– Нет... – во рту сразу же пересохло, голос сел и осип. – Нет, мужики, вы че...
Наверное, он хотел сказать что-то очень важное и внушительное. Ну, благодаря чему неруси сразу же поймут, что его нельзя трогать... И вообще, что он, дядя Ваня, свой в доску и никогда никому не скажет об увиденном им сейчас... Даже под пыткой...
Владелец кафе не заметил, как за его спиной тихий и вежливый Саид схватил со стола небольшой, но очень острый нож для разделки мяса. Короткий скользящий шаг... Жарщик захватил голову своего работодателя, резким движением отвел ее назад и коротким, отработанным до автоматизма жестом вскрыл его горло от уха до уха...
На пол тандырной брызнула алая кровь. Грузное тело медленно оседало на пол... Дядя Ваня был еще жив... Он чувствовал, как из него вместе с кровью вытекает жизнь... Он хотел позвать на помощь – именно сейчас, в преддверии неминуемой смерти, ему как никогда раньше захотелось жить. Но распоротое горло отказывалось служить. Только хрип циркулирующего помимо легких воздуха да бульканье вытекающей из раны крови... Дядя Ваня умирал и ничего с этим не мог поделать. У него еще хватило сил обвести своих убийц умоляющим взглядом – ну сделайте хоть что-нибудь!..
Таджики молча и без какого-либо интереса наблюдали за тем, как стекленеют глаза хозяина кафе...
* * *
...Уязвимую точку в обороне Лося Салаутдин нашел практически сразу. Кафе. В процессе поглощения пищи человек менее насторожен. Он не следит за переменами в окружающей его обстановке. Он больше следит за собственной тарелкой...
Кроме того, Лось постоянно питался в одном и том же месте. Значит, он подсознательно не ждет там какого-то подвоха. Хозяин и персонал знакомы если не по именам и фамилиям, то хотя бы в лицо. А это ведь тоже в какой-то степени расслабляет...
Значит, доставать его надо именно в этом, тихом и спокойном, на его взгляд, месте. По телефону Салаутдин сообщил своим бойцам название заведения и адрес, которые почерпнул в импровизированной "сводке наружного наблюдения", предоставленной Фархадом.
Бойцы должны были изучить возможность атаки на авторитета в помещении кафе, не более того... Но им была предоставлена свобода рук. То есть метод изучения они могли выбирать сами, на свое усмотрение. И они его выбрали...
Многое им рассказал жарщик Алимжан. Тот самый Алик, который "уехал к маме". На самом же деле таджик был мертв... И спрятанный в пригороде под снегом труп будет обнаружен не раньше весны. Когда чеченцев в этом городе и даже в области уже давным-давно не будет...
Используя свои навыки в приготовлении пищи, Салман, назвавшись Саидом, весьма распространенным в Средней Азии именем, устроился на место пропавшего Алимжана. Здесь, конечно, абреки рисковали. Хозяин вполне мог найти кого-нибудь на это место в тот же день. Но свою роль сыграли оперативность, везение и жадность дяди Вани...
Пока Салман изучал кафе изнутри, Лечи занимался тем же самым снаружи. Вывод, сделанный опытным боевиком, был однозначным – снаружи атака бесполезна. Вход во время трапезы Лося тщательнейшим образом охраняется. Зато атака из подсобного помещения кафе должна увенчаться успехом.
Боевики прорезали в гофролисте стен тандырной небольшую дверь, которая выводила на задний двор кафе, за мусорные баки. Именно через эту самодельную дверь боевики ночью протащили в помещение кафе оружие и боеприпасы. Акция была назначена на этот день.
Своим внезапным появлением дядя Ваня чуть было не сорвал замысел боевиков. Пришлось его убить... Хотя изначально Салаутдин не планировал лишних жертв. Это ведь не боевая операция, когда для устрашения врага годятся все средства. Это всего лишь сведение личных счетов. Защита чести...
– ...Уберите это... – кивнул Салаутдин на труп ресторатора.
Бойцы послушно ухватили тяжеленного дядю Ваню за руки и поволокли к замаскированной прорези в стене. Сам командир в это время приоткрыл входную дверь в тандырную и выглянул в коридор. Хотя было раннее утро и заказов пока не поступало – зал был совершенно пуст, – но мало ли... Осторожность не повредит...
Боевики, надсадно сопя и ругаясь вполголоса, с трудом вытянули труп во двор. Покойный дядя Ваня как будто не хотел покидать этого помещения – то одежда, то ноги цеплялись за острые края импровизированной двери.
Кое-как, с горем пополам, боевики все же выволокли тело наружу и затолкали его в узенький промежуток между задней стеной кафе и бетонной коробкой, в которой стояли металлические короба под мусор. Пустые – "автопомойка" приезжала во двор с шести до половины седьмого утра.
Пока Салман, знающий расположение комнат, бегал за песком, чтобы присыпать довольно большую лужу крови на полу, Лечи почистил одежду и, по указанию Салаутдина, пошел во двор. Необходимо было прогреть двигатель автомобиля. Машина нужна была чеченцам для экстренной эвакуации с места преступления сразу же после окончания акции. А вазовские модели капризничали в любую погоду, а не только в сильные, как сейчас, морозы. И полагаться на слепой случай было, по меньшей мере, безрассудно.
Вернулся Салман, набравший мелкого песка из большого ящика, стоящего у задней двери кафе на случай пожара. Придирчиво проконтролировав, чтобы песок полностью скрыл следы произошедшего здесь убийства, Салаутдин отошел в угол и присел на корточки. Наступало время ожидания...
2
Лейтенант Марина пробежала по коридору, взмахнула ладошкой в приветственном жесте попавшемуся навстречу помощнику дежурного по РОВД и без стука – в служебных помещениях не могут заниматься чем-либо предосудительным, не так ли? – ворвалась в кабинет своего вчерашнего собеседника, опера Димы. Ну, старшего опера... Это должность такая... Но она не всегда делает человека умнее и ответственнее...
Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы понять – юный сыщик страдал. Осунувшееся лицо, растрепанные волосы, мешки под глазами...
– Ну, что? – Стараясь не замечать ни "болезненного" вида коллеги, ни запаха, весьма недвусмысленно указывающих на характер "болезни", Марина упала на стул, стоящий перед широким письменным столом, за которым страдал опер.
– А-а, Мариша... – оперативник поднял голову. До этого он пытался дремать, пристроившись щекой на тыльной стороне ладоней, и сейчас на скуле алели несколько вмятых полос. – Как дела?..
– Вообще-то это я хотела спросить – как дела?.. – В голосе девушки проскальзывали брезгливые нотки.
– Ты о чем? – удивился опер. И тут же пожаловался: – Херово мне, Мариша... И что-то с памятью моей стало... Напомни, о чем ты...
Девушка даже отшатнулась, в глазах появилось обиженное недоумение:
– Так ты звонил? Ты проверил?
– Кому?.. Что проверил?.. – Опер добросовестно старался вспомнить что-то важное... Но не мог.
– Сволочь ты, Дима, – совершенно спокойно сообщила девушка. – Алкаш конченый... И нет у тебя ни стыда, ни совести.
