В нижнем ящике кухонного стола я нашла у Кирилла кучу всяких
инструментов и принялась за работу. Как я уже говорила, окна кухни Кирилла
выходили в глухой колодец, превращенный жильцами в коллективную помойку. Ну да
ладно, сначала вылезу, потом посмотрим, что делать дальше.
С чертовыми винтами я провозилась гораздо дольше, чем
рассчитывала, но после первых двух дело пошло быстрее. Я до крови ободрала
костяшки пальцев, сломала ноготь, но все же добилась своего. Подумаешь, какая
сложность! Я вас умоляю, не смешите мои тапочки, как говорит герой моей любимой
телепередачи. Потом я спрыгнула во двор. Бр-р! Чего только не напихали сюда
бессовестные жильцы за долгие годы! Старые пружинные матрасы, какие-то ватники
и рваные халаты, поломанные куклы и этажерки, был даже патефон с разбитыми
пластинками. Слава Богу, пищевые отходы мне под ноги не попались, все-таки были
у людей остатки совести.
Я прикрыла окно снаружи и огляделась, никакого выхода из
этого тупичка, как я знала раньше, не имелось, однако в него выходили окна не
только квартиры Кирилла. Одно окно было аккуратно занавешено изнутри портьерой,
подойдя, я заглянула в оставшуюся между занавесками щелку и увидела семью за
обеденным столом. Там была девчушка Аськиного возраста, и пугать ее мне не
захотелось. На следующем окне шторы тоже были задернуты не плотно, и, еще не
заглядывая туда, я услышала вопль: «Убирайся к ней, раз она тебе так нужна!» В
комнате здоровенная бабища в халате поверх ночной рубашки, хотя на дворе был
белый день, рыдала в полотенце, а у ног ее ползал хиленький мужичонка и
повторял в ее коленки, выше он не доставал: «Ты же знаешь, что я без тебя жить
не могу!». Вся сцена игралась на постоянном накале страстей, и реплики
повторялись по несколько раз на бис. Поскольку я оказалась единственной
зрительницей этого потрясающего спектакля, то уже подняла было руки, чтобы
захлопать, но вовремя опомнилась. Если я сейчас сделаю попытку влезть в окно
этой милой семейной пары, то мужичка просто убьют, да и мне достанется. Мне
стало жалко незадачливого героя-любовника, да и себя заодно, поэтому я
передвинулась к последнему окну. Это было совсем без занавесок, и была видна
пустая голая комната, освещенная лампочкой без абажура. Посреди комнаты на
самодельном табурете сидел небритый мужик в майке и рваных тренировочных
штанах. Перед ним на полу стояла полупустая бутылка водки, и он смотрел в угол
таким тяжелым взглядом, что мне страшно было даже подумать, что ему там
мерещится.
Я решила, что этому я совсем не помешаю, он меня, скорее
всего, просто не заметит. Ощупав окно, я поняла, что оно не заперто — этому
алкашу было не до таких мелочей. Я тихонько надавила на створку, и она
отворилась. Взобраться на подоконник снаружи оказалось намного труднее, чем
изнутри, — пришлось подтащить к окну старую тумбочку, благо подручного материала
во дворике валялось более чем достаточно. Я вскарабкалась на подоконник и как
можно тише спрыгнула на пол. Хозяин комнаты в это время решал труднейшую
проблему — допивать сейчас или оставить на вечер, мне казалось, что я слышу
скрип его мозгов, не привыкших к такому усилию. Очень медленно, на цыпочках,
вдоль стеночки, я начала двигаться к двери. Очевидно, к хозяину внутрь все же
проникали посторонние звуки, потому что он перевел свой тяжелый взгляд на меня.
Я постаралась придать своему лицу потусторонний вид и продолжала движение. Нет
меня совсем, призрак я, фантом, плод его больного воображения! Очевидно, алкаш
так меня и воспринял, потому что потерял ко мне всякий интерес, и я спокойно
вышла из комнаты. Коридор был узкий, длинный и страшно захламленный. Прикинув,
в какой стороне должен был выход, я двинулась наугад, лавируя между старыми
шкафами, сосланными на покой комодами и коробками с неопределенным барахлом.
