– Повествуй, Георгий, повествуй, – вкрадчиво говорил Роговец. – Все, что помнишь, все, что думаешь по этому поводу. Я не враг, прошу поверить. Да, собачимся по каждому поводу, но опасность – одна на всех, согласись? Расскажи, и мы придумаем, как минимизировать потери и выбраться из этого дерьма.
Полковник рассказал чистую правду и ничего, кроме правды. Он помнил урывками, бывали прояснения. Помнил о двоих злоумышленниках – мужчине и женщине, как они глумились над ним, как он зажигал в морге, шизея от страха, вызванного введением психоактивного вещества. Чего бы он так испугался – покойников никогда не видел? Он помнил глаза гипнотизера – влажные, засасывающие, но, хоть ты тресни, не помнил его лица. Помнил, как внушение кувалдой вбивалось в голову… Закончив говорить, он с мольбой уставился на собеседника – плевать на Роговца, но сегодня этот полковник был посланцем высших сил…
– Я понимаю, Георгий, понимаю, – обдумав ситуацию, проговорил Роговец. – Ты ни в чем не виноват, любой из нас мог оказаться в схожей ситуации… Черт… – Он раздраженно щелкнул пальцами. – Выходит, и до нас добралась эта раковая опухоль. Могли бы сразу догадаться. Ублюдки сменили тактику – к своим традиционным действиям добавили что-то новенькое… – И он провалился в глухую задумчивость, лишь изредка недовольно морщился и настороженно косился в темные углы.
– Владимир, а как со мной? – решился прояснить ситуацию Филин. – Ведь всем понятно, что это не моя инициатива…
– С тобой?.. – выбрался из задумчивости Роговец. – Ах, с тобой, Георгий… – Лицо полковника очерствело. – Прости, Георгий, – он понизил голос, – но ничего утешительного сообщить не могу. Ты знаешь, что нужно делать в подобных случаях – не мной придумано, и не нам это оспаривать. Таковы правила. Надеюсь, ты все сделаешь сам, не заставишь людей напрягаться и нервничать?
У полковника от страха свело челюсти, застучали зубы.
– Но зачем, Владимир? – лепетал он, сильно заикаясь. – Какой смысл? Я могу просто исчезнуть, оставить вам все, что у меня есть… Меня никто больше не увидит… Ведь бывают исключения из правил, ты подумай…
– Георгий, не заставляй проливать крокодиловы слезы, – пробормотал полковник. – Лично я готов поверить и понять. Лично я, возможно, и оставил бы тебе шанс. Но мое мнение никого не интересует – я всего лишь посланник… сил ада, – пошутил он, – решение принято, оспаривать его бессмысленно. Нам всем очень жаль, не только мне. Давай, коллега. – Он поднялся со стула и похлопал онемевшего от ужаса сослуживца по плечу. – Такова жизнь, мы сами выбрали эту дорожку. Решимости тебе, полковник. Приятно было работать в одном городе, все такое. И постарайся не затягивать, хорошо? Пойми, другого выхода не будет. У тебя есть двадцать минут, их должно хватить. И не звони жене – ни ей, ни тебе от этого легче не станет.
И полковник полиции, ступая, как кот, вышел из кабинета. Георгий Николаевич задыхался от безысходности. Ерунда, такого просто не могло произойти. Он откинул голову, начал восстанавливать дыхание, но все было тщетно. Смерть засасывала полковника в свою прожорливую глотку. Сбежать? Но куда? Окна и дверь перекрыты, там уже ждут несговорчивые парни. Развязать бой? Погибнуть в бою? Ключевое слово все равно – «погибнуть»… Только через пять минут он смог выбраться из кресла и подняться. Постаревший, весь желтушный, с искаженным лицом, словно Гитлер, ковыляющий к своему яду, он добрался до сейфа, открыл его. Прикоснулся к пистолету Макарова и словно под высокое напряжение попал. Но забрал кое-как двумя пальцами, потащился обратно в кресло. Плюхнулся, растекся по мягкой коже. Жирные слезы хлестали из глаз. Не хватало самообладания полковнику полиции. Он оттянул затвор, приставил пистолет к виску… и не смог найти указательным пальцем спусковой крючок. Решил, что нужно выпить. Как он сразу не догадался! Филин бросил пистолет, начал выдвигать трясущимися руками ящики, извлек приземистый сосуд с бурбоном, граненый бокал. Кто же знал, что допивать придется в такой обстановке? Стучали зубы, стучала бутылка о стеклянное ребро. Он выпил залпом, не замечая, что янтарная жидкость струится по подбородку, капает на брюки. Потом наполнил второй бокал, высосал и его. Не помогало. Ничего похожего на опьянение. Мозги не туманились. Он снова кинулся наполнять бокал. Нацедил до половины, кончилась бутылка. Влил в себя, отдышался. Выскользнул бокал из ослабевшей руки, запрыгал по полу, не желая разбиваться. Кто бы одолжил ему мужества? Он схватился за пистолет обеими руками, чтобы уже не выронить, всунул ствол в рот – глубоко, до упора, словно это могло на что-то повлиять. Вытаращил глаза, побагровел, натужился, словно сидел на унитазе – надавил большим пальцем на спусковой крючок.
