– Почему? – Холли сжала кулаки. – Дедушка, зачем они поступили так с моим домом?
– Это война, дорогая. Она несет с собой гибель и разрушения, и никто не ответит на вопрос: зачем? Но подумай вот о чем. – Старик крепко прижал к себе внучку. – Они могут сжечь мебель, предать огню дом, однако никогда не сломят дух этой земли. Во время столь страшных событий неизменной остается только земля. Война рано или поздно закончится, и твой отец построит на этой земле новый дом. Жизнь возродится. Земля не умрет, Холли. Не покидай ее.
Вслед за тем на них обрушилось новое горе, заставившее забыть обо всех прежних бедах.
Майор Уэсли Максвелл погиб, защищая Виксбург. Его похоронили на фамильном кладбище в ореховой роще. Вид почерневших от огня деревьев над могилой, казалось, обострял боль утраты.
Майора провожали немногие уцелевшие соседи и друзья. Среди них не было ни Твайлы Каннингхэм, ни Нолайи Поуп, погибших под обстрелом в тот ужасный день по дороге домой.
Новые трагедии почти не находили отклика в истерзанной страданиями душе Холли. Ей пришлось перенести слишком тяжкие утраты.
Отец погиб. Их поместье Магнолия–Холл разрушено. Прежняя жизнь уже никогда не вернется.
Никто не посеет хлопок и не соберет урожай орехов. Не будет веселых праздников ни в доме, ни на лужайке перед ним.
После похорон Холли и Клаудия снова отправились в хижину дедушки, ибо от Магнолия–Холл не осталось ничего.
Чтобы не узнавать дурные новости, старик Максвелл стал все реже покидать болото. Убитая горем Клаудия часами молча сидела на своей кровати. Холли еще теснее сблизилась с дедом.
Он убеждал ее в том, что Юг непременно поднимется и прогонит янки. Он без устали внушал внучке, что у человека нет ничего дороже земли. «Земля – это залог нашего бессмертия», – говаривал старик.
Однажды вечером, когда Холли, расположившись у костра, смотрела на плачущую мать, дед нежно коснулся щеки внучки:
– Не осуждай ее, девочка. Тебе не понять ее горя. Она страстно любила твоего отца, и сейчас ей очень больно.
Холли покачала головой:
– Я не думала, что мама такая слабая. Любовь должна делать женщину сильной. Зачем отдавать сердце тому, кого рано или поздно можно потерять?
Старик укоризненно посмотрел на внучку:
– Ты говоришь так лишь потому, что никогда еще не влюблялась.
– Надеюсь, этого не произойдет, Я не хочу быть слабой.
– Что ж, тогда не выходи замуж, не заводи детей, а заботься о земле. Возможно, это убережет тебя от страданий.
А потом они однажды встретили человека, который сказал им, что виргинская армия генерала Ли капитулировала. Война закончилась поражением Юга.
С этого времени старик начал угасать. Все ночи Холли сидела у постели деда, нежно держа его руку и словно стараясь предотвратить неизбежное, но он уходил все дальше и дальше.
– Обещай, – умолял ее старик, – обещай, что никогда не расстанешься с этой землей. Это залог нашего бессмертия. Меня скоро не станет, Холли, а ты сбереги землю.
Каждый раз, когда внучка клялась выполнить его просьбу, он улыбался и мирно засыпал. Но как–то старик не проснулся.
– Они убили его! – в отчаянии воскликнула Холли. Стоя на коленях возле кровати, на которой лежал мертвый дед, она чувствовала, как в ней закипает ненависть. – Янки убили папу и дедушку, разрушили мой дом. Так пусть же Бог покарает их и обречет на вечные муки!
Клаудия заплакала.
– Перестань! Не говори этого, Холли. Твой дедушка был уже стар и…
– Папа не был стар! – Она с вызовом посмотрела на мать.
Клаудия удивилась, впервые увидев вместо послушной и ласковой восемнадцатилетней дочери ожесточенную и сильную женщину.
Услышав стук колес, Холли подошла к окну. Мать управляла повозкой, которую тащил старый, ленивый мул. «Какой у нее счастливый вид», – с неудовольствием отметила Холли. Совсем недавно мать объявила, что война закончилась, а раны, нанесенные ею, затянутся, если все будут работать сообща и восстанавливать разоренное хозяйство. И это, по мнению Холли, означало, что проклятые янки запрудят всю Миссисипи и набросятся на Юг, как стервятники на падаль.
Клаудия больше не считала янки врагами, напротив, утверждала, что именно на них возложена миссия возрождения славного союза. Чушь, решила Холли, глядя, как мать, красивая кареглазая и очень светлокожая, остановила мула и по–молодому лихо спрыгнула с повозки.
– Холли? Дорогая, ты здесь? Я знаю, что ты приходишь сюда каждый день, а вот на меня это место навевает тягостные воспоминания. Не прячься. – Она заглянула в гостиную. – Вот ты где! Так нельзя, детка, ты же зачахнешь! Я понимаю, в хижине не так уж приятно, но…
– В хижине очень приятно, – холодно возразила девушка, – и я люблю ее, потому что чувствую там близость дедушки. Но чтобы не забыть, как они поступили с ним и со всеми нами, я прихожу сюда. – Глаза Холли сверкнули от гнева.
Клаудия вздохнула.
– У меня две хорошие новости. Во–первых, мы наконец–то сможем перебраться в Виксбург. Сегодня ко мне заходил Бен Каннингхэм, храни его Бог. Ему столько пришлось пережить. Он вернулся с войны без ноги и узнал, что Твайлы нет в живых, попытался начать все сначала, но не смог. А ведь у него на руках остались маленькие дети и…
– Какое отношение это имеет к нам? – раздраженно спросила Холли, зная, что мать всегда сострадает ближним.
– Бен только что приехал из Виксбурга, от своей сестры Эбби. Она живет одна в большом доме, поскольку ее муж погиб в самом конце войны, и с радостью приютит нас на любой срок.
Холли недовольно поморщилась:
– Мама, я решила остаться здесь и восстановить Магнолия–Холл. Может, ты и способна жить, не думая о прошлом, но я чувствую себя в долгу перед папой, дедушкой… и перед собой. – Она снова повернулась к окну. – Я обещала дедушке не расставаться с этой землей и сдержу свое слово.
Клаудия обняла дочь.
– Поверь, дорогая, я понимаю тебя, однако не надо цепляться за прошлое. Здесь у нас не осталось ничего. Двум одиноким женщинам не под силу обрабатывать эту землю. Мы даже не в состоянии заплатить налоги, и через день–другой эта земля уже не будет принадлежать нам.
– Я найду выход, – возразила Холли. – Мы же спрятали серебро и драгоценности. Продадим их и заплатим налоги.
Клаудия опустила глаза.
– Ты продала все это, да? – с негодованием прошептала девушка, окинув взглядом прекрасный бархатный костюм матери, – Мне следовало раньше догадаться! Ты ведь купила его совсем недавно, видимо, продав все, что мы спрятали, так?
– Мне не оставалось ничего другого, Холли. Мы уже ходили в настоящих лохмотьях! Нам было нечего есть. Да и выручила я не так уж и много. Янки охотно приобретают серебро, ибо у них есть деньги. Южанам же нужен хлеб насущный, а не серебряная посуда. Но драгоценности… мне трудно расстаться с ними. Их подарил мне твой отец.
