Но самое главное - Генка Потоцкий. Ведь Игорь согласился с
ним, сказал, что готов поступать в летное училище. И как теперь можно
отказаться от своих слов, как сказать Генке "нет"? В первый и в
последний раз он посмел не согласиться с Генкой еще тогда, в пятом классе,
когда они поссорились из-за матча СССР - Чили. Игорь хорошо помнил тот страх,
который охватил его, когда прошел первый приступ обиды на Генку и Жеку. А вдруг
дружба кончилась? А вдруг Генка больше никогда не примет его в свой круг? Что
же ему, снова к Колобашке возвращаться? У него никогда больше не будет таких
замечательных друзей, как Генка и Жека, и если они не помирятся, жизнь
кончится. Игорь переживал тот конфликт необыкновенно тяжело, боялся остаться в
одиночестве и с тех пор никогда и ни в чем Потоцкому не перечил, более того, не
только не перечил, но всячески поддерживал, даже если был несогласен с
товарищем.
- Папа, я буду поступать в летное училище, - сказал
Игорь Виктору Федоровичу.
- С какой это стати? - нахмурился отец. - У тебя никогда
не было тяги к армии.
- Я хочу стать космонавтом. Это уже не армия, а космос.
- Ты заблуждаешься…
Отец не на шутку рассердился и весь вечер читал Игорю лекцию
на тему о воинской дисциплине и о том, что нужно получать гражданскую
профессию. Игорь кивал и делал вид, что соглашается, он давно уже усвоил, что
если хочет жить спокойно - должен избегать открытой конфронтации, ни с кем не
спорить, свою точку зрения не отстаивать, а потихоньку делать так, как он
считает нужным.
На другой день он озабоченно сказал Генке:
- Мой старик категорически против летного училища. Весь
вечер канифолил мне мозги насчет гражданской профессии, которая будет меня
кормить до самой пенсии, и все такое.
- Ну ты и козел, - укоризненно покачал головой Генка. -
Кто тебя за язык тянул трепаться про летное училище?
- А что я должен был говорить? Он же меня спрашивает,
куда я буду поступать, хочет, чтобы я уже к вступительным экзаменам готовился.
Еще и угрожает, мол, если я не определюсь с институтом и не начну готовиться,
он меня из этой школы заберет. Вот и пришлось сказать.
- Дурной ты еще, - презрительно фыркнул Генка. - Вот
учу я тебя, учу, учу, а все без толку. Родителей не нужно убеждать в своей
правоте. Их нужно обманывать.
- А когда обман откроется?
- А тогда уже поздно будет. Ты уже студент, личность
взрослая и самостоятельная, они ничего с тобой сделать не смогут.
- И что я, по-твоему, должен сказать отцу?
- Ты…
Генка наморщил лоб, о чем-то сосредоточенно думая, потом
просветлел и хитро подмигнул другу.
- Скажи, что готовишься в университет на физический
факультет. Или в институт инженеров транспорта. И еще скажи, что насчет летного
училища ты пошутил, сморозил, не подумавши, и приносишь свои извинения за
дурацкий розыгрыш. Экзамены там те же самые, все равно физику и математику сдавать.
И твой старик от тебя до конца десятого класса отстанет.
- А потом?
- А потом в один прекрасный день он придет домой с
работы и увидит на столе записку, дескать, дорогие мама и папа, не ждите меня
сегодня, я уехал в город Качинск поступать в летное училище. Вот и все,
старичок. Понял, нет?
В Генкином изложении план выглядел простым и вполне
выполнимым. Вечером того же дня Игорь с покаянным видом извинился перед
родителями за вчерашнее, сказал, что это был всего-навсего розыгрыш и что на
самом деле он собирается стать инженером-транспортником и заниматься
конструированием большегрузных автомобилей, ему это всегда было интересно. Отец
одобрительно кивал, мама радостно улыбалась, и до следующего лета в семье
Мащенко наступили мир и покой.
