- Мама не захотела ехать с нами. Я долго ее уговаривал,
но она категорически отказывалась. Разве Туся вам этого не говорила?
- Это не довод, уважаемый Марк Аркадьевич, - в голосе
Вадима Наташа услышала нотки раздражения. - Вы не должны были устраивать свою
жизнь за счет потерь, которые несут другие люди. Вы видите, к чему в конце
концов все пришло? Все заботы о вашей матери легли на плечи моей жены, она двадцать
лет тащила на себе эту тяжесть, а теперь не может разъехаться с Бэллой
Львовной. То есть моя жена, чужой, в сущности, человек, не может поступить так,
как в свое время с легкостью поступили вы.
- А что я должен был сделать? - Марик, наоборот, ничуть
не раздражен, разговаривает спокойно и даже будто бы с недоумением, словно не
может взять в толк, чего от него добивается Вадим. - Я просил ее уехать с нами,
она отказалась. Вы считаете, я должен был увезти ее силой, не спрашивая
согласия, как тряпичную куклу или как увозят маленьких детей, душевнобольных
или выживших из ума стариков? Ну объясните же мне, Вадим, как я должен был,
по-вашему, поступить? Я уговаривал ее полгода, каждый божий день, я объяснял
ей, что там, за границей, ей будет лучше. Вы считаете, что я недостаточно
старался и не нашел нужных слов, чтобы убедить маму уехать?
- Нет, Марк Аркадьевич, я считаю, что в этой ситуации
вы должны были остаться.
- То есть как - остаться?
- Вот так, остаться. Никуда не уезжать и не оставлять
вашу матушку одну.
- Вы хотите сказать, что я должен был пожертвовать
своей жизнью, карьерой, жизнью, благополучием и образованием своих детей…
- Да, именно это я и хочу сказать. Вы должны были
пожертвовать СВОЕЙ жизнью, а не жизнью моей жены, на которую вы взвалили непосильную
обузу. Вы проявили и продолжаете проявлять чудовищный эгоизм, вы думали и
думаете только о себе, о своих благах и выгодах. Вам же наплевать на то, во что
обходится нашей семье ваш эгоизм. Я вынужден жить в коммунальной квартире, от
которой меня тошнит, только потому, что вы навязали моей жене вашу мать. Наташа
- добрый человек, порядочный, ответственный, у нее золотое сердце, и вы
прекрасно это знали, когда подсунули девочку вашей матери вместо себя. Еще бы,
вы были уверены, что за Наташиной спиной Бэлла Львовна не пропадет! И вы даже
ни на секунду не задумались над тем, что пройдет несколько лет, Наташа станет
взрослой, у нее появится своя семья, и ей придется совмещать заботу о вашей
матушке с заботой о собственной семье. Вы не дали себе труда задуматься, во что
это в конце концов выльется. Вы думали только о том, как бы поскорее убраться
из страны, и вам было абсолютно все равно, кто, как и чем впоследствии будет
расплачиваться за этот ваш поступок.
- Вы не имеете права так говорить, Вадим, вы не были
евреем в стране воинствующего антисемитизма и вы никогда не сможете понять тех,
кто бежал от этого унижения. Что вы знаете о моей жизни? О том, как меня,
отличника, сдавшего все вступительные экзамены на "пятерки", не
приняли в институт, в котором я хотел учиться, меня лишили возможности
заниматься наукой, которую я любил, меня лишили всяких перспектив на карьеру. О
том, как родители моего одноклассника, когда нам было по восемь лет, запретили
своему сыну дружить со мной, потому что я - еврей, а все евреи, по их мнению,
были вредителями и врагами народа, начиная с Троцкого и заканчивая
небезызвестными врачами. О том, как мальчишки дразнили меня
"жиденком", подкарауливали во дворе и избивали. О том, как я, когда
стал школьным учителем, поставил несколько раз "двойку" по физике
одному оболтусу, папа которого был каким-то начальничком, и этот папа прискакал
к директору школы жаловаться на меня и требовать, чтобы меня выгнали, а на мое
место взяли другого педагога, только непременно русского, потому что я, видите
ли, член сионистской мафии, которая намерена на корню истребить лучших
представителей подрастающего поколения. И как потом этот директор школы, пряча
глаза и мучительно потея, просил меня быть более снисходительным к мальчику и
не ставить ему "двойки", потому что выгонять меня он боялся -
оснований не было, дело могло и до суда дойти, но папу-начальничка он тоже
боялся до смерти. Вы не имеете права осуждать меня за то, что я стремился
уехать отсюда, от этого постоянного, ежедневного унизительного прозябания. Я,
способный, если не сказать талантливый, физик должен был учить детей в школе.
