— Понятно, — усмехнулся Карраско, — ведь здесь сегодня будет
столько знаменитостей… Вы приехали по приглашению руководства отеля или вас
пригласил кто-то из наших друзей?
— Позвольте мне не отвечать на ваш вопрос, — дипломатично
ответил Дронго.
— Конечно, — согласился Карраско, — вы абсолютно правы. У
детективов свои секреты, у ювелиров свои. Извините, кажется, пришел мистер
Рочберг. Я вас оставлю на минуту.
Карраско поднялся и поспешил навстречу входившему в зал
полному мужчине с рыжей, уже заметно поредевшей шевелюрой. Живот нависал над
его шортами, почти скрывая ремень. Он был в белых носках и кроссовках. Увидев Карраско,
он дружелюбно кивнул и протянул ему руку.
— Кто это? — спросил Дронго.
— Исаак Рочберг, собственной персоной, — криво усмехнулся
Галиндо, — самый известный ювелир в Америке. Приехал специально, чтобы
посмотреть новые работы Карраско. Они знакомы уже много лет.
Следом за Рочбергом в ресторан вошел худощавый азиат с
коротко остриженными темными волосами. Он также обменялся с Карраско
рукопожатиями.
— Ямасаки, — продолжал комментировать Галиндо. — Ну и состав
здесь подобрался! Даже Нацумэ Ямасаки прилетел.
— Он из Японии?
— Нет, из Нью-Йорка. Его брат, архитектор, стал известен
сегодня всему миру.
— Почему? — не понял Дронго.
— Он вместе с архитектором Ротом построил две башни Центра
международной торговли. Бывшие башни, конечно. Сейчас архитекторов обвиняют в
том, что они не совсем правильно рассчитали наружные конструкции и внутренние
перегородки зданий. Но тридцать лет назад все восхищались их работой.
В зале появились еще двое. Один — полный, но подвижный
мужчина лет пятидесяти, низкого роста, начинающий лысеть. Другой — высокий,
крепкий, с мрачным загорелым лицом. На левой щеке у него виднелся шрам.
— А это кто? — поинтересовался Дронго, увидев, как
нахмурился Галиндо при их появлении.
— Я не думал, что их тоже пригласят, — скривил губы Галиндо.
— Провинциальные ювелиры. Много амбиций и никаких творческих достижений.
Обыкновенные ремесленники. Один из Валенсии — вон тот, маленький, Руис Мачадо.
А другой — Тургут Шекер, турок из Баден-Бадена. Говорят, у него была бурная
молодость.
— Это видно по его лицу, — добродушно заметил Дронго.
В зал вошла высокая женщина лет сорока с явной склонностью к
полноте. Несмотря на многочисленные подтяжки лица и удаление ребер, было
заметно, с каким трудом она сохраняет форму, пытаясь хирургическим способом
избежать того, что было заложено ее природными генами и добавлено беспощадным
временем.
— Господи, — прошептал Галиндо, — сама Эрендира Вигон.
Только ее здесь недоставало! И зачем только Карраско пригласил эту гадину на
свою презентацию?
— Она тоже ювелир?
— Хуже, гораздо хуже. Она издатель модного журнала. Пишет о
драгоценностях и современной моде. Яркая представительница «желтой прессы» —
абсолютно лишена всякой морали. Все ювелиры и модельеры ее боятся, как бомбы.
Она может шарахнуть в любой момент, невзирая на дружбу. Этакий журналистский
вариант киллера.
Эрендира была в длинном обтягивающем светлом платье, с
трудом вместившем ее телеса. Она недовольно огляделась. Заметив стоявших вместе
Руиса Мачадо и Тургута Шекера, небрежно кивнула им и прошла дальше, даже не
задержавшись, чтобы поздороваться. Оба ювелира посмотрели на нее с явным
неодобрением. Шекер процедил сквозь зубы какое-то ругательство.
Дронго, которому понадобилось взять еще хлеба, как раз
проходил мимо и стал свидетелем того, как Шекер и Мачадо обменялись мнениями об
этой особе.
Мачадо был испанцем, а турок, живший в Германии, кроме
своего родного языка, знал еще и немецкий. Но говорили они на английском,
которым владели оба.
— Я бы задушил эту дрянь, — злобно произнес турок, — как она
смеет здесь появляться!
— Все-таки ее кто-нибудь в конце концов убьет, — согласился
Мачадо.
Взяв булочку, Дронго повернулся, чтобы пройти к своему
столику. И услышал, как Эрендира Вигон громко приветствует высокого мужчину с
одутловатым лицом и крупными, слегка вытаращенными глазами.
— Здравствуйте, Фил! Я думала, вы не приедете.
— Тише, — одернул ее мужчина, — не нужно так кричать. Я
хотел сохранить инкогнито.
— Какое инкогнито, — громко рассмеялась женщина, — весь мир
знает мистера Фила Геддеса в лицо. Вы ведь самый известный журналист в Лондоне.
И все знают, как вы не любите Рочберга.
— Не кричите, — снова попросил ее Геддес, — при чем тут
Рочберг? Я собираюсь писать о новой коллекции Пабло Карраско.
— Думаете, что сумеете меня обскакать? — спросила Эрендира
Вигон. — Ничего у вас не выйдет, Фил, — здесь моя территория.
— Не собираюсь с вами спорить, — отмахнулся Геддес. — На нас
и так уже смотрят. Держитесь от меня подальше — не нужно привлекать ко мне
внимание. — Он взял тарелку и быстро отошел в сторону от журналистки.
— Хам, — гневно произнесла она, направляясь в другой конец
зала, — какой хам!
Дронго вернулся к своему столику. Карраско уже успел
поздороваться со всеми прибывшими и приступил наконец к завтраку. Галиндо
сосредоточенно ел свою яичницу.
— Интересная компания у вас подобралась, — заметил Дронго,
усаживаясь рядом.
— Верно, — хмуро согласился Карраско, — но я приглашал для
участия в презентации только ювелиров. А журналисты сами выбрали меня в
качестве объекта для наблюдений. — Он с раздражением швырнул салфетку на
столик.
Галиндо, не поднимая глаз, продолжал есть.
Внимание Дронго привлек стоявший в дверях уже знакомый ему
молодой человек лет двадцати пяти. Он искал кого-то глазами, оглядывая всех
находившихся в ресторане. Карраско, которого, по-видимому, и искал молодой
человек, заметил его первым. Нахмурившись еще больше, он поднялся и пошел ему
навстречу. Тот сделал по направлению к ювелиру несколько шагов.
— Я запретил тебе здесь появляться, — гневно сказал
Карраско, — ты нарушил мой запрет.
— Извини меня, — тонкие губы молодого человека задрожали.
— Пойдем отсюда, — приказал Карраско, оглядываясь по
сторонам, — быстро. Поговорим позже. Иди за мной, я покажу тебе твой номер.
Молодой человек тяжело вздохнул и поплелся следом за
ювелиром.
— Все-таки он приехал сюда без разрешения Пабло Карраско, —
возмутился Галиндо, — интересно, где он ночевал. Вчера вечером он, видно, не
решился показаться в отеле. А утром набрался наглости и заявился прямо сюда.
