- Так, минуточку, - Вадим приподнялся на подушке, чтобы
лучше видеть Наташино лицо, - ты для начала четко поставь цель. Чего ты хочешь?
Чтобы Людмила Александровна не обиделась, чтобы она не считала тебя идиоткой
или чтобы ты смогла сохранить уважение к себе? Сначала надо определить цель, а
потом разрабатывать стратегию ее достижения.
- А три цели нельзя поставить?
- Можно, если они совместимы. В данном же случае так не
получается.
- Вадичек, а можно поставить задачу совместить эти три
цели?
Вадим от души рассмеялся, прижал Наташу к себе, снова
поцеловал.
- Умница. Жизнь с военным наложила на тебя свой
отпечаток. Задачу поставить можно, только следует иметь в виду, что когда ты
собираешься совмещать три противоречащие друг другу цели, то сначала ты должна
продумать, до какой степени эти цели можно модифицировать, видоизменить, чтобы
они не потеряли изначального смысла и одновременно приобрели способность
совмещаться с другими целями.
- А попроще нельзя? - жалобно попросила Наташа.
- Можно попроще. Ты хочешь купить норковую шубу, потому
что тебе зимой не в чем ходить. При этом денег у тебя не хватает, а брать в
долг большие суммы ты не считаешь возможным. У тебя две цели - шуба и жизнь без
долгов. Как эти цели совместить? Сначала модифицируешь цель под названием
"шуба", прикидываешь, обязательно ли это должна быть норка, или можно
что-то попроще, мех подешевле. Может быть, не длинная шуба, а короткая, это
тоже путь к экономии. А может быть, вообще шуба должна быть не из натурального
меха, а из искусственного. Только нельзя доводить цель "шуба" до
масштабов "курточка из плащевки", потому что тогда потеряется
изначальный смысл: та вещь, которую ты хочешь купить, должна греть в морозы.
Это и есть допустимый предел модификации цели. Потом начинаешь точно так же
работать со второй целью - "жизнь без долгов". Прикидываешь, сколько
денег у тебя есть, думаешь, какие вещи можно отнести в комиссионный,
подсчитываешь, сколько можно взять в долг с тем расчетом, чтобы отдать с первой
же зарплаты. И таким образом, двигаясь постепенно, совмещаешь обе цели. Идея
понятна?
- Понятна, Вадичек, - пробормотала Наташа сонным
голосом. - Я буду думать. Давай спать, нам с утра еще на рынок ехать. И вообще,
завтра день тяжелый.
Назавтра было воскресенье, в выехавшем на дачу детском саду
- родительский день, и Наташа с Вадимом собирались навестить сыновей.
Электричка уходила с Казанского вокзала в 9.32, но до этого нужно было успеть
купить на рынке клубнику, черешню и персики - мальчики их так любят! Домой
следовало вернуться не позже четырех, чтобы успеть проводить на поезд Люсю.
К детям их не пустили - в садике объявлен карантин, у
нескольких детишек пищевое отравление.
- Ну хоть ягоды передайте, - умоляла Наташа, - они их
любят. Я их несколько раз в кипяченой воде промыла, на них ни одного микроба
нет, я вам гарантирую.
- Да вы что, мамаша, - возмущенно зашипела на нее
воспитательница. - Увозите свои ягоды, сами их ешьте. У нас карантин, я же вам
ясно сказала.
- А вы не можете позвать наших мальчиков, а? Алеша
Воронов из младшей группы и Саша Воронов из средней. Ну пожалуйста!
- Ничего не могу сделать, контакты с родителями
запрещены, - твердо заявила мегера в белом халате. - Уезжайте домой. И не
вздумайте через забор детей звать. Если увижу - детей накажу, так и знайте, за
вашу безответственность ваши сыновья отвечать будут.
- Да почему же безответственность! Ну вы поймите, я -
мать, а это мой муж, их отец, он моряк-подводник, служит на Севере, он почти
год мальчиков не видел, мы соскучились по своим детям, нам бы хоть одним
глазком на них посмотреть…
- Езжайте, мамаша, езжайте. У меня уже язык отсох с
каждым объясняться, вон посмотрите, сколько родителей приехало - и никого не
пускаем. Нельзя.
