- Ты давно здесь? - спросила она тоном, предвещавшим
мало хорошего.
- Час назад приехала. Вы уже знаете?
- Нам еще вчера вечером позвонили. Потом в ночных
новостях передавали. Я не знаю, Ира, как мы с тобой будем жить дальше. Ты
столько лет лгала нам всем, что мы теперь не сможем верить ни одному твоему
слову. Можно понять и простить ошибку, тем более совершенную в ранней юности, в
этом возрасте подростки вообще делают много неправильного, но ложь взрослого человека,
причем ложь длительная и систематическая, непростительна. Как ты могла скрывать
от нас? Рассказывать про эту историю с разбившейся машиной, делать из себя
жертву чужого пьянства, вместо того, чтобы признаться в своем. Как ты посмела
врать, что старательно училась в школе и стремилась самостоятельно встать на
ноги, несмотря на то, что рано осиротела, жила в нищете и некому было тебя
опекать, кроме пожилой соседки? Ты в наших глаза была героическим ребенком,
достойно вынесшим все тяготы одинокого детства. А на самом деле ты была
распущенной пьянчужкой. Почему ты не сказала нам правду? Почему не рассказала
об истории с Бахтиным?
- Мне было стыдно. Елизавета Петровна, а вы сами стали
бы рассказывать о себе такую правду?
- Со мной этого не могло было случиться, - холодно
ответила свекровь. - Я никогда в жизни не позволяла себе поступков, о которых
мне было бы стыдно потом рассказывать. Ты вела себя дурно, так имей же смелость
признаться в этом, а не корми нас на протяжении стольких лет сказками. Пойми, Ира,
не то страшно, что ты в четырнадцать лет пила водку и шла на близость с
мужчинами, я уже говорила тебе, что в юности многие люди делают ужасные
глупости. Страшно, что ты восемь лет врала. Ты врала нам, людям, принявшим тебя
в свою семью как дочь, любившим тебя, оберегавшим. И за все это ты платила нам
ложью. Вот чего я не могу тебе простить. И не представляю, как мы будем жить
дальше.
- Мы не будем жить дальше, - спокойно ответила Ира. - Я
очень виновата перед вами и перед Виктором Федоровичем, я полностью признаю
вашу правоту, поэтому я ухожу. Сегодня же. Не хочу будить Игоря, но как только
он встанет, я соберу вещи и уйду.
Такого поворота Лизавета явно не ожидала. Свою гневную речь
она, совершенно очевидно, заготовила заранее, небось, вчера еще фразы составляла.
Уж больно гладко она говорила, тем более спросонья. И полагала, что Ира начнет
оправдываться, грубить, или, наоборот, просить прощения и клясться, что больше
ни одного слова лжи они от невестки не услышат. Лизавета готовилась к долгому
разговору, в ходе которого ей предоставится возможность реализовать свой
недюжинный потенциал нравоучителя, воспитателя и морализатора. Святая Лизавета,
всю жизнь прожившая с одним-единственным мужчиной, которого любила не столько
потому, что он для нее самый лучший, а потому что так воспитана. Женщина не
имеет права не любить своего мужа просто потому, что он - муж, и этим все
сказано. А может, она и в самом деле до сих пор любит Виктора Федоровича с той
же нежностью и страстью, как в молодости. Святая Лизавета, образец правильности
и праведности. Что ж, она имеет право морализировать, во всяком случае Ира за
ней это право признает. Но выслушивать высокопарные, хотя по сути и правильные,
слова она не обязана. И не будет.
- Я уверена, что так будет лучше для нас всех, -
продолжала Ира, смело глядя на застывшую в дверях свекровь. - Я очень
благодарна вам, Елизавета Петровна, и Виктору Федоровичу за все то хорошее, что
вы для меня делали. И я не держу зла на Игоря за все то, что он себе позволял.
