— А это что за перец?! — удивленно спросил он.
— Могу ошибаться, Григорий Алексеевич, но, похоже, этот старикашка когда-то работал в лесничестве. Во всяком случае, водном из личных дел я натыкался на похожее лицо, но тогда оно было моложе.
— Мне плевать, где он работал! — взревел генерал. — Объясни мне, Крейцер, какого хрена он здесь делает?! И где те ублюдки, которых мы хотели бы видеть на его месте?!
— Не могу знать, Григорий Алексеевич, — сглотнул Крейцер. Этот парень уже, похоже, чувствовал, что закат карьеры не за горами. — Вы бы хоть спасибо сказали, что я его подстрелил. Он пятерых, между прочим, инвалидами сделал. Только я и остался из всей группы…
— Ах, спасибо тебе огромное! — побагровел Григорий Алексеевич — и насилу заставил себя успокоиться. Потери чудовищные, а результат как был на нуле, так и остается. Уж теперь-то настоящие «мстители» сюда не сунутся!
— Хоть что-то, Григорий Алексеевич, — заметил Крейцер. — Этот старикашка не из параллельного мира ведь вылупился, верно? Либо он работал на наших врагов, либо… — Крейцер помешкал, но все же договорил, — либо как в анекдоте: пришел лесник и всех послал. Вы привели всю гвардию с собой, Григорий Алексеевич?
— Двенадцать штыков, — поморщился Олейник. — Пятеро остались на базе. Трое на воротах, двое в лесничестве — это люди Морозова, остатки вашей братии, хрен он их кому отдаст.
— Не густо, — покачал головой Крейцер и вдруг заволновался, вспомнив, что и он — человек Морозова. — Послушайте, Григорий Алексеевич, стоит признать, что нам опять накостыляли. Нужно забирать раненых и возвращаться в лесничество. Там ведь фактически оголенная оборона, им ничто не мешает захватить губернатора.
— Да я чихал на губернатора! — снова взвился Григорий Алексеевич, стал метаться, как загнанный волк, что-то бормоча под нос. Потом застыл — его лицо исказил нервный тик. — Ладно, Крейцер, убираемся отсюда, зови людей. Подожди… — генерал напрягся. — Спутниковый телефон у кого?
— У меня, Григорий Алексеевич… — Крейцер похлопал по поясному водонепроницаемому футляру. — Подозреваю, что парням на воротах — он, как корове седло.
— Ладно, — генерал шумно выдохнул. — Стереги и не вытаскивай…
— Товарищ генерал-майор! — вдруг прорезал чащу пронзительный крик. — Мы нашли Островскую — председателя горсовета! Она тут метрах в сорока, привязана к дереву. Выглядит не очень, но вроде дышит. Что с ней делать, товарищ генерал-майор?!
«Добить!» — чуть не выкрикнул генерал, но прикусил язык. Кровь отливала от лица. Выходит, добрались-таки до Киры Ильиничны. И утопление в реке не пошло ей на пользу.
— Ну и ну, Григорий Алексеевич… — потрясенно выставился на него Крейцер. — А ведь они работают, как по нотам.
— Заткнись… — прорычал генерал, раздирая немеющие мышцы лица. — Эй, там! — гаркнул он. — Отвязать эту чертову бабу и забрать с собой! А будет обузой — топите на хрен!
