– Здесь вам одиноко не будет. Это я могу обещать. Ну а теперь войдем?
Тревис кивнул, и они переступили порог бального зала. Как по сигналу, взоры всех присутствующих устремились на них. Затихла музыка, и по толпе пробежал удивленный шепоток. Пожалуй, сразу же решил Тревис, зря он эскортирует Элейн на ее собственном приеме. Ему изменил такт: в конце концов он всего-навсего лишь незнакомец, о прибытии которого официально даже не объявили.
Из толпы тотчас же отделился какой-то мужчина. Тревис понял, что это Джордан Барбоу. Он был среднего роста, но из-за крепкого телосложения и мощных плеч казался выше. Темные волосы с сединой на висках были коротко подстрижены, а у шеи завивались крутыми колечками. Лицо было чисто выбрито, вдоль квадратных скул шла синяя тень. Те же изумрудные глаза, что так сверкали у Элейн, только узкие и злобные.
Джордан Барбоу был истинным хозяином дома и не мог себе позволить проявить недовольство нарушенным протоколом. Как ни в чем не бывало он поцеловал дочку в щечку, а потом повернулся к Тревису и протянул ему свою твердую руку.
– Очень мило, шериф, – вежливо проговорил Барбоу, – что вы пожаловали на прием, устроенный в честь дня рождения моей дочери.
– Очень мило, что она меня пригласила, – ответил Тревис, заметив довольное лицо Элейн. Похоже, она словно подает ему знак не волноваться, потому что знает, как командовать своим отцом.
Что же до Мейсона, тут все было совсем по-другому. Это Тревис понял сразу, как только увидел Мейсона пробирающимся сквозь толпу. Высвободив руку Элейн из-под локтя Тревиса, он положил ее под свой и взглянул на Колтрейна.
Тревис почувствовал себя отрезанным от всех. А трио – Джордан, Элейн и Мейсон – обернулось к гостям.
– Представляю вам мою дочь, – гордо объявил Джордан. – Сегодня ей исполняется восемнадцать лет.
Раздались громкие аплодисменты и выкрики «С днем рождения!». Оркестр заиграл традиционную песню «Счастливого дня рождения». Все подхватили ее, адресуя песню имениннице. Пели все, кроме Тревиса.
Когда музыка кончилась, Джордан поднял руки, призывая к тишине. Все затаили дыхание в ожидании.
– Как и в день рождения моей дочери Мэрили, – торжественно объявил Джордан, – я дарю Элейн тысячу акров моих самых лучших земель. – Его слова потонули в море восторженных возгласов. Барбоу снова призвал соблюдать тишину. – Как и Мэрили, Элейн получит свой щедрый попечительский фонд как подарок от меня и от своей покойной матери. Да будет ей земля пухом! – Голос Джордана впечатляюще дрогнул. Тревис подумал, что, наверное, он единственный здесь не верит в искренность Барбоу.
Элейн, как и положено, поцеловала отца, а потом позволила Мейсону заключить себя в объятия, потому что оркестр заиграл мелодичный вальс. Теперь Элейн уже официально стала взрослой и богатой молодой дамой, вступив во все свои законные права.
Джордан повернулся к Тревису:
– О вас, шериф, должен был бы объявить мой дворецкий. Я бы сделал это и сам, но, как вы видите, был обязан в этот торжественный момент уделить все свое внимание Элейн.
– Это не имеет никакого значения, – повел плечами Тревис. – Я никогда не обращал внимания на формальности. Не вините своего дворецкого. Он предлагал мне все сделать как принято.
На лице Джордана отразилось изумление.
– Такое появление Элейн еще раз продемонстрировало ее постоянную борьбу за собственную независимость. Когда дело касается светских приличий, она становится невыносима. Честно говоря, я вздохну с облегчением, когда увижу ее замужем. Пусть тогда ее мелкими бунтами занимается кто-то другой, а не я.
Тревис на эти слова никак не прореагировал, и Джордан взглянул на него с явным подозрением. Улыбка с его лица сошла.
– Скажите, как долго собираетесь вы и ваш коллега пробыть здесь? Должен откровенно признаться, что местные жители не очень-то рады видеть, как правительство присылает посторонних людей решать их внутренние проблемы.
На скуле Тревиса дернулся нерв.
– Когда с этими проблемами не справляются местные власти, Барбоу, то долг правительства прислать сюда помощь. Шериф Бачер и я пробудем здесь до тех пор, пока не отпадет необходимость в нашем присутствии.
По лицу Джордана пробежала тень и тут же исчезла. Он посмотрел на дверь.
– Боюсь, я веду себя как не очень-то гостеприимный хозяин, шериф. Не согласитесь ли пройти со мной ко мне в кабинет и выпить по стаканчику бренди из моих личных запасов?
Тревис кивнул. Они вышли из бального зала, пересекли холл и свернули в небольшой проход, в конце которого находилась просторная комната, отделанная дубовыми панелями.
– Вам здесь нравится? – спросил Джордан, закрывая тяжелые двойные двери. – Мне все привезли из Англии – и кожаную мебель, и диваны, и кресла, и канделябры. Даже письменный стол из красного дерева. Я эту комнату люблю. Очень люблю. Больше всего времени я провожу тут.
– Здесь очень мило, – заметил Тревис, а про себя подумал, что даже в склепе не так мрачно, как в этом кабинете.
Джордан достал хрустальный графин, налил себе и Тревису по бокалу бренди и произнес тост «за приятное пребывание в Кентукки». Потом уселся в большое кожаное кресло, скрестил ноги и в упор посмотрел на Колтрейна:
– Так. А теперь скажите, к какому выводу вы пришли после первых дней пребывания в наших краях. Что мы здесь все ненавидим негров и намереваемся начисто уничтожить всю их расу?
Тревис, молча наблюдая, как играет на свету янтарная жидкость в бокале, чуть нахмурился, словно обдумывая заданный ему вопрос.
– Я не думаю, Барбоу, что негров в здешних краях ненавидят абсолютно все. И было бы просто глупо предположить, что можно уничтожить всю негритянскую расу. Скажем лучше так: после просмотра отчетов, поступивших в шерифское управление, я считаю, что данных о совершенных тут преступлениях слишком уж много. И я намереваюсь выяснить, почему это стало возможным. А также сделать все, чтобы больше ничего подобного не происходило.
Джордан явно удивился.
– Это может оказаться задачей нелегкой, шериф. В конечном счете вы имеете дело с рядом сторонников Юга, которые вряд ли захотят покориться воле бюрократов-янки. Ведь то, что эти самые рабы получили свободу, еще не означает, что они приобрели ум, чтобы участвовать в голосовании и владеть землей, то есть жить так, как живут белые. Вы толковый парень, шериф. И вы, конечно же, это понимаете.
– Теперь у негров свобода. Они должны ее попробовать, – холодно сказал Колтрейн. – И любой вставший на их пути к осуществлению этой свободы совершает преступление. Мы не допустим, чтобы негров избивали, запугивали, убивали.
– Пусть черные знают свое место, – сменил тон Джордан. – Тогда не будет у нас никаких проблем. И если черным не нравится то, что в Кентукки одержать верх над белыми они не в состоянии, то пусть убираются отсюда подальше на юг, в Джорджию или Алабаму. Может, там им это удастся.
