– Дураки! – неожиданно заявил Пастух, обращаясь к оставшимся за столом авторитетам. – Эти лохи на воле книжек стремных начитались да фильмов насмотрелись. А закона не знают! Наше общество – это братство справедливых людей. Каждый здесь, в зоне – как на ладони. И Глыба не «козлил», не «сучил», вел себя правильно… Хоть на воле делягой был, к нашим делам отношения не имел, но люди за него свое слово сказали…
«Вот, стало быть, как… – подумал Глеб. – Уже и справочки навели. Шустрый, однако, малый этот Пастух…»
Он не понимал, к чему ведет дело Пастух. И не позволял себе расслабиться, поддерживал состояние сжатой боевой пружины. Слова словами, а знак своим бойцам «смотрящий» мог дать в любую секунду. Хотя двое ближних солидно кивали, соглашаясь с каждым произнесенным Пастухом словом. Но это еще ничего не значит…
– И вот теперь какой-то фраерок из новых пишет маляву – дескать, опустите там правильного пацана по моему хотению, а я вас за это подогрею! – голос Пастуха усилился, сейчас в нем слышались нотки презрительного возмущения. – А того не знает, что хером не наказывают! Подталкивает нас к беспределу, хочет, чтобы мы скотам уподобились, закон порушили, за чифирь и «дурь» купить общество хочет! Тем более что и повода для наказания нет. Брательник-то его сам у Глыбы хотел жизнь забрать, но не срослось. Глыба круче оказался…
«Смотрящий» вдруг легонечко хлопнул Глеба по плечу:
– Иди с миром. Здесь у общества к тебе претензий нет. Ну, а что там, на воле, будет… – Пастух пожал плечами.
Кожухову понадобилось несколько секунд для того, чтобы осмыслить сказанное. Значит, смертельная опасность… Нет, не миновала – только отступила. По каким-то причинам – личным, не имеющим к интересам «общества» никакого отношения – Пастух решил его не трогать. Глеб не строил каких-то иллюзий в отношении принципиальности и справедливости «черных» – за то время, что он провел здесь, в колонии, сумел вникнуть в местные нравы и обычаи. Так же, как и по ту сторону «запретки», во главу угла ставятся собственные интересы авторитетов. А уже потом – и «закон», и «понятия», и «справедливость». Стало быть, весь этот спектакль был затеян только для того, чтобы поставить его, Глеба, в «обязаловку», загнать в долги. Нет, не материальные. Рано или поздно Пастух просто захочет его использовать как темную лошадку, как джокер в покерной колоде. И вот тогда он напомнит это «толковище»…
Но это будет завтра. А сегодня…
Не произнося ни слова, Глеб развернулся и, с трудом переставляя чужие, негнущиеся ноги, пошел прочь из бани. Подальше от авторитетов, от «торпед», от всего этого…
Как ни странно, но только эта история имела продолжение. Через пару недель, когда Глеб старательно полировал лезвие предназначенного в дар какому-то большому чину из управления кинжала, дверь в его мастерскую отворилась. На пороге стоял Пастух, за его спиной маячили серьезные физиономии «торпед».
– Ну, здорово, Глыба, – первым приветствовал «мастюшника» «смотрящий».
– Здорово, коли не шутишь… – откликнулся Кожухов, крепко сжимая протянутую ладонь. Появление Пастуха он воспринял без особого восторга. Раз пришел – значит, наступило время оплаты долгов. Но и прогонять гостя нельзя. Тем более такого гостя. – Проходи, присаживайся…
– Чайком-то угостишь? – усмехнулся «смотрящий». Небрежно кивнул «торпедам», сунувшимся было следом: – Там подождите…
Тоскливо заныло где-то глубоко внутри – не зря пришел Пастух, ох, не зря! Но, опять же, нельзя демонстрировать свои сомнения или страх. Поэтому Глеб, сохраняя каменное выражение лица – и не рад вроде как визиту, и в то же время против ничего не имеет, – кивнул в сторону приткнувшегося в углу маленькой мастерской стола:
– Присаживайся.
Пастух, продолжая загадочно усмехаться, занял предложенное ему место. С неподдельным интересом наблюдал за тем, как Глеб заваривает чай, выставляет на стол немудрящее угощение «дорогому гостю» – сгущенку и конфеты.
…Не спеша прихлебывали горячий, крепкий и вязкий, как кисель, «чаёк». Вели степенный разговор, как обсуждающие виды на урожай крестьяне. Точнее, по большей части говорил «смотрящий». Глеб ждал – ну когда же, когда он перейдет к делу?! К тому, ради чего он, собственно, и пришел сюда. И это ожидание выматывало больше, чем физическая работа.
– Ну, ладно… – допив чифирь, Пастух встал с места. – Пойду я… Будь здрав, Глыба!
И, не оглядываясь, вышел из мастерской. Глеб отер вспотевший лоб. Вспотевший не от крепкого и горячего чая – от напряжения, в котором он находился все время визита «смотрящего» в свою «биндюгу». Устало опустил руки вдоль тела – он так и не сумел понять, зачем приходил Пастух, чего он хотел добиться этим визитом. А непонятное всегда страшит… Какой бы ты ни был крутой и отмороженный.
Несмотря на то, что цель Пастуха так и осталась неозвученной и не понятой Глебом, плоды этого визита он пожинал уже вечером. Вернувшись в общежитие, которое по традиции называли бараком, он обнаружил, что его место занято.
– Я не понял, что за дела?! – угрожающе протянул он, обращаясь к какому-то забитому малому, устраивающемуся на его койке. – Ты кто такой?!
– Я… Мне сказали… – Малый был откровенно испуган.
Глеб уже хотел ударить его, когда плеча коснулась чья-то рука, а из-за спины донеслось нарочитое покашливание.
Обернувшись, Кожухов увидел отрядного завхоза.
– Слышь, Глыба… – начал тот, – я тут подумал… Что-то ты ночью кашляешь. Сам знаешь, «тубик» по зоне пешком ходит. А здесь место такое… Не фонтан, короче. Сквозняк… Вот и решили с братвой тебя переместить на другое место. Ну, чтобы все нормально было. А то ведь «хозяин», случись с тобой что, шкуру с меня снимет.
Обживая другое место, намного удобней и престижней, чем было до этого, Глеб думал, что завхоз лукавит. И страх перед «хозяином» здесь ни при чем. Просто зона уже знает – сегодня у Глыбы был «смотрящий». Вроде как не по делу приходил – так, чайку «пошморгать», за жизнь покалякать… Но разговор проходил при закрытых дверях. И это уже говорит о степени доверия и близости «мастюшника» к признанному лидеру «черной масти».
«Сидельцы» не озадачивались – а что там такое важное обсуждалось?.. Меньше знаешь – крепче спишь. А то, что Глеб внезапно вошел – пусть даже и помимо собственной воли – в число приближенных «смотрящего», отметили. И соответствующим образом отреагировали. Если обычному зэку Глыбе было положено по статусу занимать одно место, то теперь – другое. Более удобное и спокойное.
…Пастух заходил еще раз или два. Без какого-то конкретного повода. Пил чай, вел разговоры да посматривал искоса, с хитринкой. А уже перед самым своим освобождением – на полтора года раньше Глеба – бросил небрежно:
– Ты, Глыба, запиши телефончик. Может, будешь в наших местах… Звони. Встретимся, покалякаем, водочки хлебнем…
Глеб просто кивнул, соглашаясь. Не думал он, что этот номер ему понадобится. И, расставаясь с авторитетом, ничего, кроме облегчения, не испытывал…