Демин
Еле-еле разминулись. Андрей Ильич проехал буквально впритирочку, холодея от мысли, что может задеть растопыренные «рога» дорогого массивного джипа, на фоне которого его автомобиль смотрелся букашкой – тогда уж точно разборок с этими отмороженными подонками не миновать. Уж кто-кто, а он-то знал, как при малейшем поводе они умеют мгновенно вызверяться. Насмотрелся в свое время вдоволь. Но, к счастью, все обошлось. И даже слегка буксанув при объезде, его проверенная «Мицубиси Галант» все-таки выручила, увезла подальше от опасного места.
Однако, не успев еще окончательно успокоиться, отъехать за поворот и полукилометра, Демин вдруг резко затормозил, ошарашенный внезапной мыслью о том, что он ведь, по большому счету, просто лезет, как последний идиот, в чью-то широко раскрытую пасть, в умело поставленную на него ловушку! И тут же ощутил жгучее желание немедленно развернуться. Немедленно! Пока еще не поздно. Пока события сегодняшнего нелепого дня еще не приобрели какого-то плачевного и необратимого развития. Он же не какой-то там безусый юнец, не законченный тупоголовый альтруист, чтобы ради чьих-то, пусть даже суперблагих, намерений ставить под удар свое собственное благополучие, свою устоявшуюся размеренную жизнь! И Демин уже с настоящей ненавистью посмотрел на спящего Купцова, безмятежно развалившегося на сиденье. Ведь тот фактически оставил его в номинальном одиночестве. Мог бы, скотина, хоть немного помочь, хоть бы символически поучаствовать в разрешении этой кошмарной ситуации. Неужели не понял, сосунок, что только для этого он, Демин, и потащил его в Ретиховку?.. С большим трудом оторвав от коллеги полный негодования взгляд, Андрей Ильич, чертыхаясь, нашел-таки наконец портсигар с папиросами, засунутый зачем-то во внутренний карман дубленки, чего он никогда не делал, и прикурил, с шумом втянув в себя воздух вместе с едким дымом.
Не меньше десяти минут, погасив фары, сидел, тупо уставившись в ветровое стекло, пытаясь разрешить непростую дилемму. Но, как ни крути, выходило, что возвращаться нельзя. По крайней мере, сейчас, сразу же. При этом он обязательно насторожит это зэковское отребье, и тогда абсолютно ненужные скользкие вопросы посыплются из них, как из рога изобилия, а этого и так с трудом удалось избежать. Зачем вторично нарываться на нежелательный разговор? Но и ехать в Ретиховку было полным идиотизмом. Что его там ждет? Уж по крайней мере точно ничего хорошего... И тут до Андрея Ильича дошло, что и стоять вот так, на месте, с потушенным светом – тоже более чем подозрительно и небезопасно. А вдруг этим отморозкам на джипе придет в голову проехаться по дороге? И только почувствовав, что еще через пару минут окончательно запутается в тяжелых размышлениях, он все же решился стронуться с места и двинуться в сторону поселка. Ни один из трех вариантов дальнейших действий его абсолютно не устраивал, но в Ретиховке, по его разумению, оставалась хоть какая-то призрачная надежда на благоприятную альтернативу.
Еще на подъезде к первым домам Андрей Ильич, оставив включенными только подфарники, до предела снизил скорость. Не раздумывая, «поплелся» по центральной улице Ретиховки, зная (один раз как-то приходилось здесь бывать, еще лет семь-восемь назад), что она тянется по поселку из конца в конец. И «крался» таким образом до тех пор, пока не заметил вдалеке одинокий силуэт, даже сейчас, в темноте хорошо видимый на фоне белого снега. А Татьяна пообещала встретить, чтобы ему не пришлось плутать по извилистым проулкам в поиске ее дома.