Через некоторое время навстречу мне попалась тетка средних лет, в бигудях и
цветастом халате, с кастрюлей горячего супа в руках. Увидев меня, она чуть не
выронила кастрюлю и заорала:
— Опять к Ваське всякая шваль ходит! В коридоре было
темно, и тетка меня не разглядела, поэтому я не обиделась и любезно сказала:
— Спокойно, тетя, скажите, где выход, и я ухожу.
— Да ты, может, сперла у него чего!
— Да что у него красть-то? — изумилась я.
— И то верно, — мирно согласилась тетка и сказала,
где выход.
Оказалось, я шла совершенно не в ту сторону. Вот так всегда,
с ориентацией у меня плохо, могу в трех соснах заблудиться. На следующем витке
лабиринта.., простите коридора, на меня сверху свалился огромный кот. Весил он
не меньше десяти килограммов. Кот не имел в виду плохого, просто иначе ему было
не слезть со шкафа, вот он и поджидал одиноких прохожих. От удара котом плечо
заломило. Вот раскормили всей квартирой, а еще жалуются, что плохо живут!
Наконец обнаружился выход из этих катакомб, и, едва
справившись с бесчисленными замками, я вывалилась наружу. Я оказалась совсем на
другой улице, не на Зверинской, но эта часть Петроградской стороны тем и
хороша, что, где бы вы ни находились, вы всегда увидите шпиль Петропавловской
крепости, и я быстро пошла в нужном направлении. Настроение у меня было
довольно боевое. Я вспомнила все, весь этот несчастный пропавший день, у меня
теперь есть Кирилл, сейчас надо только поймать этого крысеныша Карамазова, а
потом можно будет привезти Аську из ссылки, и все будет прекрасно.
По узкому деревянному мостику я перешла речку Кронверку и
оказалась на территории крепости. Я торопливо шла вдоль крепостной стены к тому
месту, где мерзавец Карамазов гнусным голосом назначил встречу Кириллу. Стена в
этом месте невысокая, особенно с внутренней стороны крепости, и я, подойдя к
месту встречи, легко поднялась на нее и взглянула вниз. Там, под самой стеной,
на узком пляже стояли два человека. Один из них был Кирилл, а второй —
естественно Карамазов. Его палочка валялась рядом, а он держал в руке пистолет
и направлял его на Кирилла. При этом видно было, что у них идет весьма
оживленный разговор. Они были от меня достаточно далеко, поэтому я стала
красться ближе, прячась за стеной. Я поняла, что если я хочу помочь Кириллу, то
должна сделать это именно сейчас.
Я огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что можно было
бы, хотя бы с натяжкой, считать орудием нападения. Единственный предмет,
попавшийся мне на глаза, была какая-то доска, прислоненная к стене с моей
стороны. При ближайшем рассмотрении доска оказалась старой, выброшенной за
ненадобностью вывеской с надписью «Место сбора экскурсий». Надпись роли не
играла, а доска была большая и довольно увесистая. Я взяла ее поудобнее и
влезла обратно на стену. Теперь я ясно слышала всю беседу.
— Ты не выстрелишь, — говорил Кирилл тихим
голосом, — ты побоишься. Человека без сознания, связанного — это ты смог,
а чтобы прямо в глаза смотреть, это ни за что.
— Давай брошку, щенок!
— А у меня ее нет, она спрятана в надежном месте!
— Почему ты ее не принес?
— Передумал! — Кирилл усмехнулся.
Зачем он его провоцирует? Этот ненормальный Карамазов ведь
может выстрелить! Если я сейчас закричу, Карамазов со страху тоже может
выстрелить, вон как близко он стоит к Кириллу. Но неужели Кирилл ничего не
может сделать, ведь он такой ловкий и сильный! Я посмотрела еще немного и
поняла что Кирилл все делает нарочно, нарочно заговаривает Карамазову зубы,
чтобы тот побольше наболтал.
