– Слышишь меня? На Волкашина покушались!
– Как?
– Так! Стреляли в него.
– Живой?
– Живой. Пуля чиркнула по виску.
– Что теперь?
– Теперь бросай все, и бегом ко мне вместе с негром. На месте узнаешь…
В трубке раздались гудки. Сергей убрал ай-фон в карман, посмотрел с тревогой на испуганного стажера. Анисим с напряжением смотрел ему в лицо.
– Опять Азаров?
– Линять надо, Ан. Хреново у них совсем, а нам, как я думаю, хотят яйца оторвать, чтобы никому лишнего не сболтнули.
– Как линять?! Куда? У меня практика. Я не могу скрываться!
– А я могу?
Сергей стал лихорадочно все убирать со стола.
– Есть мысль, стажер.
– Какой мысль?
– Мысль кое с кем срочно переговорить.
– Он нас спасет?
Сергей пожал плечами…
Через два часа Сергей завершил свой рассказ о деле, в которое оказался втянут по глупости. Майор Сатронов, тот самый, волей судьбы уже дважды общавшийся с Сергеем, выслушал повесть, скептически усмехнулся, почесывая затылок.
– Ну, журналист, ты гнешь подковы! Ты мне предлагаешь, чтобы я впрягся в такую хомутину?
– К кому мне еще обратиться, кроме вас?
– Ты сам себе нашел приключение, даже денежки поимел, а теперь решил переложить ношу на плечи доблестной милиции? Умный ты парень.
– Милиция что-то не доблестная. Я вам расклад преступления даю, а вы отступное поете. Люди гибнут. За деньги.
– Бандитские разборки.
– В первую очередь они граждане, и закон должен им гарантировать защиту.
– Где твой Азаров? Где Горохов? Я не вижу на своем столе их заявлений.
– Я напишу. Я прошу защиты. Я не бандит, а журналист. Обыватель.
– Заметь – хитрожопый обыватель. Хотел халявки хапнуть.
Сергей пожал плечами. Трудный мужик этот майор.
Сатронов вздохнул, стал барабанить толстыми пальцами по столу.
– Думаешь, фээсбэшник своих крутит?
– Да. Волкашин. Или он в доле с братвой, или, что самое вероятное, сам дерет шкуру с бывших подельников. Дал им время обрасти жирком, а теперь сдирает шерсть вместе со шкурой. Его люди убили Олега Сысоева и выкачали из него деньги; не знаю, как и чем – скорее всего, с помощью шантажа. Второй мишенью оказался Азаров. Но Вениамин, сам того не ведая, на время отвел от себя угрозу, кинувшись под крыло к Волкашину. Тот решил, что Азаров никуда не денется, а его присутствие в Питере будет даже полезно – оставшиеся члены шестерки будут иметь наглядный пример… Фээсбэшник организовал похищение жены Маранкова. Тот послушно перевел деньги, но меньше, чем требовал Волкашин. Тот мудро выпустил жену «друга», но друга угрохал, а к Алине Маранковой снова подъехали с требованием отдать деньги, и она, желая остаться в живых, все капиталы перевела на анонимный счет. Следующим стал Мулатов. У него слабым местом была его «голубизна». Волкашин в случае с Мулатовым действовал через его любовника – Контенко-младшего. Его «завербовали» люди Волкашина и заставили действовать против своего ухажера. Контенко знал много тайн Мулатова, благодаря этому фээсбэшнику удалось проникнуть на счет Мулатова и скачать оттуда деньги. После и Мулатова, и Контенко-младшего убрали, как ненужный хлам.
Сергей на мгновение задумался, потом сказал:
– Сначала я считал, что у Мулатова был кто-то более близкий, чем Контенко-младший, но потом стало ясно – все-таки тот был основной привязанностью Мулатова.
Сатронов хмыкнул:
– Удивляюсь, журналист, как тебе позволили так глубоко запустить свои щупальца.
– Волкашин очень уверен в себе. Встреча с ним была моей ошибкой. Как бы то ни было, фээсбэшник действовал методично. После Мулатова пришла очередь Горохова. Но тот обратился за поддержкой к Азарову. После встречи со мной Волкашин понял, что медлить более не стоит – его «друзья» могут его разоблачить, – и ускорил события: устроил покушение на Азарова (причем стреляли так, чтобы не убить), а после – на себя, для отвода глаз. Что самое глупое – я сам подсказал Волкашину мысль о покушении на него. Теперь и Азарову, и Горохову некуда деваться – их обложили. Они покорно переведут деньги, а после их убьют.
– Все?
Сергей пожал плечами.
– Убьют нас с Аннусом. А Волкашин останется на госслужбе, имея под рукой десятки послушных людей и огромные денежные ресурсы в загранбанках для проведения личных операций.
– Бо-бо-бо, – округлил рот Сатронов. – Это уже заговор. Знаешь, парень, поедем к моим друзьям из контрразведки.
– У вас там есть друзья?
– И недруги тоже.
В контразведке Сергей провел ночь, а наутро, оповестив по телефону редактора Калашникова о том, что берет отпуск за свой счет, выехал в восточную часть страны. Аннуса взяли на свое попечение контрразведчики…
* * *
Вернуться в Питер Сергею не пришлось. Полгода он жил в Екатеринбурге. Успокоившись, вытребовал письмом документы из редакции и устроился на ту же зарплату в местной областной газете.
Он бы вернулся в родной город, в доставшуюся от бабки квартиру, на привычную интересную работу, но… Когда прошло пять месяцев мытарств по съемным квартирам, пять месяцев случайных подработок и прожигания сбережений (гонорара от Азарова), Сергей столкнулся нос к носу с Сатроновым.
Майор был в гражданской одежде; он сидел за столиком в привокзальном буфете и задумчиво тянул пиво. Увидев Бянко, Сатронов не обрадовался и не удивился. Только кивнул ему на пустой стул рядом с собой.
– Журналист, ты еще жив?
– А что? – Сердце Сергея предательски екнуло, наполнившись тем питерским ужасом, какой он испытывал, ежечасно ожидая гибели.
– Подгадил ты мне крупно с тем делом.
– Что стряслось? Волкашина не арестовали?
– Нет, не арестовали. И работает он уже не в ФСБ.
– Где же он? Вообще, что стряслось после моего отъезда?
– Многое. Ты удивлен, что я здесь? У меня пересадка. Еду в Сибирь. У меня в Иркутске мать. Квартиру продал. Денег хватит, чтобы там хорошо устроиться.
– А что в Питере? – Сергею было не интересно слушать планы Сатронова о будущей жизни в провинции. Его интересовал финал питерских разборок – от их исхода зависела его дальнейшая судьба.
Сатронов ухмыльнулся, отхлебнул пиво, облизал пену с верхней губы.
– Если бы я не был полным идеалистом, я бы послал тебя на три буквы, когда ты прилетел ко мне с похожим на бред рассказом о бандитских делишках. Я до сих пор виню себя за свою слабость.
Майор снова сделал большой глоток из кружки, осторожно опустил ее на стол.