- Мы говорим о разных вещах, Марк Аркадьевич. Вы мне
объясняете, почему вы хотели уехать. Ваши доводы убедительны и весомы, и я не
собираюсь их оспаривать. Но я, со своей стороны, пытаюсь объяснить вам, почему
вы не должны были уезжать. Вы должны были остаться здесь, рядом со своей
матерью, заботиться о ней, ухаживать, помогать ей, а не перекладывать свои
сыновние обязанности на плечи семнадцатилетней девчонки, которая по врожденному
великодушию дала вам обещание, но и представить себе не могла, что ее ждет в
будущем. Если бы вы остались, мы сегодня не стояли бы перед проблемой, у
которой нет устраивающего всех решения. Бэлла Львовна жила бы с вами и вашей
семьей, и никто не мешал бы моей семье устроить свою жизнь так, как я считаю
разумным и правильным. У вас был выбор: искалечить собственную жизнь или
испортить чужую. Вы приняли решение в свою пользу. И сегодня моя жена стоит
перед выбором: спокойная старость вашей матушки или спокойная семейная жизнь с
мужем. Какое решение она должна принять? Такое же, какое когда-то приняли вы? В
свою пользу? Оставить стареющую нездоровую женщину на произвол судьбы? Или
пойти на обострение отношений в семье, на открытый конфликт, потому что я хочу
жить в собственной квартире без посторонних и буду настаивать на этом до конца.
Ну же, Марк Аркадьевич, не молчите, скажите, как следует поступить моей жене.
- Простите, Вадим… Не знаю даже, что вам и сказать.
Давайте не будем обсуждать прошлое, вы не были в моей шкуре и не сможете понять
моих поступков. Может быть, в чем-то вы и правы. Может быть… У вас есть
конкретные предложения, как можно разрешить сложившуюся ситуацию, или вы просто
выплескиваете на меня свое негодование?
- Есть, Марк Аркадьевич. У меня есть предложение,
только боюсь, оно вам не понравится.
- Вы хотите, чтобы я увез маму с собой? Я сам об этом
мечтаю, и в каждом письме предлагаю ей приехать, но она и думать об этом не
хочет. Бесполезно даже заговаривать с ней на эту тему.
- Это я уже понял, Марк Аркадьевич, и имею в виду
совсем другое.
- Надеюсь, вы не собираетесь отправлять мою маму в дом
престарелых?
- Разумеется, нет, я не настолько бессердечен. Я
предлагаю вам, Марк Аркадьевич, вернуться в Россию.
- Что?!
- Я предлагаю вам вернуться, - спокойно и даже чуть
насмешливо произнес Вадим. - А что? Вы - человек состоятельный, деньги у вас
есть, вы можете купить прекрасную квартиру, достаточно просторную, в которой
вам не будет тесно. Или даже дом за городом, если вы отвыкли жить в городских
многоэтажках. Бэлла Львовна будет жить с вами, вы будете о ней заботиться и
освободите от этой обязанности мою жену. А мы, в свою очередь, останемся здесь.
Наташа не может водить машину, и для нее особенно важно, чтобы рядом была
станция метро. При таком решении никто не пострадает, все только выиграют.