Демин остановил машину метров за сто, заглушил двигатель и еще немного посидел, выжидая. Потом, скосив глаза в сторону Сергея, решил-таки его не трогать – все равно помощничек быстро в себя прийти не сможет. «Как же я умудрился так опростоволоситься с Купцовым? – промелькнуло в голове у Андрея Ильича. – Надо ж было до такой степени неверно еще там, в больнице, определить стадию его опьянения! Просто непростительно для «эскулапа» с двадцатилетним стажем...» Оставил в правом окне небольшую щель, не столько заботясь о коллеге, сколько не желая, чтобы стойкое «амбре», исходившее от Сергея, пропитало насквозь обивку салона, и, с большой неохотой выйдя наружу, закрыл автомобиль. Была, ко всему прочему, для этой «неохоты» у него и еще одна веская причина – с детства панически боялся собак. В десятилетнем возрасте Демину здорово досталось от огромной соседской овчарки, абсолютно без всякой мотивации, ни с того ни с сего ухватившей его за ногу, когда из самых добрых побуждений решил было размотать стреноживший ее поводок. С тех пор старался за версту обходить любого встреченного пса. Но как назло, чувствуя, по-видимому, его боязнь, эти мохнатые твари каждый раз прилипали к Демину, словно репей, стараясь при удобном случае непременно хватануть за штанину. И бродить по поселку в темноте, рискуя ежеминутно столкнуться с какой-нибудь непривязанной шавкой, Андрею Ильичу было совсем не по душе.
Отмахнувшись от путаного, сбивчивого рассказа Семеныча о случившемся в тайге (какая разница, где и при каких обстоятельствах мужик пулю поймал; меньше знаешь – крепче спишь), Андрей Ильич неодобрительно скривился от вида ржавого ободранного рукомойника. Не удержался от парочки едких замечаний по поводу жуткой антисанитарии, но тем не менее тщательно, с мылом вымыв руки, осмотрел раненого, все еще находящегося в полубессознательном состоянии. И, самостоятельно сняв повязку с раны, сменил «гнев на милость», отметив, что дренирование Танюша произвела вполне профессионально. В этом отношении придраться было абсолютно не к чему. Не напрасно он ей всегда симпатизировал.
– Ну, что тебе сказать? Умничка... Все сделала правильно... Ничего серьезного я пока не усматриваю...
– Но, Андрей Ильич, – попыталась вклиниться Татьяна, – у него же пульс зашкаливает и температура под сорок. Я боюсь, не начался ли сепсис...
– Нет, милочка, – оборвал ее Демин на полуслове, – ничего такого пока не вижу... Подстраховаться, конечно, не лишне, потому внутривенно – физраствор и глюкозу. Антибиотики – каждые три часа. Тут, вот, я тебе привез... – Андрей Ильич поспешно выгрузил на стол медикаменты и, не давая Татьяне рта раскрыть, не терпящим возражений менторским тоном перечислил все то, что ей еще следует предпринять в ближайшее время, опустив, по известной причине, необходимость срочной госпитализации и немедленного переливания крови. Увязать еще глубже в решении чужих «проблем» было бы для него просто верхом безумия. И, скривившись, буквально через силу выдавил из себя напоследок: – Ну, уж если что-то действительно из ряда вон выходящее – позвонишь.
Демин уже собрался ретироваться, когда, встрепенувшись, Татьяна обратилась с вопросом к насупившемуся Семенычу, у которого на лице было написано полное неудовольствие столь коротким и невнятным визитом городского доктора:
– Иван Семеныч, а ты, пока я бегала, случайно в своей хате печку не топил? Нет?
– Да откуда, дочка, я же домой еще и не захаживал. Я же... – ответил Семеныч и, даже не успев договорить, вдруг как-то враз, как о чем-то будничном и простом, догадался, что теперь уж точно, доподлинно, к ним пришла беда... И Татьяна догадалась. Коротко ойкнула и, набросив ладошку на рот, пошатнулась, побелев лицом. А через мгновение мертвой хваткой вцепилась в рукав деминской дубленки:
