Чувствуя, что у нее подгибаются коленки, девушка опустилась на стул.
– Мне очень жаль, что я вынуждена говорить тебе об этом, потому что вызвала я тебя сюда совсем по другой причине, а именно чтобы обсудить твое недопустимое поведение…
– Я знаю, мисс Дигон, – нетерпеливо перебила ее девушка, – но, пожалуйста, поскорее скажите мне, что написано в письме. Это жестоко – заставлять меня столько ждать.
Мисс Дигон почувствовала раздражение. Одна мысль о том, что ей еще год придется терпеть в своем заведении строптивую девчонку, была невыносимой.
– Хорошо, – кивнув, коротко согласилась она и, словно решительно отбросив всякие сомнения, сообщила: – Твоя мать умерла…
Потом, словно откуда-то издалека, голос мисс Дигон продолжал повествовать о внезапном воспалении легких, о том, что все кончилось очень быстро и мать не страдала. Но следующая новость заставила поникшую от горя Анджелу вскинуть голову, забыв о несчастье.
– «…и, как это ни грустно, – продолжала читать мисс Дигон, – я решил, что моей дочери лучше оставаться в Англии, пока в Америке все не успокоится. Она будет у вас в безопасности – не то, что здесь, где идет война. Пожалуйста, передайте ей, что я люблю ее и скоро подробно напишу обо всем».
Анджела едва смогла сдержаться, чтобы не закричать. Сквозь опущенные ресницы она видела, что мисс Дигон не сводит с нее глаз. В здании их школы была комната, куда отправляли девушек, которым, по мнению мисс Дигон, нужно было побыть одним и обдумать свое поведение. Между собой воспитанницы называли ее «преисподней». Попасть туда считалось суровым наказанием. Анджела немало времени провела в этой «преисподней» и понимала, что если не будет сейчас вести себя подобающим образом, то отправится туда сразу после разговора с мисс Дигон. Поэтому ей оставалось лишь сделать вид, что она подчиняется решению отца.
– Да, – заговорила она шепотом, словно обращаясь к себе самой, – папа прав. Там сейчас небезопасно. Мне нужно побыть одной, чтобы пережить горе…
Мисс Дигон торжествующе улыбнулась. Возможно, именно осознание того, что ничто в жизни не вечно, поможет сломить упрямый нрав девушки.
– Тебя все здесь любят, Анджела, – уже мягче сказала она. – Потеря матери – большое горе, но, надеюсь, отныне ты будешь строго следовать нашим правилам и не оскорбишь ее память непослушанием.
Девушки тактично оставили ее одну, и, когда они ушли, Анджела смогла дать волю слезам. Невыносимо было думать о том, что никогда больше не увидит она своей матери.
Затем, собравшись с мыслями, Анджела принялась обстоятельно обдумывать план побега. Отец был единственным человеком на свете, которого она любила, поэтому девушка решила, что должна быть рядом с ним и разделить его горе.
Прежде всего ей понадобятся деньги для того, чтобы пересечь Атлантику. Это большая проблема, если учесть, что своих денег у нее вообще не было – отец платил за ее обучение и проживание в школе, посылая деньги на имя мисс Дигон.
Вдруг Анджела вспомнила об украшениях, которые надевала недавно в оперу. Бросившись к шкафу, она вытащила оттуда шкатулку с жемчужной золотой диадемой и золотыми серьгами. Мисс Дигон требовала, чтобы девушки хранили свои украшения в ее сейфе, но Анджела еще не успела их сдать. Конечно, диадема и серьги были не очень дорогими, но вырученных денег, безусловно, хватит на то, чтобы вернуться домой.
День тянулся медленно. Сердце девушки ныло, напоминая о тяжелой потере. Наконец наступил вечер, и Анджела присоединилась к остальным воспитанницам, направлявшимся в столовую. Принимая соболезнования от подруг, она мысленно попрощалась с каждой. Они не знали, что Анджела в последний раз проводит вечер в холодных серых стенах школы.
Под утро, когда кругом еще было тихо, девушка выбралась из постели и быстро оделась. Не желая быть пойманной, она решила, что потом подумает, как сменить одежду.
Сложив украшения в бархатную сумочку, Анджела взяла свои перчатки и стала спускаться вниз по каменным ступенькам. Большие часы в конце коридора пробили шесть раз.
Был уже почти полдень, когда Анджела оказалась у подъезда, ведущего в квартиру Байрона Розелле. Она познакомилась с ним на одном из чайных вечеров, устраиваемых мисс Дигон. Байрон, не таясь, стал оказывать ей предпочтение перед другими девушками. Анджела сразу дала ему понять, что романтические отношения между ними невозможны, и тем не менее они остались друзьями. Анджела была уверена, что он поможет ей.
Начинался дождь. Девушка вымокла, замерзла и проголодалась.
Байрон сразу же отворил дверь и, увидев ее, громко рассмеялся.
– Ну и ну! Где же та кошка, что подрала вас, мисс Синклер? – Он пропустил ее в дом. – Входите скорее, согрейтесь у огня. Я налью вам бренди, а вы мне расскажете все по порядку.
Позволив ему снять с нее промокший плащ, Анджела устало прошла в комнату и с наслаждением уселась возле камина. Пока Байрон наливал вино в бокалы, она с интересом осматривалась вокруг. Мебели в комнате было мало, что считалось шиком и говорило о хорошем вкусе хозяина.
Выпив бренди, Анджела постепенно расслабилась и успокоилась. Она смогла, ни разу не разрыдавшись, поведать Байрону о смерти матери и о своем решении вернуться в Америку к отцу, несмотря на его желание задержать ее в Англии.
Байрон внимательно слушал девушку, то и дело сочувственно кивая головой.
– Может, я не должна была приходить к вам, – закончила Анджела, – но мне больше не к кому обратиться за помощью.
– Ох, дорогая моя, – вздохнул Байрон, убирая мокрую прядь с ее лба. – Жаль, что вы так и не узнаете, какое счастье я сумел бы подарить вам, согласись вы стать моей женой, и я полагаю… – Он еще раз вздохнул. – Думаю, с моей стороны было бы безнравственно предлагать вам разделить со мной ложе – просто чтобы вы могли понять, что я мог бы дать вам. Что ж, зато я смогу продемонстрировать вам мою щедрость. Ни о чем не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. Не пройдет и нескольких дней, как вы сядете на судно, направляющееся в колонии.
– Какие еще колонии? – усмехнулась Анджела. – Вы забыли, что мы выиграли войну?
– Да, конечно, вот только я никак не могу взять в толк, почему вы предпочитаете ехать туда, где свирепствует война, вместо того чтобы остаться здесь и выйти за меня замуж.
– Я бы никогда не простила себе этого, – сухо заметила девушка.
– Может, и так, – согласился с ней Байрон.
Вытащив диадему и серьги из сумочки, Анджела протянула их Байрону:
– Вот, возьмите. За них дадут кое-какие деньги, так что вам не придется слишком тратиться.
Тот лишь замахал руками:
– Нет-нет, оставьте их себе и носите на здоровье. Буду надеяться, что эти украшения будут иногда напоминать вам обо мне.
Тронутая заботой, Анджела искренне пообещала молодому человеку, что никогда-никогда не забудет его.
