта не забыл… В академию поступить помог. Когда же полканом стал, бывшего сержанта майором сделал.
– Ага, не забыл. – И Лебедько разлил спиртное в пластик. – Тогда почему он сегодня от всех дел отстранил и потребовал рапорт написать на увольнение?
На этот раз Шмаков не стал дожидаться, пока собеседник подаст ему стаканчик. Сам взял да выпил. Следом за ним осушил свою изрядно помятую пластиковую емкость и капитан.
– Ты погоди-ка так говорить. Он человек импульсивный – сначала делает, потом думает. Вот отойдет, остынет немного и восстановит. А ведь мог и вообще… – уверенно заявил майор, оглянувшись на дуб. – Да и мы, признаться, не лучшим образом сработали. Сначала этого инспектора из КДН проворонили, а потом он же нас опять вокруг пальца обвел… Впрочем, я Евсееву и это припомню.
– А если не открутит назад, что тогда? – заметил Лебедько.
– Посмотрим, – отозвался майор.
Капитан поднял бутылку, поднес на свет фонаря – на донышке оставалось всего каких-то граммов двадцать. Даже горло не промочишь.
– Ладно. Давай пошли, – хлопнул его по плечу Шмаков, – не будем же мы здесь всю ночь сидеть. Пошли-ка и вправду в кафешку какую-нибудь. Зальчик отдельный возьмем. Нажремся до упада, чтобы про все забыть. А завтра, глядишь, Евсеев позвонит и скажет, чтоб возвращались. Жизнь ведь такая штука – черная полоса, затем белая.
Они поднялись со скамейки и зашагали по аллее к видневшейся в перспективе ярко освещенной Кольцевой.
– Если полковник уже окончательно с нами вопрос решил, то на деньги, что у меня в загашнике остались, первое время еще можно как-то протянуть. Полгода точно с голоду не помру. А потом хрен знает, что делать, – сказал капитан и закашлялся.
– Что ж, возможен и такой вариант. Правда, мне в него мало верится. Слишком уж многое нас с полканом связывает, – произнес оптимист Шмаков, все же допускавший и то, что Евсеев помахал им с капитаном ручкой всерьез и надолго. – На сколько, ты говорил, в таком случае твоих запасов хватит?
– На полгода, – напомнил Лебедько.
Майор рассмеялся.
– Это тебе на полгода хватит. А мне – максимум на месяц. Моя жена привыкла на широкую ногу жить. Каждый день по этим гребаным соляриям, косметическим салонам, парикмахерским и бутикам шастает. А недавно еще на фитнес записалась, – хмыкнул он. – Даже пешком умудряется передвигаться по городу с запредельной скоростью – сто баксов в час.
– Ничего страшного. Умерит свои аппетиты, а со временем привыкнет.
– Ладно, хватит рассуждать, – раздраженно бросил майор. – Потом увидим, кто из нас прав был.
Из кустарника перед самым носом майора и капитана неожиданно выбежал черный кот и, мельком взглянув на правоохранителей своими блестящими глазами, перебежал им дорогу. Суеверный Шмаков мгновенно замер как вкопанный. Остановился и капитан.
– Ты чего? – спросил Лебедько.
– Это ж примета плохая. – И майор три раза сплюнул через левое плечо.
– Фигня все это полная. Я не верю, – ухмыльнулся капитан. – Пойдем быстрее, трубы горят. – И он переступил невидимую черту, по которой только что пробежался помойный кот.
Вскоре Шмаков и Лебедько выбрались из мрачного парка и побрели вдоль Кольцевой. Мимо них проносились легковушки, фуры, грузовики. Барабанные перепонки буквально лопались от невыносимого шума, а глаза то и дело слепил свет фар. Но их мучения оказались недолгими – в скором времени показался съезд в город, а внизу призывно сияло неоновой вывеской придорожное кафе «Форсаж». Отстраненные от службы тут же ускорили шаг – полетели на горящую неоном вывеску, словно ночные мотыльки на свет лампочки.
– Сперва немного водяры возьмем, а потом и пивко в самый раз пойдет, – убежденно говорил майор и мял в кармане купюры, уже предвкушая, как сдует к краю бокала густую белую пену и сделает затяжной глоток янтарного напитка.
Перед самым входом в кафе к Шмакову и Лебедько прицепилась подержанного вида проститутка: колготки порваны, волосы растрепаны, губная помада смазана, вдобавок подвыпившая. Типичная придорожная шлюха, этакий сексуальный «фастфуд» для дальнобойщиков.
– Мужчины, за полштуки все в лучшем виде сделаю. Не отказывайтесь, таких цен в городе вы больше нигде не найдете. Ну так как?
Майор уже хотел было послать ее на три буквы, как зазвонил его мобильный. Даже не глянув на экранчик, он принял вызов и поднес трубку к уху.
– Алло… Катюша?.. Я… – но не успел он договорить, как на том конце провода раздались гудки. – Вот же …лядство, даже выслушать меня не захотела, – выругался он. – Спроси тогда, а на хрена звонила. Чтобы трубку бросить?
– Что, с женой поругался? – облизнув губы, ухмыльнулась проститутка. – Бабы – они такие, не любят, когда мужики без их ведома поздно ночью где-то шляются и бухают. Так что не надейся, что сегодня она тебе даст. А я могу снять тебе напряжение. Вижу же, что настроение у тебя паршивое, так и хочется оторваться… Всего пятьсот рублей, и ты забудешь о своих проблемах.
– Пошла вон! – зло прошипел майор.
– Значит, импотент попался, – осипшим голосом в последний раз попыталась воззвать к мужской гордости Шмакова проститутка, но, встретившись с его затуманенным взглядом, повернулась к нему спиной и обратилась уже к Лебедько: – Ну а ты? У тебя-то наверняка встанет, ты же молодой.
