Наташа поцеловала подругу и вытерла своим платком слезы с ее
лица. Ей было одновременно смешно и грустно, ведь Инка - такая разумная, такая
рассудительная и мудрая, и вдруг так вляпаться! Осторожно забрав у Инны свой
букет, она примирительно сказала:
- Я совершенно серьезно считаю, что Сережа Вери Гуд -
очень приятный и славный парнишка, и буду искренне рада, если у вас все
сложится. Но я не хочу, чтобы ты переживала, если он поведет себя не так, как
ты от него ожидаешь. У него другая система отсчета, у него совсем другие
правила поведения с девушками.
- Ты просто завидуешь, - внезапно вспыхнула Инна. - У
нас с Сережей все так здорово, и тебе завидно.
- У нас с Вадимом тоже все здорово, - с улыбкой
заметила Наташа. Она и не думала обижаться на подружку, ибо очень хорошо
помнила свои страдания по Марику и те слова, которыми ее пыталась тогда утешить
Инка. Эти слова тоже казались влюбленной Наташе обидными, хотя по прошествии
времени она оглянулась на те многочасовые беседы с подругой и поняла, что Инна
ни в коем случае не хотела обидеть ее, она лишь хотела смягчить душевную боль,
и использовала при этом присущее ей здравомыслие с легким налетом цинизма.
Лекарство оказалось вполне действенным, и Наташа не видела ничего зазорного в
том, чтобы обратить против Инки ее же оружие.
- Твой Вадим - сухарь, скучный вояка, у которого все по
часам и минутам расписано. А Сережа - он такой… Он необыкновенный!
Инка снова собралась плакать, и на этот раз Наташа решила ей
не мешать. Поднеся гвоздики к лицу и вдыхая их слабый, едва ощутимый аромат,
она погрузилась в мысли о Вадиме. Действительно ли он скучный сухарь? Инке
вполне могло так показаться, потому что она вся - полет, порыв, она жаждет
острых ощущений и сильных впечатлений, она обожает неожиданные повороты и сломя
голову бросается в авантюры. А Наташа любит порядок и стабильность, за те годы,
которые ей пришлось совмещать учебу, спорт и общественную работу, она привыкла
следить за временем, беречь его, четко планировать свою жизнь на недели и
месяцы вперед. И в этом смысле Вадим подходил ей как нельзя лучше. Он никогда
не опаздывал, и Наташе ужасно нравилось, что он не говорил "вечерком,
примерно в половине десятого", а только "в двадцать один
тридцать". Он был спокойным и надежным, если они договаривались на
следующий день сходить в Русский музей, а потом на речном трамвайчике
прокатиться до Петродворца, то к их утренней встрече у Вадима был готов
поминутный распорядок дня, составленный таким образом, чтобы все успеть. При
этом он умудрялся заранее узнать, в каких залах музея в данный момент
экспонируются наиболее интересные работы, чтобы непременно их посмотреть, и
какие именно залы Петродворца открыты, а какие закрыты на реставрацию, а также
расписание движения катеров. Вадим рассказывал ей множество интересных вещей об
истории и архитектуре города, и Наташа подозревала, что он каждый вечер
готовился к следующему экскурсионному дню, читая по ночам книги и листая
альбомы и путеводители. Она понимала, что делает это Вадим вовсе не для того,
чтобы произвести на нее впечатление и показаться знающим, а исключительно из
доброты: нищая студентка собрала деньги на эту поездку, впервые оказалась в
Ленинграде, и нужно помочь ей увидеть и узнать как можно больше, чтобы с таким
трудом собранные средства не оказались потраченными впустую. Нет, Вадим совсем
не скучный и не сухарь, он добрый и великодушный, он такой ласковый и так
замечательно целуется…
Из Ленинграда в Москву девушки тоже ехали дневным поездом в
"сидячем" вагоне. Вадим сказал, что вечером непременно позвонит и
узнает, как они добрались. И вот вернувшись домой, Наташа стала ждать звонка.
Телефон висел на стене в общем коридоре, ближе к входной двери, и ей все время
казалось, что она не услышит звонка. Самой ближней к телефонному аппарату была
комната Люси - бывшая комната Славы и Риты Брагиных, старшая сестра обычно
первой брала трубку, да ей и звонили чаще, чем другим. Родители уже ложились
спать, и Наташа опасалась, что когда Вадим позвонит, Люся выскочит из своей
комнаты и раздраженным голосом отчитает его за поздний звонок, а сама Наташа
подбежать к телефону не успеет, потому что ей придется выбираться из комнаты в
темноте и на цыпочках, чтобы не потревожить папу с мамой. Она заняла свой пост
на кухне, в том самом уголке между столом и холодильником, и стала ждать…
Они поженились в семьдесят восьмом, когда Наташа закончила
институт, а Вадим был уже старшим лейтенантом и командиром группы
дистанционного управления. В восьмидесятом году родился их первенец, которого
назвали Сашенькой в честь Наташиного отца, в восемьдесят первом - Алешка,
названный в честь отца Вадима. И им так хотелось девочку!
Вадим вернулся из плавания и сразу же прилетел в Москву -
как раз на девять дней. Люся собиралась уезжать на следующий день, и эти сутки
превратились для Наташи в серьезное испытание. Во-первых, Люся с такой
откровенной злостью смотрела на мужа младшей сестры, что всем вокруг
становилось неловко. Ее просто в бешенство приводил этот статный красавец,
капитан третьего ранга, командир дивизиона движения подводной лодки, который
так нежно и не скрываясь любил свою жену - "неудачницу и бездарность".
А во-вторых, неизбежно наступал момент, когда Наташе придется отвечать на
вопрос о рукописях. Люся непременно захочет прояснить ситуацию до своего
отъезда, а Наташа так и не решила, в каком направлении построить разговор.
- Что тебя так мучает? - спросил Вадим поздно вечером,
когда все разошлись по своим комнатам. - Я же вижу, это не из-за папы. Что-то
другое. Из-за папы ты бы плакала, а ты терзаешься.
Наташа обняла мужа, покрепче вжалась лицом в его плечо.
- Ничего от тебя не скроешь, все-то ты видишь.
- Вот и не скрывай. Так что случилось?
Пришлось поведать ему эпопею с Люсиными литературными
потугами.
- И что, это совсем плохо? - спросил Вадим, внимательно
выслушав ее рассказ. - Совсем никуда не годится?
- Вадик, миленький, меня жизнь давно научила не
выставлять оценок и не говорить "плохо" или "хорошо". Может
быть, то, что она написала, безумно талантливо, даже гениально. Но мне -
понимаешь? лично мне - это не нравится. И я не хочу писать сценарии на основе
этих бредней.
- Ну вот и отлично, - Вадим погладил ее по обнаженной
спине, поцеловал в висок, - так и скажи Людмиле Александровне.
Он упорно именовал сестру жены по имени-отчеству,
демонстрируя пиетет перед ее возрастом, а на самом деле прикрывая этим глухую
неприязнь, возникшую в нем в ответ на Люсину откровенную ненависть, которую та
ухитрилась выставить на всеобщее обозрение еще до свадьбы.
- Но она будет считать, что я так говорю из зависти к
ее таланту. Или скажет, что я полная идиотка и ничего не понимаю в настоящей
литературе. Она уверена, что написала прекрасные вещи, а те, кто считает иначе,
просто не в состоянии постичь их невероятную глубину. Вадик, что мне делать, а?
Что мне ей сказать, чтобы она не обиделась? И чтобы при этом душой не
покривить?
