— Извините меня, сеньора, — смутился Галиндо, — конечно,
видел. У вас прекрасный вкус! А журналистов я действительно не люблю. Они не
всегда честно добывают свои материалы, не брезгуют любой информацией, да и
подать ее могут по заказу — и так, и эдак. Они способны напрочь уничтожить
репутацию человека. Или создать ее заново из ничего.
— Я вас понимаю, — кивнула она.
Галиндо взглянул в окно. По мере продвижения к югу
становилось все теплее. Судя по всему, ближе к океану будет совсем жарко.
Извинившись, ювелир снял пиджак и повесил его на вешалку. Дронго последовал его
примеру. Оба остались в рубашках с короткими рукавами: Дронго — в белой, под
цвет костюма, а ювелир — в темно-синей.
— Я думал, что в октябре в Андалусии бывает прохладней, —
признался Дронго.
— Здесь даже в декабре случается жара, — улыбнулся ювелир, —
сразу видно, что вы не бывали в этих местах.
— Не бывал, — подтвердил Дронго.
В этот момент мимо них прошел молодой человек приятной
наружности. Увидев его, Галиндо вздрогнул. Приподнявшись с кресла, он обернулся
и посмотрел вслед удаляющейся фигуре. Плюхнувшись обратно, растерянно произнес:
— Не может быть…
Дронго и женщина с интересом взглянули на своего спутника.
Тот был не просто растерян, а скорее огорчен, ошарашен, смущен. И не собирался
этого скрывать. Он поднялся и еще раз посмотрел на молодого человека,
прошедшего в конец вагона. Незнакомцу, на которого смотрел Галиндо, было лет
двадцать пять. Карие глаза, волнистые каштановые волосы, правильные черты лица:
красиво изогнутые брови, тонкие губы, ровный прямой нос. Он был одет в светлую
легкую куртку, голубые джинсы и темную тенниску. Ювелир тяжело вздохнул:
— Он тоже едет в Чиклану, а ведь ему нельзя там появляться…
— Кто это? — поинтересовался Дронго.
— Антонио Виллари, — неожиданно назвала имя молодого
человека Ирина Петкова. — Я видела его фотографии в журналах. Кажется, он друг
сеньора Пабло Карраско.
— Вы тоже об этом знаете? — печально спросил Галиндо.
— Об этом знает вся Испания, — ответила она, отвернувшись к
окну.
— Как вы сказали? — переспросил Дронго. — Близкий друг
сеньора Карраско?
Энрико Галиндо еще раз тяжело вздохнул. Петкова посмотрела
на Дронго и пожала плечами.
— Слишком близкий, — ответила она, пристально глядя ему в
глаза. — Я думала, что вы знаете. Об этом знают все.
— О чем? — не понял Дронго в очередной раз. Он недоуменно
смотрел на своих собеседников, ожидая объяснений.
— Они очень близкие друзья уже несколько лет, — подчеркивая
каждое слово, произнесла Петкова, — но мне кажется, что сеньор Галиндо
осведомлен гораздо лучше меня.
— Я видел его несколько раз, — продолжил тему Галиндо, —
признаюсь, что для меня это загадка. Как мог такой человек, как Пабло Карраско,
связаться с этим мальчишкой! Не понимаю…
Дронго усмехнулся.
— Что они сделали? Ограбили другого ювелира? — пошутил он.
— Нет, конечно, — вздохнул Галиндо. И вновь повторил: — Ему
нельзя появляться в Чиклане! Разумеется, личная жизнь — это частное дело
каждого, но некоторые таблоиды уже сообщали о нетрадиционной сексуальной
ориентации сеньора Карраско…
Ювелир продолжал вздыхать. С одной стороны, он действительно
не хотел, чтобы появление молодого человека в Чиклане вызвало скандал. А с
другой — ему было приятно рассказывать незнакомцам о тайных пороках кумира,
который, оказывается, не был совершенством.
