- Это называется "Сомерсет Моэм", - слабо
улыбнулась Наташа, по-прежнему не открывая глаз.
- Нет, золотая моя, это называется "жизнь".
Обычная человеческая жизнь, которую до сих пор никому не удалось разгадать.
Субботний день в конце апреля выдался на редкость теплым,
таким же теплым был и вечер. В окно робко вливался нежный запах первой зелени,
которая и зеленью-то еще не была, а лишь "зеленой дымкой". В квартире
царят тишина и покой, Вадим давно уехал - отпуск закончился, Бэлла Львовна
отбыла на выходные за город к своей давней приятельнице Тамаре, Иринка ушла в
кино с подружками, Полина, по обыкновению, пребывает в пьяной дреме, Саша и
Алеша смотрят по телевизору передачу "Спокойной ночи, малыши!" Вот
закончится мультфильм, Хрюша и Степашка попрощаются с детьми, Наташа умоет
мальчиков и уложит спать, а сама дочитает, наконец, "Улисса" Джеймса
Джойса.
Она уже вела детей в ванную, когда на стенке в прихожей
взорвался звонком телефон.
- Маликова Ирина Николаевна здесь проживает? - спросил
незнакомый мужской голос, чуть грубоватый и усталый.
- Здесь, но ее нет дома. А кто ее спрашивает?
- Да знаю я, что ее нет дома. Мне нужны ее родители.
- У нее нет родителей. Она сирота. А вы, собственно,
кто?
- А вы кто? - задал мужчина встречный вопрос.
- Я ее соседка, - нетерпеливо ответила Наташа. - Вы
можете объяснить мне, наконец, в чем дело?
- А дело в том, что Ирина Николаевна Маликова находится
в отделении милиции, и документов у нее при себе нет.
- Как в милиции?! За что?!
- За хулиганство. Вы можете принести ее паспорт?
- Господи, да какой паспорт, нет у нее никакого
паспорта, ей только через месяц пятнадцать исполнится! Что с ней случилось?
- Пятнадцать? - недоверчиво протянул мужчина на другом
конце провода, потом хмыкнул. - С трудом верится. По внешнему виду она на все
восемнадцать тянет. Так с кем же она живет, если родителей нет?
- С бабушкой.
- Вот пусть бабушка и придет сюда к нам.
- Да она старенькая совсем, больная… Вы скажите, куда,
я сама приду.
- В шестидесятое отделение. Если вы живете на
Воеводина, то это от вас недалеко.
Наташа заметалась по квартире. Детей оставить не с кем, не с
Полиной же, которая все проспит и не уследит за малышами. Быстро накинув просторное
"беременное" платье и сверху плащ нараспашку, она схватила за руки
сонных мальчиков и отправилась в отделение милиции. Добираться пришлось долго,
набегавшиеся и уставшие за день мальчики хныкали, упирались и капризничали,
ребенок в животе то и дело начинал ворочаться и стучать ножками, и Наташе
приходилось все время останавливаться. Мысли ее одолевали самые черные: что с
Иринкой, в порядке ли она, не избили ли ее? А если в этом смысле все в порядке,
то как обстоит дело в другом? За хулиганство ведь с четырнадцати лет могут
посадить, после участия в работе съемочной группы, выезжавшей в Икшу, в колонию
для несовершеннолетних преступников, Наташа это хорошо знает. Осужденных за
хулиганство пацанов своими глазами видела. Неужели ничего нельзя сделать? Неужели
она не уберегла девочку?
Видно, лицо у нее было такое страшное, что дежурный по
отделению милиции, куда она наконец доползла, даже дар речи потерял.
- Слушаю вас, - наконец выдавил он, не сводя глаз с ее
огромного живота.
- Мы за Илкой плишли! - звонко объявил Сашенька.
- За кем-за кем? - переспросил дежурный.
- За Илкой Маликовой! Ты что, глухой?
- Саша! - Наташа в отчаянии дернула сына за руку и
вдруг разрыдалась.
Дежурный испуганно выскочил из-за стеклянной перегородки,
осторожно обнял Наташу за плечи и начал усаживать на жесткий колченогий стул.
Она плакала горько и громко и почти не понимала, что происходит вокруг, только
изредка улавливала отдельные слова: "за Маликовой… беременная… двое
детишек… маленькие совсем… как бы плохо не стало… говорят, сирота… участковый…
завтра будет… соседка… она же в драке не участвовала, только рядом стояла…
пьяная… на учет поставить…"
Наташа даже не видела, откуда вдруг появилась Ира,
растрепанная, испуганная, бледная, под глазом свежий синяк.
- Ой, Натулечка, - только и пролепетала она.
Рядом с Ирой стоял милиционер с двумя звездочками на
погонах. Лицо его было хмурым и некрасивым, а голос - грубоватым и усталым,
Наташа сразу узнала этот голос и поняла, что именно он ей звонил.
- Забирайте свою соседку. Но учтите, только из
сочувствия к вашему положению. Еще раз попадется - передадим материалы в
инспекцию по делам несовершеннолетних, пусть поставят ее на учет. А не
исправится - будем оформлять в специнтернат.
- Что она сделала? - давясь слезами, спросила Наташа.
- Пьянствовала в компании с сомнительным контингентом,
приставали к прохожим, затеяли драку. В общем, ничего такого, что могло бы
украсить девушку. Ты все поняла, Маликова? Скажи спасибо, что у твоей соседки
двое детишек и третий на подходе, мы тебя отпускаем, чтобы ее не волновать. В
следующий раз так легко не отделаешься. Иди. Чтоб я тебя больше не видел.
Всю дорогу домой Ира просила прощения и давала честное
слово, что она все поняла и что это в последний раз. Наташа почти не слушала ее
и ничего не отвечала. И только переступив порог квартиры, обессиленно
привалилась к стене и сказала:
- Я всегда знала, что ты слабая и безответственная.
Сегодня я узнала, что ты еще и дура. Мне очень жаль, что я вынуждена тебя
любить. Но у меня нет другого выхода. Я обречена на тебя. Ты - мой крест. Иди к
себе, я тебя видеть не хочу.
На следующее утро, в воскресенье, у Наташи раньше времени
начались схватки - слишком дорого обошлись ей волнения вчерашнего вечера. И
Бэллы Львовны, как назло нет, а на Иринку надеяться нельзя. Хорошо, что все
необходимое Наташа уже несколько дней назад собрала и сложила в пакет.
Дотерпев до восьми утра, она позвонила Инне. Никто не
отвечал, и Наташа поняла, что подруга с мужем тоже на даче. Как неудачно, что
все это случилось именно в воскресенье! Наплевав на приличия, она набрала номер
Бориса Моисеевича, Инкиного отца. Тот спросонок ничего понять не мог, потом
разволновался, велел Наташе собираться и одевать детей, и через двадцать минут
его новенькая "Волга" уже стояла перед подъездом в переулке Воеводина.
- Сейчас отвезу тебя в роддом, потом мальчиков - на
дачу. За них не волнуйся, Инна с Гришей за ними присмотрят, все будет в
порядке, только не волнуйся, - приговаривал он, осторожно усаживая кривящуюся
от боли Наташу в машину. - Инночка собиралась забрать твоих мальчиков после
майских праздников, Гриша говорил, что тебе рожать между седьмым и десятым мая.
Неужели мой зять просчитался?
