Он подошел вплотную и выдохнул Антону в лицо сигаретный дым. Антон поморщился, хотя внутренне был доволен и даже благодарен этому типу за его несообразительность. Это был тот самый аромат, который он ощутил в машине Боруцкого. Там кто-то курил именно такие сигареты. И тот, кто предлагал на улице поговорить, кто звал в машину под номером «355», тоже дыхнул на Антона таким же табаком.
– Сейчас ты мне расскажешь, – начал театрально декламировать главарь, – с кем из преступников поддерживаешь связь, какие задания получал и выполнял, какое получил сегодня. Итак, я слушаю.
– Руки опустите, – попросил Антон. – Я так дышать не могу, не то что говорить.
– Опусти, – коротко кому-то за спиной приказал главарь и посмотрел на Антона хмуро и недовольно.
Антон несколько раз вдохнул и выдохнул полной грудью, пошевелил плечами и руками за спиной.
– Сразу бы начали спрашивать, я бы сразу и ответил, – сказал он, морщась. – Антон Копаев, безработный. Ищу работу, но пока ничего путного не нашел. Вы мне точнее вопросы задавайте, а то я не соображу, про кого вам рассказывать. Вот, например, кадровое агентство «Карьера». Я встречался с менеджером Ксенией. Она заполнила на меня анкету, я ей резюме свое оставил, но пока вакансий она мне не предлагала. Наверное, они только деньги собирают, а поиском, как таковым…
Договорить Антон не успел, потому что случилось вполне ожидаемое. Он даже уловил движение брови главаря. Удары посыпались на него сразу с двух сторон. Били аккуратно. Можно сказать, что целью была не боль, а физическое унижение, психическое давление. За руки его пока вздергивать не стали, и по лицу не били. Антон крутился, отплевывался, вскрикивал, но на ногах стоял.
– Хватит! – громко остановил своих подручных главарь. – Отойдите.
Антон тяжело дышал, пытаясь выпрямиться. Главарь отбросил сигарету и полез за пазуху. На свет появился пистолет. Обычный «макаров», убедительно.
– Хватит, – повторил главарь, снимая оружие с предохранителя и передергивая затвор. – Хватит валандаться с каждым подонком. Мы тебе давали шанс, ты им не воспользовался. То, что нам хотелось узнать, мы узнаем у других, кто более сговорчивый. А ты, со своей преданностью хозяевам, можешь отправляться в мир иной!
Последние слова были произнесены уже громко, как в истерике. Наверное, они служили и командой, условным знаком. Помощники вдруг навалились на Антона, его схватили сразу несколько рук, стиснули, а потом чья-то нога сделала подсечку, и его уложили на пол, прямо на скованные наручниками за спиной руки. Двое держали за плечи, двое схватили за ноги и развели их в сторону. Главарь навис корпусом над жертвой и, выпучив глаза и брызгая слюной, заорал:
– Хочешь жить – говори, не хочешь… Тогда подыхай, падла!
Антону пришлось собрать в комок всю свою волю и мужество. Умом он понимал, что никто его убивать не будет и даже не собирается, что это просто спектакль, притом бездарно срежиссированный. Но животная безрассудная часть естества готова была запаниковать. А вдруг? А если с кем-то перепутали? А если все-таки вычислили и решили одним махом избавиться?
Ствол пистолета шевельнулся после последних слов главаря и нацелился куда-то между ног Антона. Грохнул выстрел, второй! Антон всеми нервами и нервишками своего тела почувствовал, как ударяют пули в бетон, как отлетают крошки. А ствол пистолета и перекошенное злобой лицо главаря уже нацелились в лицо Антона. И опять в последний момент ствол чуть шевельнулся в сторону. Выстрел!
К своему огромному стыду, Антон закрыл-таки глаза. Все понимал, все знал, но закрыл. Пороховые газы сразу забили дыхательные пути, грохот выстрела, казалось, впечатал голову в бетонный пол. Но пуля ударилась сантиметрах в двадцати левее.
– Что, тварь? – орал главарь, тыча стволом Антону прямо в ноздри. – Жить хочешь?
Антон чуть не ударил этого типа ногой. То была какая-то ответная реакция на стресс, интуитивное желание переломить ситуацию, взять инициативу в свои руки. Не успел он до конца побороть это желание, как в помещении все вдруг резко и неуловимо изменилось. Первым делом воцарилась полная тишина, и только тихо и тоскливо поскрипывала цепь ручной тали в сторонке. Дурацкая мысль, что он умер и сейчас все увидит как бы со стороны, мелькнула в голове Антона. Он ее прогнал и последними усилиями воли заставил открыть глаза.
Главарь ухмылялся и засовывал пистолет в подплечную кобуру под курткой. Ясно раздавались чьи-то приближающиеся шаги. Антон решил, что это будет вполне уместно, и в его собственном стиле. Он перекатился на бок, уперся коленями в пол, сел, шевеля затекшими руками за спиной, и сказал ровным голосом, бросив взгляд на главаря:
– Лечиться тебе надо, приятель. Валерьяночку попей, отваров травяных. Говорят, помогает.
Улыбка на лице его мучителя замерла и сделалась каменной. Кажется, он такого поведения от жертвы не ожидал.
– Молодец! – раздался вдруг громкий голос Боруцкого. – Ты, Антоша, не перестаешь меня удивлять! У тебя нервы, как стальные прутья.
Сергей Михайлович появился в поле зрения и присел рядом с Антоном на корточки. Лицо его сияло, как медный грош, а в глазах не было и намека на извинения.
– Знаешь, как другие в такой ситуации себя ведут? – спросил он. – Независимо от степени виновности и даже невиновности, они испражняют содержимое кишечника и мочевого пузыря. Неприятное зрелище, честно скажу.
– Вы мне что, запасные штаны привезли? – зло спросил Антон, решив, что пора разыгрывать справедливое возмущение. – Что это за спектакль?
– Проверочка, дорогой мой, проверочка, – добродушно закивал головой Боруцкий. – Серьезное дело я тебе поручил, и хочется быть уверенным в том, что ты тот, за кого себя выдаешь. По-моему, вполне закономерный каприз с моей стороны, не находишь?
– Может, руки мне освободите? – проворчал Антон.
– Руки? – Боруцкий вскинул брови и некоторое время смотрел на руки Антона. Создавалось впечатление, что проверка еще не закончилась и инквизиторы примутся за новые изощренные способы проверки лояльности Антона. Возможно, что в голове Боруцкого нечто подобное и промелькнуло.
– Руки, конечно, надо освободить, – кивнул он серьезно и поднялся на ноги. – Расстегни его, Валера, и свободен со своими ребятами.
Главарь, все еще ухмыляясь, присел возле Антона и расстегнул наручники. Удержаться было очень сложно. Антон решил, что большого вреда для дела не будет, если он проявит эмоции, он же должен показать, что не отличается беспредельным хладнокровием и бесконечно прочными нервами. Наоборот, как раз и должен показать, что ничего человеческое ему не чуждо. Например, мстительность!
Как только руки освободились от наручников, Антон рывком бросил свое тело на спину и в момент переката нанес главарю, которого Боруцкий называл Валерой, сильный удар ногой в голову. Подручные рванули было на помощь, кто-то даже схватился за пистолет, но резкий голос Боруцкого всех остановил:
– Стоять всем! Стоять, мальчики, он больше не будет. – Он подошел к Антону и протянул руку, чтобы помочь встать на ноги. – Ты ведь больше не будешь, правда? А нервишки у тебя все-таки есть! Это хорошо, а то я что-то начал в тебе сомневаться, может, ты и не человек вовсе.