Ошибка была настолько непростительной, что хоть за голову хватайся! Матерящееся воинство, волокущее раненых товарищей и бесчувственную женщину, едва добралось до берега, когда попало под шквальный огонь «мстителей», взбешенных гибелью союзника. Их целью оказалось не лесничество, где окопался струхнувший губернатор, а последний боеспособный отряд во главе с начальником ГУВД. Стреляли с нескольких точек, идеально замаскировавшись. И снова, несмотря на личные счеты, они стремились не убить, а покалечить. Свинец от прицельных очередей накрыл мятущееся войско. Автоматчики бросали раненых, разбегались, падали с простреленными конечностями, вопили, истекали кровью. Кто-то отстреливался, но с нулевой эффективностью — просто не было времени зафиксировать мишень, прицелиться. Корчились израненные люди, кровь текла рекой. Кто-то кинулся к Барнашу, чтобы вплавь перебраться на другую сторону, но свалился в воду с перебитыми ногами. Только Крейцеру удался этот финт — он просто вкатился в воду и сразу же ушел на глубину. А вынырнул уже на середине, сделал несколько сильных гребков, обернулся на не стихающую вакханалию — снова нырнул…
Остальные не обладали столь завидной прытью. Падали последние раненые, вой над полем побоища царил такой, словно здесь кого-то искренне оплакивали. Генерал Олейник при первых же выстрелах упал на землю, рычал, постигая ошибку. Какой он раззява! Не зря ведь говорят, что ярость застилает разум. Раненый боец свалился рядом с ним на колени, Григорий Алексеевич схватил его за шиворот, повалил на себя, одновременно выхватывая пистолет. Стреляли из леса справа от моста, кажется, там были две огневые точки. И за опорами разрушенной переправы кто-то расположился. Значит, слева никого нет. Отстреливаться было бессмысленно. Он начал ползти, волоча перед собой подстреленного бойца. Тот пытался сопротивляться. Григорий Алексеевич бросил эту тушу — он же не Геракл. А стрельба не унималась, кто-то пробежал мимо, рассчитывая укрыться за бревном, но пуля сразила, и истекающее кровью тело повалилось на генерала. Да пропади ты пропадом! Он стряхнул его с себя, пополз к лесу, извиваясь ужом. Пули пропороли глину перед носом, пришлось сменить направление. Ноги плохо слушались, от страха дрожали поджилки. Кира Ильинична, радость ты наша! Женщина валялась неподалеку, сексуально разбросав конечности, глаза были закрыты, веки дрожали. Григорий Алексеевич схватил ее за шиворот, поднялся на дрожащих ногах, прикрывшись безжизненным телом — стреляйте, что же вы? Начал поступательными рывками смещаться к обрыву, часть которого сглаживалась, и можно было выбраться к лесу. А стрельба между тем оборвалась — достали всех, кто оказался в данной точке пространства. Только несуразная конструкция из двух тел смещалась к обрыву. Стрелки выжидали. Григорий Алексеевич уцепился левой рукой за дерн за обрывом, а женщину он теперь держал одной правой. И вдруг резко отвалил ее от себя, послал мускулистое тело на обрыв и покатился в высокую траву на опушке. Запоздало пролаяла очередь, отколола край обрыва. А генерал уже ввалился в лес, попал в россыпь молодой крапивы, катился по ней, обнял дерево, отдышался. Он не выронил пистолет, честь и хвала ему за это! Подтерлись, ублюдки?! Он поднялся на трясущихся ногах, побежал в просвет между деревьями…
Но очень быстро устал, перешел на шаг. Остановился, чтобы передохнуть. Сердце выскакивало из груди. Черта с два, его не догонят! Но вдруг прошуршало что-то за спиной. Григорий Алексеевич резко обернулся, выстрелил по кустам, в которых засек движение. Теперь уже справа — метнулось за дерево. Он произвел второй выстрел, переметнув ствол. Треснула кора, сбило ветку с дерева. Он прорычал что-то матерное, пустился бежать, тараня низко висящие ветки. Теперь он четко слышал, что за ним тоже бегут. Генерал снова обернулся, увидел, как тело метнулось из-за дерева за бугор. Он выстрелил дважды, взметнув глину и траву. Муть стояла перед глазами, страх забился молоточками под черепом. Он вновь пустился наутек, пролезал под стволами завалившихся деревьев, скатывался в ямы, выкарабкивался из них, используя все конечности и даже голову. Но его уже догоняли! Олейник явственно слышал топот за спиной. Встал, оскалил трясущийся рот, принялся выстреливать пулю за пулей по дуге. Никого! Но это бред, он точно слышал, что за ним бежали. Вокруг лишь сплошная тьма из черных деревьев и подлеска. Щелчок, закончились патроны! Он выбил пустую обойму, сунул в карман трясущуюся руку, выхватил кусок металла с десятью заряженными смертями, но тот сбежал из руки, упал в траву. Григорий Алексеевич рухнул на колени, принялся шарить непослушной ладонью. А от дерева уже кто-то оторвался, двигался на него, вскидывая автомат. Григорий Алексеевич заорал дурным голосом, прекратил поиски, кинулся прочь, уже не видя, куда бежит. Очередь прогремела над ухом. Ноги переплелись, он повалился в траву. Его схватили за шиворот, врезали по челюсти, по глазам, швырнули носом на корявый ствол, хрустнул хрящ. Затем его огрели по затылку «металлическим тупым предметом». Потом, возможно, били еще, но он уже не помнил…
