Я в Мордор нес кольцо — и вдруг цыгане…
Фродо Бэггинс
Пролог
Маленькая рыбка лучше большого червя.
Апостол Андрей
Лорд Баренс нажал кнопку на пульте и произнес бархатистым голосом царедворца:
— Обратите внимание…
— Спаситель обращал воду в вино, Мерлин — одного мужика в другого с целью создания третьего. Во что будем обращать внимание? — Сергей Лисиченко придал лицу выражение насмешливой заинтересованности.
— Пока что в молчание, — с легким недовольством ответил гуру разработчиков Института Экспериментальной Истории.
— Не, ну это как-то совсем не прикольно…
— Лис, погоди! — прервал друга Вальдар Камдил, готовый с надлежащим почтением выслушать, ради чего их, входящих в десятку лучших институтских оперативников, вытащили из тренировочного зала пред ясны очи научных светил.
Между тем экран ожил, открывая взорам кабинет, убранный с царской роскошью в довольно строгом стиле. За столом, склонившись над бумагами, сидел человек в зеленом, с высоким красным воротом, камзоле, пудреном белом парике и что-то писал отточенным гусиным пером.
Послышался негромкий стук, дверь приоткрылась.
— Ваше императорское величество, позвольте доложить. Прибыл граф Суворов.
— Зови.
— Но… — докладывающий замялся, — позвольте сказать. Его сиятельство одет не по форме: в мундир времен покойной государыни.
Император вышел из-за стола, оглядел склонившегося перед ним вельможу и процедил сквозь зубы:
— Что он смутьян, я знаю. Касательно же сути — граф Александр Васильевич стоит десятков иных военачальников, одетых надлежаще. Зови!
— Это что же, Павел Первый, он же последний? — уточнил Лис.
— Он самый, — подтвердил лорд Баренс. — А в гости к нему, как вы, несомненно, поняли, сам фельдмаршал Суворов пожаловал.
Между тем придворный скрылся за дверью, а в кабинет стремительно вошел, почти вбежал сухощавый пожилой мужчина, подвижный, словно пламя свечи на ветру, с забавным хохолком седых волос над высоким лбом. Император страдальческим взглядом смерил великого полководца:
— Я вижу, русскому Марсу нет дела до указов царских.
— Опасаюсь, ваше величество, что в мундире том я уж буду не Марс, а статуй Марсовый. В шагу жмет-с и на голову давит. А в таком положении мне службу на благо Отечества исполнять не подобает.
Павел отступил на шаг и отвернулся, чтобы Суворов не увидел его недовольной гримасы. Он искренне считал фельдмаршала одним из главнейших сокровищ короны, но строптивость и едкие речи лучшего из военачальников выводили его из себя.
Нынешний российский монарх, большую часть дней своих проведший в размышлениях и военных учениях вдали от роскошного двора Екатерины, был убежден, что все решают порядок, железная дисциплина и чинопочитание. Чуть в сторону, и совершенное строение рухнет! Суворов же все делал насупротив, и не втолкуешь. Однако ж, как бить врага, так виктория неизменно сопутствовала ему.
Сочтя за благо на сей раз пренебречь формальностями, Павел вперил в собеседника немигающий взгляд.
— Мой августейший собрат, император Священной Римской империи, и его кригсрат, сиречь военный совет, желали бы видеть вас, Александр Васильевич, во главе союзной армии. Оная же отправляется в италийские владения Австрийской империи, дабы изгнать неприятеля, искоренив тем самым ядовитую поросль вольтерьянства, и остановить кровавое безумие, именуемое этими гнусными цареубийцами революцией. Что скажете?
— Я польщен их выбором и верю, что русский штык над французским всегда возобладает.
— Что вам известно, господин фельдмаршал, о генералах, которые будут противостоять нам? — Камера бесстрастно зафиксировала пытливый взгляд Суворова, брошенный на императора. Старому полководцу было чему дивиться: никогда еще монархи не интересовались его мнением о личных качествах противника. Да и какое им, по сути, дело — враг сокрушен! Гони супостата! Виктория! Господу хвала!
По-своему оценив повисшую паузу, государь подошел к Суворову так близко, что тот даже чуть отстранился.
— Генералы там и впрямь хороши. В последнюю кампанию союзникам нашим, австриякам, они знатных тумаков надавали. И Бернадот силен, и Массена, и Мюрат, конник отменный. Но, позвольте угадать, ваше величество, уж не молодой ли Бонапарт вас столь заинтересовал?
— Ага, доблестнейший Александр Васильевич, и от вашего взора также не укрылись подвиги нового Ганнибала?! Впрочем, в сокрушении Рима он преуспел даже больше, нежели его античный предшественник.
— Так ведь и Рим уже не тот. Но резвый юноша, что и говорить. Широко да бойко шагает, как бы панталоны не порвать.
— Он что же, по-вашему, из случайных баловней успеха? — насторожился Павел.
— В его кампаниях, беспременно, виден тонкий замысел и умение доводить начатое до победного конца. Качество для полководца из самых главных. Но ваше величество правы, корсиканцу определенно благоволит удача. Среди тех, чьи имена звучали в последние годы, чьи воинские успехи случалось наблюдать или о них слышать, этот француз — наипервейший.
— Как вам представляется, так ли этот генерал верен разбойной шайке, захватившей власть во Франции?
— Насколько мне известно, Наполеон вел себя в Италии не как генерал Республики, а как самовластный монарх. Вряд ли такому человеку в радость смиренно гнуть шею пред шайкой каких-то судейских крючков. А при случае решительности ему не занимать.
— Вот и мне сие представляется маловероятным, — просиял император. — Намедни я имел беседу с принцем Конде, вы, как мне кажется, знакомы.
— Так и есть, ваше величество, помню еще с Семилетней войны. Дельный командир.
— Как вам известно, мы предоставили ему и его корпусу, сформированному из эмигрантов, убежище неподалеку от Риги. Так вот, принц тоже склонен полагать, что сей Бонапартий, несмотря на медные трубы и лавры, ему расточаемые, скорее противник шайки кровавых интриганов, именующих себя Директорией, нежели ее верный меч.
— А как же пушки на паперти Святого Роха?
[1]
Ведь он стрелял в роялистов
[2]
.
— Это верно. Пожалуй, для сторонников короля было бы лучше, затевая мятеж в Париже, иметь столь решительного и умелого генерала на своей стороне. Но, увы, они этим не озаботились. Нам же предстоит спешно исправить сию, воистину роковую, ошибку. Принц Конде разделяет мое мнение. Если затея удастся, то в момент, когда мы пошлем своих чудо-богатырей в Австрию и далее, в Италию, вынуждая французов направлять туда все новые войска, сей генерал без особого труда сбросит в Сену этих отвратительных республиканцев. — Павел хлопнул ладонью о стол. — Вот так мы их расплющим, почтеннейший Александр Васильевич!
