И если когда-то погибнуть придется,
Лежать нам, конечно, в могиле одной.
И мать будет плакать, а гады – смеяться.
Для Бонни и Клайда наступит покой.
Бонни Паркер, поэма «История Бонни и Клайда»
В некотором царстве, в некотором государстве…
Четверг, 23 июня
Господин Жирницкий – заместитель мэра города Качалова по земельным ресурсам и недвижимости – готовился отойти ко сну. Он постоял перед зеркалом в отделанной отшлифованным мрамором ванной, критично рассмотрел свою фигуру. Волос на голове с каждым годом становилось меньше, повернулся в профиль, оценил расстояние по горизонтали между кончиком носа и краем живота, вздохнул. Располнел Александр Яковлевич на ответственной работе, скоро в «Порш» не пролезет, придется автобус покупать. Или спортом наконец заняться. Посетить хоть раз – ну, просто ради смеха – тренажерный зал своего племянника, для кого он его открыл в непосредственной близости от мэрии?
Но ничто не могло удручить чиновника. С утра он пребывал в позитивном настроении – с ним и завершит текущий день. Он запахнул халат, подмигнул раздавшемуся отражению и удалился из ванной. Постоял у закрытой двери в спальню дочери, у ребенка было тихо, угомонилась уже: отгремела музыка, и телевизор, кажется, замолчал. Нормальная дочь росла у чиновника: шестнадцать лет, умница, скромница, с себе подобными (из когорты избранных) особо не общалась, даже странно. Собиралась поступать в Московский университет «на юриста» – чему отец и мать ни в коей мере не препятствовали, просто удивлялись – будущее ребенка и без «сложных» вузов вырисовывалось безоблачно, стоит ли надрываться в столь юные годы?
Чиновник зевнул и поволокся в спальню. Дом в коттеджном поселке на северной окраине Качалова – в непосредственной близости от Лебединого озера и черничного бора – соответствовал всем критериям приличного жилья. Два этажа плюс незаконченные чердачные помещения, восемьсот метров полезной площади, обширная приусадебная территория с собственным парком и цветником, надежный трехметровый забор по периметру, скрывающий владения чиновника от любопытных глаз. Он пошаркал тапочками по полу в галерее, с которой открывался вид на погруженный во мрак вестибюль, прибавил шаг – с некоторых пор он начинал себя неуютно чувствовать, оставаясь один в этой пустынной громадине, – и вошел в спальню. Супруга Антонина Геннадьевна давно погасила свет, но еще не спала, ворочалась.
– Как там у Светки? – пробормотала она, когда муж забрался под одеяло.
– Тишина у Светки, – ответствовал Жирницкий. – Спит ребенок, – и прижался к облаченной в «непробиваемую» сорочку супруге – движение инстинктивное, отработанное с годами.
Антонина Геннадьевна пробормотала, что уже спит, отвернулась к стене – движение не менее отработанное. Чиновник привычно вздохнул и перебрался на свою половину. Секс с женой на данном историческом этапе уже не актуален, особенно после «последнего раза», когда Антонина Геннадьевна уснула в момент его наивысшего наслаждения, оскорбив мужчину до глубины души. Ладно, завтра пятница, последний рабочий день. Супруга укатит к матери в Москву, у него появится часок-другой, чтобы отлучиться к одной знакомой вдовушке, которую он уже второй год подкармливает. Потешит себя Надеждой. Он закрыл глаза. Мысли текли непринужденно, верным курсом. Его проинформировали, что счет в «ведущем» столичном банке уже открыт, и первый «транш» на нем с удобством обосновался. Столичный бизнесмен, приобретший участок в живописном уголке Лебединого озера, весьма доволен. Остались технические вопросы с оформлением документации, с ликвидацией нескольких домов в частном секторе, попадающих в зону «интереса». Наглецы, уперлись, как бараны, – не отдадим и пяди родной земли! Куда они денутся, наивные? Не первые и не последние. Пара древних бабок, ничего, переселятся в богадельню под Лихоносово, там таких четыре десятка, доживут уж как-нибудь; двое алкашей – с этими без проблем, по пьяной лавочке в наше время чего только не случается. Не забыть поделиться с мэром Фаустовым, перевести оговоренную сумму Максиму Максимовичу из Министерства имущественных отношений Московской области, не забыть про Павла Юрьевича из Министерства экологии и природопользования – впрочем, с Павлом Юрьевичем можно и не делиться, достаточно устной признательности – будут квиты…
Благостный сон «народного прислужника» нарушил тычок под ребро. Он проснулся, распахнул глаза. В ухо взволнованно дышала Антонина Геннадьевна.
– Саша, проснись… – шептала она. – Проснись же, черт тебя побери.
– А? Что? – бормотал он. – Ты чего, Антонина? Который час? Такая рань…
Настенные часы с подсветкой сообщали, что уже 14 часов ночи, тьфу, ну, понятно… Форточка была приоткрыта. Из-под тюлевой занавески, чуть дрожащей под напором ночного ветерка, просачивался маревый лунный свет.
– Я что-то слышала, Саша… – ее горячий шепот вибрировал, прокрадывался в мозг, вызывая ответные вибрации. – Мне кажется, за дверью что-то скрипнуло.
– Ну, что за глупости, – разозлился он. – Перестань выдумывать, Антонина.
– Нет, Саша, мне не почудилось, я слышала какой-то звук.
И оба непроизвольно затаили дыхание. Кожа чиновника покрылась предательскими гусиными мурашками. Пропади она пропадом, эта Антонина! Что ей могло почудиться? Дом подключен к сигнализации, вневедомственная охрана не дремлет, да и вообще дома чиновников подобного ранга в Качалове не грабят – давно прошла эта эпоха, теперь все по-другому! И вдруг он тоже уловил отдаленный шум, словно поскрипывало что-то.
Зашевелились волосы на лысеющей голове, и капелька пота сползла со лба на переносицу. Ерунда какая-то…
– Может, Светка лунатит? – предположил он дрогнувшим голосом. – Проголодалась, на кухню спустилась, хрустит там своими чипсами.
– Ты о чем? – испуганная супруга прижалась к нему. – Когда наша Светка лунатила? Спит ночами как сурок, пушкой не разбудишь.
Что верно, то верно. Уж поспать эта девица мастерица. Он шутил, бывало, мол, ты у нас ненасытная в постели, доченька, все спишь да спишь.
– Сходи, проверь, а? – подкинула супруга не самую здравую идею. – А то мне что-то страшно, Сашенька…
Зачем куда-то ходить, если телефон под рукой? Позвонить в охрану, пусть приедут, проверят. Но нет, это как-то не солидно, ухмыляться потом будут, мол, пугливый чиновный люд, боятся на пустом месте. Да и в глазах супруги он от этого не вырастет. Испытывая сильное душевное волнение, Александр Яковлевич выбрался из кровати, сунул ноги в тапочки и подошел к двери. Почему так страшно-то, господи? Ну что произойдет в собственном доме?! Он проделал щелку в двери и высунул нос в коридор. Все пространство второго этажа было окутано сизой полумглой. Из полумрака поблескивали в лунном свете хрусталики на люстре, проступали витые ограждения на галерее. Антонина Геннадьевна снова что-то исторгла, и он вышел, чтобы не слушать ее стоны. Прокрался на цыпочках по коридору, удивляясь собственной решимости, спустился в холл, где «храбро» бросился к выключателю и активировал иллюминацию. Тьфу, каналья…
