— Стреляет он похуже моего, но зато с клинком в руках — настоящая бестия. Да и без клинка с ним лишний раз лучше не ссориться.
— Понятно… — Взгляд генерала был задумчив. — Значит, по материнской линии он из графов де Марбеф? Занятно, очень занятно. И, как вы сказали, этот Вальтаре Камдель желает поступить на службу в республиканскую армию?
— Ну, если смотреть правде в глаза, пока она сама не сморгнет, то капитан пикардийских шевальжеров барон де Вержен желает поступить под ваше командование. А уж какая это будет армия…
— Замолчите, месье Рейнар! Вы слишком много себе позволяете!
— Шо, язык доведет до гильотины?
Наполеон сделал вид, что не расслышал его слов.
— Я хочу увидеться с вашим другом. Вечером приходите вместе с ним ко мне, но постарайтесь не слишком поздно: завтра я отбываю к войскам. Если он сможет доказать наше родство, то, полагаю, у меня найдется место и для него, и для вас. Я формирую эскадрон гидов
[44]
. Там чрезвычайно нужны люди ваших способностей.
* * *
Мое посещение генерала Дарю заняло много времени, хотя оказалось необременительным. Изрядно потрепанный конверт, который, на мое счастье, не удосужились вскрыть ни англичане в ожидании лорда Габерлина, ни вандейцы, которым до этих бумаг и вовсе не было дела, перекочевал из моих рук в руки дежурного офицера. Тот переправил сообщение старшему адъютанту, старший адъютант затребовал письменное объяснение моей задержки и, прочитав его, кивнул, коротко бросив: «Укажите адрес, вас непременно вызовут». Самого начальника тыла, как обычно занятого насущными делами снабжения армии, повидать так и не удалось.
Одна радость: за два часа ожидания я успел познакомиться с несколькими молодыми офицерами, такими же адъютантами, прибывшими из покоренных Францией земель, а также юношей, почти мальчиком, по имени Анри Бейль, племянником генерала Дарю, только вернувшимся из Италии. Несмотря на свои юные годы, Анри обладал прекрасной наблюдательностью и слогом завзятого рассказчика, слушать его было одно удовольствие. Однако дела мои в штабе закончились, и, посмотрев на часы, я отправился к Новому мосту, искать чистильщика Гаспара.
Всякому парижанину, да и многим приезжим, хорошо известно, что Новый мост — самый древний в столице. Весь он от конца до конца по обе стороны заполнен мелкими лавочками, торгующими всем, что душе угодно, зачастую — краденым и уже не раз перепроданным здесь же. Нередко возле устоев моста вылавливали утопленников, по которым нельзя было точно определить, отправился ли человек в последний заплыв самостоятельно, или же кто-то оказал ему такую услугу. Дурная репутация этого торгового центра была известна далеко за пределами столицы. Я не собирался здесь долго задерживаться, но все же следовало держать ухо востро. Тем более, что, едва выйдя от генерала Дарю, я обнаружил за собою все того же неумелого наблюдателя с набережной Ла-Валлетт.
Кабачок «Тюр-лю-лю» отыскался быстро, он громоздился отчасти на берегу, отчасти на сваях, вбитых в дно реки. Так было дешевле, налог на дорогую парижскую землю уменьшался вдвое. Чистильщик Гаспар поджидал меня у самого входа, стараясь разглядеть нанимателя через закопченное окошко. Едва заметив мое приближение, он бросился навстречу, перевернув табурет.
— Все, как вы говорили, гражданин лейтенант! Едва только за вами пыль улеглась, сама вдовушка Грассо быстренько снарядилась и пошкандыбала из дому, да не куда-нибудь, а в Тюильри! Ее туда пустили, как будто она министр какой-то, затем она вернулась, а вслед прискакал офицер.
— Какой офицер?
— Ну, вот как вы, только посуше и чуть повыше. Красавчик, девушки таких любят.
— Ну-ну, рассказывай.
— Этот офицер сначала к вам в комнату зашел, вещи перерыл. Но только аккуратно, все, как было, на место положил. А потом, значит, к вашей крале и давай ее целовать.
У меня кольнуло сердце. Я понимал, что Софи по наущению брата ведет со мной игру, но все же надеялся, что хотя бы ее страсть непритворна. У меня в памяти живо всплыла наша первая ночь на постоялом дворе. Точно утопающий за обломок мачты разбитого корабля, я уцепился за спасительную мысль:
— У нее в Париже есть брат, быть может…
Гаспар оскалился в тридцать два отродясь не чищенных зуба:
— Ну, ежели это брат, то у него с сестрой нешуточная любовь. Я Гастона попросил, это дружок мой, помощник трубочиста. Так он в окошко тихонько подглядывал и такое рассказывал, аж завидно стало. Эх, жаль, у меня такой сестрицы нет!
— Заткнись! — хмуро бросил я, выдавая юнцу обещанное вознаграждение.
— Прикажете следить дальше?
— Чего уж там, следи. Куда офицер-то делся?
— Уехал в экипаже. Вышел у крытого рынка, затем через него на улицу Тершал, затем в какую-то грязную мелочную лавку и оттуда, кажется, не выходил. Я еще удивился: такой чистый месье, и вдруг лавка в такой вонючей дыре.
«Опять исчез, — подумал я, стараясь отогнать привязчивые картинки того, на что недвусмысленно намекал мой соглядатай. — Неужели вновь почувствовал слежку? В таком случае у него воистину глаза на спине. Однако если с Лисом, зная его умения, де Морней мог опасаться связываться, то здесь против него был всего лишь мальчишка. Значит, его заставило ускользнуть что-то другое. Но что?»
Я кивнул Гаспару и в задумчивости побрел куда глаза глядят. Уже темнело, хозяева квартир вторых этажей начали выставлять на окна светильни, выполняя давний королевский указ, уже въевшийся в кровь горожан и ставший непреложной традицией. Редкие фонари, облитые чернильными тенями, дожидались угрюмых служителей, понуро волочащихся со своими лестницами на плечах.
Я шел по вечернему Парижу, направляясь на улицу Победы, где была назначена встреча с Лисом. Неуклюжий шпион продолжал сверлить мне спину тяжелым взглядом, хотя все же держался в отдалении, готовый в любую минуту дать стрекача. На душе было тошно, но следовало взять себя в руки, поскольку от нашей встречи с Наполеоном сейчас зависело очень многое.
— Эй, эй, гражданин лейтенант! Да вы что, глаза дома оставили?! — услышал я перед собой насмешливый окрик. На моем пути с ружьями на плечо возникли несколько солдат во главе с сержантом.
«Патруль», — с тоской осознал я.
— Уж не пьяны ли вы, гражданин лейтенант? — не унимался ветеран с сержантскими нашивками на радость ухмыляющимся подчиненным.
— Оставьте свой идиотский тон! — вспыхнул я. — Вы разговариваете с офицером!
— Ишь ты! — Начальник патруля нахмурился, однако стал во фрунт. — Прошу извинить, гражданин лейтенант, соблаговолите предъявить документы.
Я протянул стражу порядка документ, полученный у принца Конде. В его подлинности можно было не сомневаться, лишь в графе «особые приметы» текст был аккуратнейшим образом выведен и вписан новый. Мне вдруг подумалось: не голландский ли художник ван Хеллен по наущению принца не столь давно потрудился над его изготовлением? Эта мысль заставила меня улыбнуться.