О том, что за спиной портреты в рамочках, Георгий Николаевич как-то не подумал. А зря. Идолы были забрызганы мозгами – такое проявление неуважения…
Город Чемдальск застыл в предынфарктном состоянии. Интрига была налицо. Власти пребывали в ступоре. Простые люди щелкали пультами от телевизоров, надеясь отыскать на голубых экранах что-нибудь еще интересное. Посмеивались на кухнях, шушукались по углам. Рейтинги чемдальских телеканалов выросли втрое. Но местные СМИ с этого дня таинственным образом помалкивали – делали вид, что ничего не случилось. Передачи с прямым эфиром энергично удаляли из сетки вещания. На ВГТРК вновь проходили чистки, росло количество и качество охраны. Устанавливали дополнительные турникеты. На ведущего местных новостей завели уголовное дело, а самого поместили под домашний арест. О смерти полковника Филина официально не сообщалось, но слухи муссировались упорные – застрелился, повесился, спрыгнул со скалы в бушующее море. Москва пока не реагировала на бардак на дальних окраинах, а если что-то и происходило, то простым гражданам сие было неведомо. Власть застыла в страхе. Почему такая эпидемия самобичевания в высших эшелонах власти с последующим уходом из жизни? Те, кто были в курсе, не спешили сообщать коллегам о своем знании. В подвешенном состоянии проволокся день. Особые подразделения, сотрудники спецслужб работали, не покладая рук. Подключались агенты – штатные и внештатные, собиралась информация о прибывших в Чемдальск гражданах.
«Вырезки» из передачи «Служба народу. Прямая связь» и выпуска чемдальских новостей разлетались по Сети, как горячие пирожки. А вечером следующего дня в Интернет были выброшены два изобличительно-развлекательных материала, и все встало на свои места. Чиновники задергались, приказали немедленно убрать эту похабщину. Пятитонный бульдозер, роющий котлован недалеко от центрального рынка и офисов местных компаний, «случайно» перерубил ковшом силовой кабель, к которому подключалась половина городских провайдеров. И в большинстве домов погасло окошко в мир. Но поздно, файлы, выложенные на хостинг, уже копировались на жесткие диски, размножались, распространялись, как письма счастья. Отключить Интернет по всей области власти были не в состоянии, в других регионах – тем более. Камера беспристрастно фиксировала, как болтался над бассейном в рыбачьей сети чиновник Калманович, а люди в масках перечисляли должностные преступления государственного служащего. Краткая вставка из выступления бледного чиновника перед микрофоном. «Мы не убийцы, дорогие друзья, – сухо констатировал голос за кадром. – Об этом всем известно, и предъявлять нам обвинения в смертном грехе крайне глупо. Никто не поверит. Мы не Высший, не Страшный и не шариатский суды. И нам действительно очень жаль, что после своего выступления господин Калманович был убит по приказу местной правящей мафии. Мы признаем себя косвенными виновниками его смерти. Но не прямыми. А теперь внимание на экран». И снова камера – на этот раз обычная камера внутреннего наблюдения в здании телецентра – фиксировала, как трясущийся от страха чиновник убегает в боковой проход из обложенного коридора. Снуют люди, никому нет дела до метаний «маленького» человека. Подходят четверо – двое с одного конца, двое с другого. Обмениваются парой слов, двое удаляются в боковой отросток, а двое остаются на месте, перекрывая проход. Камера приближает физиономию одного из них – насколько возможно, чтобы не терялась четкость. Голос за кадром бесстрастно комментирует: «Некто Сутягин Виктор Александрович, лейтенант полиции, работник отдела по борьбе с экстремизмом, особо приближен к Владимиру Петровичу Роговцу – начальнику областного УВД».