Я прошу вас только об одном: давайте расстанемся по-доброму, без скандалов и
взаимных упреков. Вы теперь все обо мне знаете, вы знаете, что я вас
обманывала, и после этого мы не можем жить вместе, вы сами это признаете.
Пожалуйста, давайте не будем ссориться.
Лизавета преодолела охвативший ее ступор, сделала шаг от
порога и уселась за стол напротив Иры.
- Я рада, что ты оказалась разумным человеком, -
произнесла она дрогнувшим голосом. - Мне пришлось выдержать длительную
дискуссию с Виктором Федоровичем, я еще вчера сказала ему, что намерена
настаивать на том, чтобы ты нас покинула. Виктор Федорович был против, он
считал, что это дело твое и Игоря, если муж и жена хотят быть вместе, то никто
не имеет права в это вмешиваться. А если ему и мне неприятно твое общество, то
он готов приложить все усилия к тому, чтобы вы с Игорем жили отдельно. Если
Игорь захочет, чтобы ты осталась с ним, Виктор Федорович сегодня же свяжется с
риэлторами, чтобы подыскивали варианты размена.
Значит, Виктор Федорович не стал ее защищать. Он согласен с
Лизаветой. Он готов сделать так, чтобы не жить с Ирой под одной крышей. Ну что
ж, значит, она решила правильно. Ему тоже тяжело ее постоянное присутствие. К
тому же он, скорее всего, давно уже остыл и сожалеет о том, что когда-то
позволил себе увлечься. Да, Ира ему нравилась, очень нравилась, ее женское
чутье знало об этом совершенно точно. Но то же самое чутье говорило, что у
Виктора Федоровича это проходит. Или вообще уже прошло. Теперь ему неприятно
вспоминать о своей слабости, он тяготится присутствием влюбленной невестки и
готов даже роскошную квартиру разменивать, чтобы избавиться от Ирины. Да ладно,
Виктор Федорович, к чему такие жертвы! Она все понимает. Она сама уйдет.
- Не нужно размена, Елизавета Петровна. Не думаю, чтобы
Игорь стал цепляться на наш брак. Он давно мне изменяет, и вы прекрасно об этом
знаете. Полагаю, он будет даже доволен, что снова станет свободным и останется
с вами. Пройдет еще какое-то время, и вы подыщете ему очередную жену, с хорошей
родословной и прекрасными рекомендациями. Ей он тоже будет изменять, потому что
по-другому не может, он так устроен. Вряд ли она станет терпеть это так же
долго и с таким же смирением, как я. Хотя как знать, все может быть… Налить вам
кофе?
- Да, - рассеянно кивнула Лизавета, разглядывая
пятнышко на пластиковой поверхности стола и пытаясь отскрести его
наманикюренным ноготком. - С молоком и без сахара.
- Я помню, - улыбнулась Ира.
Она решила не затягивать процедуру, разбудила Игоря и пока
он принимал душ, брился и завтракал, уложила вещи в два больших чемодана.
Поместилось все, кроме, разумеется, верхней одежды, которую можно просто
сложить на заднее сиденье. Игорь, спокойно воспринявший ее решение об уходе,
вызвался помочь отнести чемоданы в машину. Виктор Федорович еще не вставал,
Лизавета сказала, что он накануне так разнервничался, что полночи не спал, а
потом принял снотворное, и вряд ли целесообразно его сейчас будить. Убедившись,
что невестка добровольно сдает позиции и уходит по собственной воле, избавляя
их от необходимости разменивать квартиру, Елизавета Петровна подобрела и даже
сама доставала из шкафа и выносила в прихожую убранные до следующей зимы теплые
вещи Ирины - шубу, пальто и зимнюю куртку.
Один чемодан запихнули в багажник "форда", другой
поставили на пол между передними и задними сиденьями.
- В твоей квартире хотя бы мебель есть? - спросил
Игорь, глядя, как она аккуратно складывает на сиденье верхнюю одежду.
