— Если колье еще в отеле, мы его обязательно найдем, —
твердо сказал Рибейро. Подойдя к Рамону, комиссар спросил его: — Ты покидал
свой пост сегодня днем?
— Нет, сеньор комиссар, — Рамон выглядел испуганным, —
честное слово, я все время сидел на стуле.
— Когда пришла сеньора Ремедиос, ты видел?
— Примерно час назад, — ответил, подумав, Рамон, — я видел,
как она вошла в свой номер. И сразу пришел сеньор Галиндо. Кажется, его так
зовут, он говорил со мной по-испански, и поэтому я запомнил его имя и фамилию.
Энрико Галиндо.
Когда он произнес это имя, комиссар обменялся взглядами со
стоявшими рядом Дронго, Бернардо и Петковой.
— Мы вместе подошли к номеру сеньоры, — продолжал Рамон. Над
губой у него выступили капельки пота от напряжения. — Мы позвонили, и она
открыла дверь. Он говорил о каких-то эскизах, но сеньора Ремедиос не стала его
слушать. И не впустила нас в номер. Потом он ушел.
— Больше никто не приходил? — уточнил комиссар.
— Приходил, — вспомнил Рамон, — японец. Он стоял у окна и о
чем-то говорил с сеньорой. Но он тоже не входил к ней в номер. По-моему, он
спрашивал, когда можно будет уехать. Она ему ответила, и он тоже ушел.
— То есть в номер к ней никто не входил? — переспросил
Рибейро.
— Никто, сеньор комиссар. — Рамон сильно волновался и беспомощно
моргал глазами. Врать он, видимо, не умел, и было заметно, что разговор ему
дается с трудом.
— Послушай меня, Рамон, — сказал комиссар, — мне важно
знать, кто мог здесь появиться. И я не хочу тебя ни в чем обвинять. Вспомни,
может быть, ты все же отлучался? Хотя бы на одну минуту? Выходил в туалет или
за водой? Я не буду тебя винить, но мне нужна правда. Только правда, парень.
— Я никуда не отлучался, — Рамон чуть не плакал, — я знаю,
что отсюда никуда нельзя уходить. Я все время сидел на своем месте. Все время,
пока мне не позвонили…
— Что? — сразу переспросил комиссар. — Что ты сказал?
— Мне позвонили и позвали к портье. Сказали, что приехала
моя сестра. Я удивился, ведь она живет в Чиклане и у нее скоро свадьба.
Подумал, раз она приехала, значит, наверное, у нас дома случилось какое-то
несчастье. И побежал к портье. Но оказалось, что меня никто не ждет. И никто не
звонил. Я понял, что меня разыграли, и вернулся обратно. Только не говорите
менеджеру — он меня уволит.
Комиссар взглянул на своего помощника. Потом на остальных.
Взял Рамона за руку и отвел в сторону.
— Сколько времени ты отсутствовал? Только вспомни точно.
Очень точно.
— Я побежал в холл. Это секунд сорок или пятьдесят. Там я
был одну минуту. Нет две. Может, даже три. И потом побежал обратно. От силы
пять минут, сеньор. Никак не больше. Прошу вас, не говорите об этом нашему
менеджеру, иначе…
— Не скажу, — пообещал Рибейро. — Пять минут? — переспросил
он.
— Да, — кивнул Рамон, — только пять минут, не больше.
— И ты не узнал голос звонившего?
— Нет, сеньор комиссар.
— Значит, ты не знаешь, кто тебе звонил. А когда это было?
— Примерно час назад.
— Пять минут, — задумчиво повторил комиссар и подозвал
помощника. — Срочно проверь, кто мог позвонить на внутренний телефон этого
парня час назад. Очень срочно. А ты, Рамон, вспомни еще раз. После того как ты
вернулся, здесь никого не было?
— Нет.
— И никто не выходил из номера сеньоры Ремедиос?
— Никто. Я бы увидел. И она тоже не выходила.
— Ясно. Спасибо, Рамон. Можешь возвращаться на свое место. И
не бойся, менеджер не узнает эту твою тайну.
Комиссар подошел к остальным.
— Что происходит — непонятно! Но нужно найти Энрико Галиндо.
Я хотел бы попросить вас, если вы его встретите, направить этого неуловимого
ювелира сюда. Мне уже не терпится задать ему свои вопросы.
Дронго и Петкова в который раз вышли во двор. Было около трех
часов дня. Солнце сияло во всю силу. Вокруг бассейна сидели люди. Две молодые
женщины даже рискнули искупаться. Какой-то мужчина, раздевшись, делал стойку на
голове, вызывая аплодисменты и смех у присутствующих.
— Вот, делать человеку нечего, — добродушно проворчал
Дронго.
— Они приехали отдыхать, — резонно заметила Ирина, — никто
не думал, что здесь может объявиться убийца. Кроме меня…
— Ты все еще пытаешься найти своего Помидора? — пошутил
Дронго.
— Лимончика, — напомнила она, — его именно так называли. А
ты никогда не слышал о нем раньше?
— Нет, не слышал. Думаешь, что это Галиндо?
— Теперь уже нет. Если Галиндо сумел по памяти сделать эскиз
ювелирных изделий, то он не просто хороший ювелир, но и блестящий художник.
Скорее всего, он не тот, кого мы ищем.
Дронго остановился, усмехнулся и покачал головой.
— Как все просто, — сказал он. — Если он умеет так здорово
рисовать по памяти, то он как минимум хороший художник. Значит, вашего Дудника
здесь нет. Либо он загримирован под Ямасаки.
— Нет, — возразила она, — мы получили фотографию Ямасаки. Он
действительно очень известный ювелир. У нас больше никого не осталось. Никого,
кто мог быть похожим на Дудника.
— Ты говорила, Дудник немного выше среднего роста, —
вспомнил Дронго, — Тургут Шекер чересчур высокий, я с моим ростом тоже не
попадаю под эти параметры. Коротышку Мачадо вообще исключаем. Галиндо доказал,
что он ювелир. Подозревать Бернардо не позволяет возраст, он стар для Дудника.
Антонио слишком молод. Остаются все-таки Ямасаки и… — он посмотрел на Ирину.
— Больше никого, — сказала она. — Геддес? Но его лицо
известно всему миру прессы, и он действительно тот самый журналист, за которого
мы его принимаем.
— Есть еще один человек, — сказал Дронго, — сам Карраско.
Какой у него рост? Чуть меньше ста семидесяти восьми. Может, сто семьдесят
пять. Просто он всегда сутулится и ходит, опустив голову, словно хочет казаться
ниже.
— Карраско — всемирно известный ювелир, — напомнила она.
— Но ты говорила о пластической операции… — Они подошли ко
входу в отель, и Дронго еще раз оглянулся на мужчину, стоявшего на голове. —
Наверное, он гимнаст, и ему нравится восхищение окружающих женщин.
— Кстати, о восхищении. У нас рассказывали легенды про бой
Дронго с великим Миурой, — напомнила Ирина. — Говорят, что ты смог продержаться
против него целую минуту. Тогда в Вашингтоне ты спас трех президентов.
— Насчет минуты не помню, — пожал плечами Дронго. — Однако,
помнится, я проиграл. Об этом тоже все знают.
