Анатолий Федорович всякими правдами и неправдами вырвался с работы пораньше и прибежал в полицию. Трое молодых людей стояли около входа и курили. Птицын первым делом бросился к ним, стал сбивчиво объяснять, что его сына забрали. Оказалось, что эти трое все знали, только они как-то сразу стали глаза отводить в сторону и сквозь зубы начали бормотать, что приказано Птицына не отпускать пока, а ждать какого-то утреннего разбора. Старик постоял немного, но так ничего и не добился.
И он ушел домой, потому что умом понимал, что сын его не хулиган, не беспредельщик, а нормальный взрослый парень. Ну, не могли его за какое-то правонарушение или преступление задержать. Разберутся и выпустят. Это он умом понимал, а сердце сжалось и не отпускало, ныло страшно, что сына он больше не увидит. Весь корвалол в доме Птицын в тот день выпил, валидол горстями сосал. И даже момент наступил, когда старик решил, что не доживет он до возвращения сына, что сейчас умрет.
Он был в каком-то забытьи, когда услышал звонок в дверь. И не радостью пахнуло, а ледяным холодом. Шаркая непослушными ногами, открыл дверь и увидел двоих мужчин без формы, но сразу догадался, что они из полиции.
– Поехали! – коротко и хмуро сказал один.
Старик только кивнул в ответ и стал нашаривать куртку на вешалке. Он все понял. Апатия какая-то наступила или прострация. Вокруг туман, голоса людей гулкие и как будто издалека раздаются. Птицын поднимался по ступеням, а лестница как бы дрожала под его ногами, будто в воздухе висела на веревках.
Сын лежал на полу в коридоре. Старик смотрел на него окаменело и обреченно. Вот, значит, и привелось сына пережить. Хуже нет беды на свете, чем старикам детей хоронить. Не война ведь…
Птицын замолчал. Чувствовалось, что у него в горле встал здоровенный комок, который мешал не только говорить, но и плакать. Саша посмотрел на старика, дернул желваками на скулах и стал продолжать рассказ вместо него:
– Представляете, он его в таком виде увидел, что… лежит он на полу, вся одежда расстегнута, местами порвана. И руки в крови, вот тут, – показал он на фаланги своих пальцев, – сбиты в кровь. Они его вроде в машине в больницу отвозили, «Скорую» не стали ждать, только смысл…
– Умер? – спросил Антон.
– Умер, конечно. Отец ночь просидел в приемной, а утром ему сказали, что сын умер. Там, конечно, всякие бумаги писать стали. Вскрытие показало, что он умер от кровоизлияния в поджелудочную, что ли. Как-то так, я не помню точно. Я-то понимаю, сам прошел через это. Они ему руки-ноги связывали – я так думаю, «ласточку» делали. А в возбуждении уголовного дела отказали на следующий день. Мне участковый потом говорил, но так, втихаря, что, если бы они его из камеры выпустили, он бы этих троих, которые его пытали, сразу убил. Он ведь здоровый у Федорыча был, как бычок, но никогда не буянил. А в деле там что-то написано такое, типа, он двери вышибал, трещина там где-то на балконе появилась. Эти трещины у них уже лет десять.
– А хоть объяснили, за что его забирали-то из кафе ночью? Почему он в отделение попал?
– По подозрению в убийстве. Там во дворе кафе кого-то застрелили – то ли уголовника, то ли бизнесмена. Получается, что он сидел в компании, пил, отдыхал. Потом вышел, застрелил человека и снова вернулся продолжать веселиться. Они просто не хотели искать убийцу или понимали, что бесполезняк!
– Саша, а что за участковый тебе это рассказывал?
– Да, этот… Леонтьев. Он наш, поселковый.
Глава 8
В восемь утра Ирина Федорова с юристом из Екатеринбурга вошла в кабинет, где ее ждал полковник Рамазанов. Встреча состоялась лишь потому, что юристом была Лера Алимова – школьная подруга Федоровой. Услышав о беде, о гибели сына Ирины, она взялась помочь и приехала в Сарапинск, каким-то чудом узнав, что в Сарапинске как раз находится с проверкой заместитель начальника ГУВД области Рамазанов. Это была слабенькая надежда на то, что он поможет, что-то сдвинет с места.
Помощник дежурного завел женщин в кабинет и хотел доложить, но полковник, который в этот момент разговаривал по телефону, жестом отпустил его. Разговор был непонятным, сесть никто не предлагал. Лера хмуро кивнула подруге и самовольно уселась на стул. Наконец, отдав последнее распоряжение, полковник непонимающе посмотрел на женщин. Почему непонимающе, удивилась Ирина, ведь он прекрасно знает, его же предупреждали, ему же звонили из самого Екатеринбурга, из коллегии адвокатов.
– Что вы хотели? – небрежно и раздраженно осведомился полковник.
– Я – мать Александра Федорова, погибшего недавно в отделе «Разино». До сих пор никого к ответственности не привлекли. Почему у нас убивают людей в отделениях полиции? – Не выдержав, Ирина сорвалась на крик.
– Что значит «убивают»? – неприязненно произнес полковник. – Если есть нарушения, если совершено преступление, то по каждому отдельному случаю проводится проверка, расследование. По каждому конкретному факту разбираемся. И почему вы сюда-то пришли? Идите в «Разино»!
– Были мы в «Разино», – ответила Лера. – Там никто и разговаривать не хочет, а вы – представитель вышестоящей организации. Разбираетесь, говорите? Так разберитесь и в этом случае!
– Так! – ударил ладонью по столу Рамазанов. – Давайте-ка без эмоций. Я расследованиями по уголовным делам в отношении сотрудников не занимаюсь. Этим занимается Следственный комитет. Мне доложили, что по вашему делу производство прекращено. Ко мне какие еще вопросы?
– Вот мы и просим провести проверку, – настаивала Лера. – Кто вел следствие, почему прекратил, каких доказательств не нашли? Разберитесь же, в конце концов, здесь же преступники работают!
– Давайте полегче с определениями! – возмутился полковник. – Все не без греха! Если вина не доказана, то почему я не должен верить своим сотрудникам, а? Я что, по каждому чиху должен их увольнять? Я не могу без сотрудников остаться.
– Да речь идет не об увольнении, а об уголовном преследовании, товарищ полковник, – возмутилась Лера. – Вы что, разницы не понимаете?
– Больше нет ко мне вопросов? Звоните на горячую линию! – отрезал Рамазанов. – До свидания.
То, что горячая линия, как и телефон доверия, просто дань моде, что никто там реагировать и помогать не будет, женщины знали прекрасно. Собственно, с этих звонков все и начиналось. На них все, видимо, и заканчивается. Лера, как могла, стала успокаивать подругу, убеждая, что не все еще потеряно.
Все произошло перед Новым годом. И теперь Новый год уже никогда для Ирины Федоровой не станет снова праздником. Когда все праздновали – она хоронила сына. Глупо, нелепо, необъяснимо! Просто так судьба распорядилась, и все. Хлопнула ее зубастая пасть, и нет человека, нет сына, нет семьи…
Александр Федоров был студентом Академии госслужбы, чем мать несказанно гордилась. В Сарапинск он приехал буквально на пару дней, чтобы встретиться с вернувшимся из армии школьным другом. Сын был у Ирины, как она считала, домашним ребенком. Правда, не первый год самостоятельно жил в Екатеринбурге, где снимал с парнями квартиру, учился на стипендию. Не любил он никогда этих ресторанов, клубов, вечеринок и в этот раз впервые пошел в ночной клуб. Он, школьный друг, да две девушки из их класса. Кажется, с одной из них у Саши что-то начиналось.