Действительно рядом с воротами вдоль забора уныло слонялись
женщины с набитыми гостинцами и игрушками сумками. Многие сидели на корточках,
уткнувшись носами в щели между досками и высматривая своих чад на территории
садика. Наташа с Вадимом тоже побродили, то становясь на цыпочки и заглядывая
поверх забора, то опускаясь на колени и отыскивая щель пошире, но увидеть
мальчиков им так и не удалось. Наташа ужасно расстроилась, потому что Вадим не
смог повидаться с сыновьями. Ей все-таки легче, она в прошлое воскресенье к ним
приезжала, и в следующее приедет, и вообще они весь год рядом с ней, а муж не
видел детей десять месяцев, в кои веки вырвался на три дня в Москву - и такая
неудача!
- Как я их всех ненавижу! - в сердцах бросила Наташа,
когда они шли по пыльной дороге к железнодорожной платформе. - Это садисты
какие-то, которых специально придумали, чтобы мучить детей и их родителей.
- Ты не права, - спокойно возразил Вадим. - Карантин
есть карантин. Родителей пускать нельзя и передачи брать тоже нельзя. Она
права.
- Кто права? - взорвалась Наташа. - Эта выдра?! Эта
мразь, которая с нами разговаривала, словно мы ей тысячу рублей должны?
- Успокойся, - Вадим обнял ее за плечи, прижал к себе,
- она действительно хамка и разговаривала с нами в непозволительном тоне. Но по
существу она поступила правильно. Ей дали команду "не пущать" - она и
не пущает. Она выполняет свой долг, отрабатывает свою зарплату. Что ты от нее хочешь?
Чтобы она тебя пожалела, вошла в твое положение, а потом получила выговор?
- Я не понимаю, почему если несколько детей съели
что-то не то, остальным детям нельзя общаться с родителями! Я не понимаю, кто
придумал это идиотское правило! И зачем его придумали! Нет, я понимаю, я все
понимаю! Это специально сделали, чтобы мы все были зависимыми, чтобы нас можно
было унижать по каждому поводу, чтобы мы чувствовали свою ничтожность и
слабость и заискивали перед ними, взятки им давали, конфеты в коробках носили!
У нее началась истерика. Наташа рыдала, молотила кулаками в
грудь Вадима, захлебывалась, выплескивая наружу все напряжение, скопившееся за
долгие месяцы болезни отца. Его смерть, похороны, обиды на сестру, страх за
явно слабеющую мать, постоянная тоска по живущему в другом городе мужу,
хроническая тревога за неуправляемую Иринку - все выходило из нее со слезами,
рыданиями и такими детскими беспомощными ударами, которых мускулистый Вадим,
похоже, даже не чувствовал. Он дал жене выплакаться, не обращая внимания на
прохожих, с любопытством поглядывающих в их сторону. Потом довел до платформы,
усадил на скамейку и начал кормить темно-бордовой, почти черной сладкой
черешней. До ближайшей электрички было еще сорок минут, и когда подошел поезд,
оказалось, что Наташа, сама того не заметив, съела все предназначавшиеся
сыновьям фрукты.
- Давай погуляем, - предложил Вадим, когда они приехали
в Москву и вышли на Комсомольскую площадь.
Наташа посмотрела на часы. Они обещали вернуться к четырем,
чтобы проводить Люсю, а сейчас только без четверти два. Действительно, лучше
погулять, побыть вдвоем, чем сидеть дома и вымученно общаться с вечно
недовольной сестрой. Они нырнули в метро, проехали две остановки от
"Комсомольской" до "Кировской", вышли на Чистопрудный
бульвар и медленно пошли вдоль бульварного кольца в сторону Арбата. Народу
вокруг было мало, летними воскресными днями Москва пустела - все разъезжались
на дачи и садовые участки. Они шли, держась за руки, разговаривали, и
постепенно Наташа стала чувствовать, как к ней возвращаются душевное
равновесие, спокойствие и обычно присущая ей уверенность в своих силах, которые
она вдруг потеряла там, за городом, после неудачной попытки увидеть своих
детей. Вообще Вадим всегда так на нее действовал: что бы ни случилось, как
только он оказывался рядом, все проблемы начинали казаться разрешимыми, а все
расстройства и обиды - пустячными.
