— Ох, Маня, деньги — это такая дрянь… они все могут, прогрызть любую стену. Вон вспомни, как Солоника вытащили. Уж убийца из убийц был, я по сравнению с ним — ангел во плоти… А окажусь за кордоном — ты сразу ко мне и приедешь. И Марию Олеговну отсюда заберем!
— А как же папа? — внезапно она заразилась этой успокаивающей нервы игрой.
— Его-то из этой параши необходимо вытащить в самую первую очередь! Я думаю, что, сколько ни заплати в наших больницах, проку все равно не будет. А там…
— Как же ты ненавидишь Россию, Коля, — прошептала Марина, тут же поправилась: — Лешенька…
— Да я ее люблю, это она меня не любит! А я ее люблю — аж до нервной дрожи. Я за нее жизнью своей рисковал, здоровьем платил… Я вот сейчас петушусь, хорохорюсь, а как там жить буду — даже и не представляю. А ненавижу я не Россию, а всю эту сволочь, которая каждый раз наверху оказывается и за людей нас не считает. Так бы и грыз зубами, а надо — и убивал бы, хотя я, в общем, человек мирный…
— Да уж, ты мирный! — с сомнением повторила она. — Ну а чего ж ты тогда уехать-то хочешь, мирный человек? Грызи их здесь — оттуда их нипочем не достанешь…
— Эх, Маришка, это ты всю жизнь провела в своей Москве благополучной. А пожила бы ты у нас на Болотах… Ты знаешь, на сколько лет выглядят твои ровесницы? Как минимум на полтинник! И это в тридцать, а то и меньше! Или спиваются, или от нечего жрать раздвигают ноги перед кем ни попадя… Прости за непотребное слово… Это раньше — и работа у людей была, и зарплата. А как пришли эти оглоеды к власти…
— Леша, ты же не зря вспомнил, что я журналист. Я прекрасно знаю, что происходит в глубинке, — сказала Марина. — Между прочим, кто хочет заработать…
— Прошу тебя, — прервал ее, поморщившись, Остроумов, и оба замолчали, сидели так, пока в квартире не стало совсем уже темно.
— Знаешь, я пойду, а ты сиди и не высовывай отсюда носа. Поесть я тебе принесу. Если нагрянет милиция — позвоню и попрошу к телефону Анну Петровну. Это будет означать, что ты не должен ни ходить, ни дышать, пока они не уберутся. Фонарика у тебя сегодня нету? Свет лучше все же не зажигать…
— Малыш, ты что, думаешь, если я с Нижних Болот, то, значит, малость дураковат?
Она засмеялась.
— Прости. Хотя, надо сказать, глупостей ты наделал предостаточно. Она, крепко чмокнув его в щеку, пошла было к двери, и тут затрезвонил легок на помине — телефон. Это было странно — кому надо, те все давно уже знали, что хозяин в больнице и квартира пустует. Может, ошибка? Она вопросительно посмотрела на Алексея — что делать? Он сказал почему-то шепотом:
— Возьми.
Марина сняла трубку и услышала ясный, сильный голос, будто звонивший находился где-то совсем рядом:
— Здравствуйте! Могу я попросить Антона Григорьевича?
— Простите, а кто его спрашивает, — поинтересовалась Марина и услышала:
— Меня зовут Леонид Александрович Остроумов, я звоню издалека, с Кипра. Я получил письмо от Антона Григорьевича и хотел бы переговорить с ним по этому поводу.
Марина растерянно посмотрела на Алексея, не зная, что ответить. Показала — может, возьмешь трубку сам? Но он поосторожничал, энергично замотал головой — нет, мол, потом сказал ей одними губами:
— Антон Григорьевич сейчас не может подойти, он у врача (что было, в общем-то, чистой правдой).
Марина повторила эти слова вслед за Алексеем и снова слышала голос будущего деверя:
— Будьте любезны передать Антону Григорьевичу, что ему звонил Остро-у-мов! Что письмо его я получил и буду в Москве завтра утром.
Тут Марина проявила полную самостоятельность и спросила:
— Встречать вас не надо? Адрес у вас есть?
— Встречать меня не надо, я в Москве ориентируюсь. К тому же еще не очень точно известно время вылета, поскольку я лечу не рейсовым, а частным самолетом. Адрес указан на конверте. Он прочел: Трифоновская улица, дом… квартира… Все верно?
…Алексей потом только мотал головой — надо же, какой галантерейный у него братец: будьте любезны, да тыры-пыры. Он таким не был, когда в Болотах обретался! Ишь, на частном самолете он прилетит — читай, на своем собственном.
— Хорош гусь, а, Марин?
Она не ответила, вздохнула о чем-то своем. Ей все это начало казаться похожим на какой-то сбывающийся сон…
Глава 14
Леонид Александрович сдержал свое слово — утром следующего дня его небольшой голубой самолет, рассчитанный всего на десять пассажиров, поднялся в воздух, держа курс на Москву. Места в этом самолете были строго расписаны. Сам Леонид Александрович удобно устроился в большом мягком кресле в середине салона. Одетый в строгий темный костюм, не поднимающий глаз от какого-то глянцевого журнала, он выглядел довольно мрачно и неприступно. Чего нельзя было сказать о Софье Михайловне. Бывшая банковская служащая сидела напротив мужа, время от времени пригубливая бокал с холодным апельсиновым соком. Лицо ее не выражало ничего, но Леонид Александрович, давно изучивший свою жену, словно ощущал ее недовольство и понимал, чем оно вызвано. Чванов, которому полагалось сидеть сзади, через одно кресло от них, исподтишка наблюдал за происходящим, делая вид, что читает книгу — образцовый секретарь, расширяющий свой и без того широкий кругозор даже в дороге…
— Женя, — предложил ему вдруг босс, — ты бы не мог ненадолго нас покинуть? Пойди прогуляйся, поболтай со стюардессой, что ли…
Евгений Кириллович повиновался, не скрывая недовольной мины.
Едва он исчез из поля зрения Остроумова, тот сразу отложил журнал в сторону и тихо, словно извиняясь, сказал жене:
— Потерпи еще немного, Соня. Скоро уже прибудем.
Она больше не сдерживала себя:
— Слава богу, наконец-то ты внял моим словам, дорогой, удовлетворенно кивнула Софья. — Я так давно убеждаю тебя, что этот твой разлюбезный Евгений Кириллович — жулик и подлец, на котором пробы негде ставить… Но ведь ты же слушаешь только себя, пока жареный петух сам знаешь куда не клюнет…
— Петух в задницу не клюнет — мужик не перекрестится, — засмеялся Леонид Александрович, беря ее руку в свою.
— Довольно оригинальная трактовка народной мудрости, — заметила она, отвечая легким пожатием на его мимолетную ласку — дескать, я здесь, дорогой. Но начатый разговор завершила: — И все же, что ты собираешься с ним делать? Учти, я больше не намерена терпеть его рядом.
— Я же тебе говорю, Сонечка, потерпи еще немного! Это вопрос решенный. Меня, если честно, больше всего интересует сейчас встреча с братом. Ты не представляешь, что я испытываю. Ведь я его столько времени считал погибшим, а он жив! Знаешь, я тебя прошу: не думай сейчас ни о чем плохом, чтобы не сглазить. И тогда, уверяю, все будет в порядке.
— Хорошо, Леня, не буду. Но все же, зная тебя, я боюсь, что ты обойдешься с Чвановым мягко, и тогда он в любой момент сможет вернуться на Кипр и снова взяться за старое… У меня такое ощущение, что делать гадости в ответ на добро — это его хобби.
