Джибладзе изумленно посмотрел на Тамару, потом на Дронго.
– Наши специалисты проверили все лестницы, по которым убегал
убийца, – ответил он. – Мы даже задействовали нашего кинолога с собакой. Но
след оборвался на улице, очевидно, убийцу ждала машина. Сейчас мы пытаемся
идентифицировать все отпечатки, найденные на перилах внутренней лестницы. Никто
из свидетелей не сказал, что убийца был в черных перчатках. Ни один человек.
– Тогда получается, что он успел их снять, и его отпечатки
должны были остаться, – заявил Дронго.
– Проверяем, – мрачно буркнул Джибладзе, – однако пока нет
никаких новых данных.
– Мне хотелось бы осмотреть место убийства, – сказал Дронго.
Тамара тут же покачала головой.
– Нет, – отрезал Джибладзе, – только не сегодня. Сами
понимаете, о смерти генерала Гургенидзе объявлено официально, сегодня три дня,
как он умер, а по нашим обычаям…
– Я знаю, – невежливо перебил его Дронго, – но я мог бы
осмотреть дом, пока люди будут на кладбище.
Джибладзе опять сначала посмотрел на Тамару, затем перевел
взгляд на Дронго.
– Нет, – снова повторил он, – сегодня нельзя беспокоить
людей. Они соберутся после похорон, чтобы почтить память генерала. Даже
следователи прокуратуры и наши сотрудники приняли решение сегодня не беспокоить
членов его семьи и близких друзей. Сегодня никак не получится, извините.
– Когда похороны? – спросил Дронго.
– Через полтора часа, – посмотрев на часы, откликнулась
Тамара и перешла на английский: – Только не вздумай сказать, что ты хочешь туда
поехать.
– Обязательно поеду, – разозлился Дронго и по-русски
обратился к полковнику: – Вы сами поедете на кладбище?
– Конечно, поеду. Мы были с ним знакомы больше пятнадцати
лет.
– Вы с ним дружили?
– Мы были хорошие знакомые, – уточнил Джибладзе.
– Как вы думаете, он мог сам застрелиться?
– Никогда, – убежденно произнес он. – Это было не в
характере генерала. Если вы намекаете на нашего бывшего секретаря по
национальной безопасности, то там совсем другой случай. Его довели журналисты
своими грязными публикациями. И он был не таким сильным человеком, как
Гургенидзе, – не выдержал такого давления. А генерал привык к тому, что на него
постоянно оказывали давление со всех сторон. Работать на такой ответственной
должности в маленькой стране – значит, быть постоянно на виду. И часто
приходится отказывать друзьям, близким. Гургенидзе был одним из самых
порядочных людей, каких я только встречал в моей жизни. Он никогда не стал бы
стреляться.
– Спасибо, – сказал Дронго, – в таком случае я готов
отправиться с вами на похороны генерала и почтить память этого достойного
человека.
– Хорошо, – согласился Джибладзе. – Пойду договорюсь насчет
машины. Боюсь, тут у нас будут проблемы. Многие из наших хотят отправиться на
похороны генерала, – он поднялся и вышел из кабинета, оставив их одних.
– Не думаю, что моему шефу понравится твое неожиданное
решение, – произнесла по-английски Тамара.
– Твоему шефу понравится все, даже если я начну плясать
канкан или приму участие в конкурсе оперных певцов. Ему нужен конкретный
результат, – возразил Дронго. – Представляю, с каким трудом он пробил мое
приглашение. Наверное, многие были против, в том числе и его непосредственное
начальство.
– Не нужно об этом говорить, – нахмурилась Тамара.
– Я не говорю, но помнить об этом обязан. Иногда мне
кажется, вы намеренно демонстрируете свою собственную позицию, чтобы позлить
ваших северных соседей.
– Ты слишком долго жил в Москве, – заметила Тамара. – Почему
ты рассуждаешь с их позиций и не хочешь понять нас?
– Хочу, – возразил Дронго, – именно поэтому и приехал. Я
хочу понять, почему такое могло случиться. В той Москве, о которой ты говоришь,
к Грузии относились не просто хорошо, а с какой-то особой любовью и нежностью.
Ни к одной республике в бывшем Советском Союзе не было такого отношения.
Деятели российской культуры считали за честь иметь друзей в Грузии, ваши
представители до сих пор неизменно пользуются любовью и уважением во всех
странах СНГ. Ваше кино, ваш театр, ваших музыкальных исполнителей, писателей,
поэтов не просто знали, их любили. И смею заверить – любят до сих пор. И в
Москве, и в Баку, и в других городах бывшей страны. А теперь Грузия –
единственная страна СНГ, с которой у России визовый режим, если не считать,
конечно, Туркмении. Вас устраивает такое родство с Туркменией?
– Это была инициатива Москвы, – нахмурилась Тамара, доставая
сигареты, – нам не были нужны подобные демарши, визовый режим придумали в
Москве – хотели нас наказать за нашу излишне самостоятельную политику. Неужели
ты не понимаешь, что нас просто не хотят отпускать? Не хотят признавать того, что
мы тоже имеем право на независимость и самостоятельность?
– Конечно, имеете, – повторил Дронго, – но дружественная
Грузия нужна вашим северным соседям не в силу особой геополитики, хотя
геополитика наверняка тоже присутствует. А в силу еще и взаимного тяготения
двух народов друг к другу. Или ты считаешь, что это не так?
Она не успела ответить. В кабинет вошел полковник Джибладзе.
– Свободных машин нет, – сообщил он, – поедем на моей. И
постарайтесь быть все время рядом со мной. Говорят, на похороны приедет сам
президент. Наш министр уже туда выехал.
Глава 5
На кладбище было не просто много народа. Казалось, все
жители города решили собраться здесь, чтобы почтить память генерала. Подъезжали
автомобили с членами правительства, и каждый из них, выходя из машины,
оглядывался по сторонам, словно решая для себя – правильно ли он сделал,
приехав сюда и оказавшись рядом с таким количеством обычных людей. Власть в
Грузии последние десять лет была в руках правящего клана, и смена нескольких
министров не меняла сущности режима, ориентированного исключительно на интересы
руководства республики. Демократические выборы, которые за это время несколько
раз якобы проводились – парламентские и муниципальные, – были абсолютной
профанацией. Все в Грузии, да и во всем мире знали, как фальсифицировались их
итоги в пользу правящей партии, как изымались бюллетени оппозиционных партий.
Справедливости ради надо признать, что подобная практика
проводилась и в соседних закавказских государствах – объявлялись выборы без
выборов, и побеждала только правящая партия. Лишь президентские выборы в Грузии
были относительно справедливыми, так как большинство людей, уже отчаявшихся
кому бы то ни было верить, по-прежнему считали Эдуарда Шеварднадзе единственным
гарантом кое-как сохраняющейся стабильности в столице и в нескольких районах
вокруг нее. Все остальные анклавы Грузии давно отпали, перестав подчиняться
руководству республики. Мятежные Абхазия и Осетия, полумятежные Аджария и
Менгрелия, нестабильный регион Джавахетии и пограничные с соседним
Азербайджаном районы, населенные в основном азербайджанцами, предпочли
собственные уклады жизни. К этому нельзя не добавить еще и чеченских беженцев.
В такой обстановке президент проявлял поистине чудеса балансировки, но в
последние годы чувство равновесия ему все чаще стало изменять.