Игорь отправился в военкомат и написал заявление с просьбой
направить его на учебу в Харьковское высшее военное авиационное училище
летчиков. Генка и Жека сделали то же самое. Ходить приходилось по отдельности,
потому что в связи с переездом Игорь оказался прописанным в другом районе
Москвы. Военком разъяснил им, что придется пройти две военно-врачебные
комиссии, сначала районную, потом городскую. Комиссии они прошли благополучно,
ни у кого из троих никаких заболеваний обнаружено не было.
- Теперь ждите, - сказали в военкомате, - когда придет
запрос, приносите к нам, вам выпишут проездные документы, купите билеты и
поедете к месту назначения.
Игорь больше всего боялся, что пришедший по почте запрос
попадется на глаза родителям, поэтому по несколько раз в день проверял почтовый
ящик. Наконец запрос прислали, в нем было сказано, что Мащенко Игорю
Викторовичу надлежит явиться в училище к 3 июля 1979 года для сдачи
вступительных экзаменов. На той же неделе запросы получили Генка и Жека.
- Надо получить проездные документы и сразу же покупать
билеты на поезд, - озабоченно говорил Гена.
- Да ты чего, рано еще, - махнул рукой Жека, - месяц
впереди. Мы еще даже экзамены не сдали.
- А тебе что, билет карман тянет? Это же лето, балда, и
южное направление. Ты билеты потом хрен достанешь, - авторитетно заявлял
Потоцкий.
Они отстояли огромную многочасовую очередь на Курском
вокзале и взяли билеты на пассажирский поезд (на скорые поезда мест уже не
было) в плацкартный вагон, как и было указано в выданных в военкоматах
проездных документах.
В плацкартном вагоне Игорь ехал впервые в жизни, раньше он
путешествовал на поезде только в купе, если ехал с обоими родителями, или даже
в спальном вагоне, когда ездил с мамой или с отцом в Ленинград. Дожив до
семнадцати лет, он даже не представлял себе, что бывает и так: пятьдесят четыре
человека, в прямом смысле слова сидящих и лежащих друг у друга на головах,
переодевающихся, едящих, пьющих водку и играющих в карты на глазах у всех,
потому что в плацкартном вагоне нет дверей. И полки какие-то короткие, у него
ноги не помещаются. "Бедняга Жека, - с сочувствием думал Игорь о своем
долговязом друге, - ему, наверное, еще тяжелее." Но самым неприятным для
Игоря Мащенко была именно эта открытость всеобщему обозрению и невозможность
уединиться. С самого рождения он жил в отдельной квартире, и у него всегда была
своя комната, где можно было заниматься своими делами и оставлять сначала
игрушки, потом книги и тетрадки так, как ему удобно, и точно знать, что никто
их не возьмет и не переложит в другое место, не спрячет и не заберет. Конечно,
был и опыт совместной с десятком мальчишек жизни в пионерских лагерях, но это
было давно, когда Игорь был еще маленьким и не так остро ощущал потребность в
том, чтобы побыть одному, иметь собственный ареал обитания, никем не нарушаемый.
Чем старше он становился, тем острее проступало в нем странное чувство
ненависти к каждому, кто прикасался к его личным вещам. Он морщился, как от
зубной боли, когда сосед по парте брал его ластик.
Игорь поступил так, как советовал Генка - до последнего дня
ничего не говорил родителям и днем, когда отец и мама были на работе, за
несколько часов до отхода поезда умчался на вокзал, оставив дома большое и
подробное письмо, в котором изложил веские, как ему казалось, аргументы,
объясняющие, почему и куда он уезжает, что он твердо решил стать летчиком, что
в большегрузных автомобилях он разочаровался, просил родителей не беспокоиться
и обещал, что с ним все будет в порядке. Однако теперь, на середине пути он
вдруг решил, что надо бы дать телеграмму. Пусть мама с папой знают, что пока с
ним ничего плохого не случилось и он находится в дороге.