— Об этом знает вся Испания, — повторил он слова Петковой. —
Но все делают вид, что ничего не происходит. Дело в том, что супруга сеньора
Карраско из очень известной аристократической семьи. Сейчас она тяжело больна.
Врачи полагают, что ей осталось жить не больше года. Понятно, что в таких
условиях сеньор Карраско не решается обнародовать имя своего друга, с которым в
последнее время он вместе живет. В Испании нравы несколько отличаются от всей
остальной Европы. Здесь не столь либерально относятся к подобным проявлениям человеческих
страстей. К тому же у него большая семья: две дочери, внуки. Если его связь с
Антонио Виллари перестанет быть тайной для семьи — это может просто убить его
жену, повлиять на отношения с дочерьми и в конце концов отразиться на бизнесе.
В Испании не станут покупать бриллианты у ювелира, виновного в смерти
собственной жены. Он об этом прекрасно знает.
— Понятно, — Дронго задумчиво потер подбородок, — значит,
этот молодой человек направляется к своему другу Пабло Карраско?
— Вот именно, — кивнул Галиндо, — и это очень неприятно.
Следовало бы предупредить сеньора Карраско о его прибытии. Возможно, он примет
меры, чтобы не пустить Антонио в отель.
— В чужие дела лучше не вмешиваться, — заметил Дронго, — а
что, если он сам вызвал своего друга на презентацию? Такую версию вы
исключаете?
Галиндо посмотрел на Дронго и недоуменно пожал плечами.
Затем перевел взгляд на Ирину Петкову.
— Может оказаться, что сеньор Дронго прав, — подтвердила
молодая женщина, — лучше не вмешиваться.
Галиндо в очередной раз привстал, оглянулся и вновь уселся
на свое место, недовольно бормоча что-то себе под нос. Больше на эту тему не
было сказано ни слова. Петкова начала с восхищением вспоминать о Гранаде, где
побывала в прошлом году, и разговор плавно переключился на местные достопримечательности.
Минут через двадцать Дронго поднялся и направился за минеральной водой к
буфетчику, стоявшему со своей тележкой в конце вагона. Купив три бутылки — для
себя и своих спутников, — Дронго на обратном пути еще раз внимательно оглядел
Антонио Виллари, сидевшего с мрачным видом. Затем вернулся на свое место, и
попутчики беседовали еще около часа, пока, наконец, поезд не остановился на
небольшой станции в Кадисе, южной точке Пиренейского полуострова.
Стоянка такси находилась прямо напротив платформ, через
дорогу. Мужчины галантно помогли даме справиться с ее чемоданами. Здесь не было
носильщиков, но у здания станции стояли тележки. Втроем вместе со всеми своими
вещами в одно такси они поместиться не могли и взяли еще одну машину. Кто-то из
мужчин должен был поехать с дамой, чтобы не оставлять ее одну. Но Ирина Петкова
предложила другой выход: все трое уселись в первое такси, а чемоданы и сумки
сложили во второй автомобиль. И обе машины отправились в сторону Чикланы,
чтобы, обогнув городок, добраться до Нуово Санкти Петри, где находился отель
«Мелиа». Галиндо вертел головой во все стороны, но так и не увидел Антонио.
Очевидно, тот в числе пассажиров, первыми покинувших вагоны, уехал на автобусе,
который отходил от вокзала через минуту после прибытия поезда.
Коста де ла Луз считалась неосвоенной территорией, и новые
курорты начали появляться здесь только в конце девяностых. По другую сторону от
Гибралтарского пролива, у побережья Коста дель Соль, уже много лет работала
целая индустрия фешенебельных гостиниц и роскошных дворцов для состоятельных
европейцев, американцев и, конечно, арабских шейхов, так любивших приезжать
сюда на отдых. «Золотой милей» называли прибрежную полосу Средиземного моря от
Малаги до Марбельи и Эстепоны.
