Прошло не так уж много времени, и на пороге появился человек в белом халате, весь низ которого был забрызган кровью. У Эмбер потемнело в глазах, ее затошнило. Сквозь туман в глазах она едва поняла, как человек в белом что-то приказал охране.
– Постойте! – окликнула она, видя, что он собирается вернуться в здание. – Мне необходимо повидать сеньора Мендосу. Я уверена, что он спрашивал обо мне… прошу вас, сеньор!
– Ваше имя? – резким, недобрым голосом спросил доктор и бесцеремонно оглядел ее прищуренными глазами.
– Эмбер Форест, – пролепетала она. – Поймите, мне очень нужно его видеть! Мы с сеньором Мендосой… близкие друзья. Он посвятил этого быка мне.
Выпалив последнюю фразу, она почувствовала себя нелепо. К тому же это звучало святотатством. Однако доктор кивнул.
– Да-да, сеньорита, он действительно повторил ваше имя несколько раз. Вы можете войти. – Он больно схватил Эмбер повыше локтя и буквально поволок за собой. – Не вздумайте биться в истерике и волновать его, лучше сделайте все возможное, чтобы облегчить его последние минуты. Остальное, увы, уже не в человеческих силах.
Комната, в которой они оказались, поразила Эмбер своей неприглядностью: побелка на стенах потрескалась и отваливалась кусками на утрамбованную землю, которая заменяла здесь пол. В углу стоял простой деревянный стол, на нем лежали инструменты и груда окровавленных тряпок. Под единственным высоко расположенным окном, на кушетке, лежал Арманд, до самого подбородка укрытый простыней, по которой расползлось громадное бурое пятно. Возле него, склонившись, стоял, по-видимому, еще один врач. При появлении Эмбер он выпрямился, оглядев ее с откровенным недовольством.
– Это та самая женщина, которую он все время зовет, – объяснил доктор, который позволил ей войти.
Второй неохотно кивнул и отошел в противоположный угол комнаты, вытирая о тряпку окровавленные руки.
У Эмбер подкашивались ноги. Она приблизилась к кушетке на цыпочках. Комната внезапно стала еще более тесной и темной и почти совершенно лишенной воздуха. Борясь с удушьем, Эмбер наклонилась над неподвижным телом. Лицо Арманда было бледным до синевы, сухие потрескавшиеся губы приоткрылись, обнажив белую линию зубов. Это напомнило ей зловещий оскал черепа, и она не сразу нашла в себе силы коснуться окровавленной руки, высовывающейся из-под простыни. Казалось, слова так и не смогут сорваться с внезапно онемевших губ.
– Арманд… – прошептала Эмбер, заставляя себя дышать, несмотря на тяжелый запах крови, витающий вокруг умирающего. – Ты слышишь меня, Арманд?
Взгляд, казавшийся совершенно остекленевшим, медленно переместился на нее. Рука шевельнулась, слабо сжав ее пальцы.
– Моя пенорожденная… – прошелестел голос, уже мало похожий на голос человека из плоти и крови, – как же я люблю тебя!..
– Да-да, милый, я тоже люблю тебя всем сердцем! – воскликнула Эмбер, подавляя рвущиеся из груди рыдания. – До сегодняшнего дня… до этой минуты я не понимала, что в тебе мое счастье, в тебе вся моя жизнь! Прошу тебя, живи! Не поддавайся, Арманд, будь сильным! Ты должен жить ради меня!
– Поздно, Эмбер…
Она должна была наклониться к самым его губам, чтобы расслышать это. Арманд сделал конвульсивное глотательное движение, тихо кашлянул. Чувствовалось, что он собирается с силами, чтобы продолжить.
– Все кончено… сегодня победителем остался… остался бык… сегодня умереть суждено матадору…
– Не говори так!
Она не могла больше бороться с собой и зарыдала, с силой качая головой, отчего крупные слезы, срываясь со щек, падали на бурое пятно крови, растворяясь и теряясь в нем. Рука Арманда приподнялась, дрожащий палец коснулся ее губ.
– Я не разрешаю тебе умирать, Арманд! Не разрешаю! Я приказываю тебе жить!
– Сегодня закончилась еще одна шутка Бога… под названием «Жизнь… Арманда Мендосы, матадора и повесы»… но ты не должна плакать, моя… моя пенорожденная… ведь смерть не так уж страшна. Боли я не чувствую… только слабость. И еще – сожаление… потому что посвятил тебе выступление, которое оказалось… оказалось жалким.
Эмбер продолжала плакать, теперь уже беззвучно, прижимая к груди пальцы Арманда, на которых кровь успела засохнуть и потемнеть. Она совершенно потеряла представление о времени и даже не вздрогнула, когда на плечо легла рука. Это был не доктор, как она ожидала, а Корд Хейден, мрачный как туча. Она шевельнула губами, но не смогла произнести ни слова.
– Корд… – выдохнул Арманд и закашлялся, выплюнув сгусток крови. – Корд, дружище… ты ведь позаботишься о ней, правда? Ради меня? Не оставляй… ее. Обещай мне это…
– Ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, – угрюмо буркнул тот в ответ.
– Перестань, перестань, Арманд! – вырвалось у Эмбер, и она прижалась щекой к слабой, бессильной руке. – Ты не можешь умереть, ты должен, обязан поправиться!
– Моя пенорожденная… – прошептал он, пытаясь погладить ее лицо холодными пальцами, – как я люблю тебя!..
В следующее мгновение она ощутила слабый трепет его тела, который через мгновение сменился полной и абсолютной неподвижностью. Рука выскользнула из ее пальцев и бессильно упала. Эмбер безумным взглядом посмотрела на Корда, потом снова на Арманда, на лице которого было теперь безмятежное, мирное выражение. Его раскрытые глаза были устремлены на нее.
Корд отстранил ее – не грубо, но холодно, – поднял руку Арманда и сунул ее под простыню. Несколько секунд он смотрел на мертвого друга тяжелым взглядом, потом подхватил Эмбер под мышки и вздернул на ноги. Доктора, которые о чем-то негромко переговаривались в углу, поспешили к кушетке, чтобы прикрыть глаза мертвому и натянуть простыню повыше.
– Я знаю, ты должен был обещать ему… но теперь ты свободен от всяких обязательств, – как во сне, заговорила Эмбер, не поднимая глаз. – Я хочу отныне идти своим путем.
Корд не удосужился ответить. Сжав губы в тонкую злую линию, он стиснул запястье Эмбер и повлек ее вон из здания. Протолкавшись сквозь притихшую толпу, откуда доносились разноголосые женские рыдания, они завернули за угол здания. День уже клонился к вечеру, на горизонте горел зловещий красный закат, словно смерть Арманда была предначертанным событием, которое высшие силы оплакивали по-своему. Несмотря на удушливый жар, лившийся на город, Корд все ускорял и ускорял шаг, пока не пустился бегом. Эмбер, вынужденная тоже бежать за ним, несколько раз споткнулась и наконец взмолилась:
– Отпусти! Я не хочу идти с тобой! Отпусти, Корд!
– Я собираюсь сделать то, что должен был сделать в ту же минуту, как только узнал, что ублюдок Валдис держит тебя взаперти, – ответил тот ровно и холодно. – Если бы я так и поступил, все сложилось бы иначе.
У нее не нашлось сил для дальнейшего протеста. В конце концов они оказались возле фургона, в который Корд забросил Эмбер, словно она была тюком с вещами. Он сразу же вскочил следом, подхватил поводья и хлестнул лошадей, направив их в один из переулков.
