– Кто такие Владыки? – не стерпел Волков.
– Я же тебе объяснял, – тихо сказал Талгат.
– Одно могу сказать с уверенностью, – сказал Фуркад. – Владыки – не земляне! Либо они обитают где-то возле центра Галактики, либо вообще торчат в других финслеровых или комплексных подвселенных, за гранью нашего восприятия. А вот их главные помощники – Администраторы – земные существа, люди. Их надо нейтрализовать в первую очередь. Я даже не исключаю, что в теле мэра сидел один из них, уж очень умело он организовал здесь притон приверженцев чёрного замысла.
– Какого… замысла? – требовательно спросил Волков.
Фуркад остался сосредоточенно-спокойным.
– Владыки хотят установить новый мировой порядок, отсечь у пирамиды вершину, образно говоря. Почитайте на досуге литературу о масонах, это отзвук того, что творится на иных уровнях Числовселенной.
– И всё же я не понимаю, почему он так рисковал – Админ, создавая базу недалеко от Вологды, – сказал Данияр. – А если бы спецслужбы раскрыли этот заговор?
– В спецслужбах тоже сидят агенты Владык. Всё объясняется просто: Владыки готовились к акции внедрения в Первомир долго и тихо, зная местонахождение будущего посланца – второго Прохора, Шатаева, потому и не стали прятаться глубоко, веря, что справятся с делом быстро. Если бы всё прошло гладко, Прохор прошёл бы в мир Монады, сработала бы программа корректировки Первозамысла через эту штуку, – Фуркад кивнул на меркабу, – и уже никому в голову не пришло бы расследовать заговор, как вы изволили выразиться: мир бы изменился.
– Почему же он не изменился? Прохор же там…
– Не знаю, файл с программой ушёл, но не сработал. Что произошло, может узнать только он. – Кивок на Прохора. – Нам туда не пройти.
– Я пойду с ним! – решительно шагнула вперёд Устя – явно под влиянием «сестры» Юстины.
Фуркад оценивающе глянул на неё, усмехнулся.
– Чего хочет женщина, того хочет бог. Боюсь, сударыня, это очень и очень рискованно.
– Я пойду с ним! Вдвоём пробиться легче! Он знает, что я… мы… не помешаем.
Мужчины обменялись взглядами.
– А если вы пройдёте, а выход оттуда захлопнется? Я могу ошибаться, но думаю, что Числовселенная линейна, это вам не интернет-система, у которой у любого узла есть возможность обходного подключения к остальным. Возврат возможен только в последующий мир, по цепочке перехода, из второго невозможно сразу перескочить в сотый, к примеру. К тому же Первомир – особый мир, это суть мир Прави, диктующий физические законы и нормы морали и этики всей Числовселенной, своеобразный фильтр, не пропускающий флуктуационный негатив ни туда, ни обратно. Во всяком случае, я в это верю. Но то, что мир-1 отделён от других, – истина.
– Может, наоборот, мембрану поставили Владыки? – Талгат деликатно кашлянул. – Чтобы отсечь божественные законы Прави от вседозволенности Бездн? Чтобы Владыкам было легче управлять мирами?
Фуркад озадаченно потёр лоб, подумал (все терпеливо ждали), тряхнул головой.
– Отличная мысль, дружище, я пораскину мозгами в свободное время, проанализирую. В этом случае многие постулаты вселенского социума придётся пересмотреть.
– Чем ваш… э-э… Первомир… э-э… мир Монады так уж отличается от нашего? – скептически хмыкнул Волков. – Мы ведь живём во втором, да?
– Законы всех числомиров диктуются цифрами и числами, – сказал Талгат. – У каждого числа они разные. Законы Первомира должна диктовать Монада – Единица, заключающая в себе все законы и программу развития Вселенной.
– Не отвлекайся, философ, – вмешался Фуркад. – Об этом можно будет поговорить в другой обстановке. Прежде чем я уйду, хотел бы ещё раз вас предупредить: пора кончать сражаться с последствиями замысла Владык, надо ликвидировать причину – саму систему Владык. Сейчас мы их остановили… я надеюсь… но они вернутся и заставят вас драться снова и снова. Их стимул – абсолютная власть, самый сильный из существующих наркотиков во Вселенной. Жизнь индивидуума и даже жизнь вообще их не волнуют, их влечёт только власть.
– Жизнь даётся каждому один раз, – пожал плечами Данияр, – за неё стоит драться.
– Даётся она в основном случайно, – пробормотал Волков.
– Ты стал циником, друг мой, – пожурил его араб.
– Всё, конец философским измышлениям, – объявил Фуркад. – Попробуй сходить в Правь, пока я здесь.
– Я с ним! – в третий раз заявила Устя-Юстина, выступая вперёд.
Прохор проглотил ком в горле, положил ей руку на плечо.
– Если не прорвусь один – вернусь, и мы пойдём вместе.
– Обещаешь?
– Да!
Устя обняла его на мгновение и отстранилась, замыкая лицо маской бесстрастия; майорша из одиннадцатого числомира не любила показывать на людях свои чувства.
– Иди.
Прохор на деревянных ногах прошагал до меркабы, сел в кресло с заколотившимся сердцем, постарался выглядеть уверенным.
– Ну, я пошёл?
Ответом был лес вскинутых вверх сжатых кулаков.
Я с тобой!
Первая попытка проскользнуть в мир Монады, используя пробитый меркабой энергоинформационный канал, не удалась.
«Душу» Прохора шмякнуло обо что-то огненно-ледяное, сплющило, вывернуло наизнанку, и он снова очнулся в теле второго Прохора, задыхаясь от нехватки воздуха в лёгких.
В комнате стояла тишина. Все были здесь, кроме Алексея, и смотрели на него с напряжёнными лицами.
– Что? – поднял брови Фуркад.
Устя бросилась к сидящему, когда он открыл глаза, но бородач её остановил.
– Не трогайте его, он в резонансе.
– Стена… – хрипло проговорил Прохор, усилием воли усмиряя разбушевавшееся сердце.
– Этого следовало ожидать, – хмыкнул Фуркад. – Не было бы стены, ваш «братец» уже вернулся бы. Хотя непонятно, почему ты не проходишь, если канал держится.
– Эффективное сечение маловато…
– Речь не идёт об эффективном сечении ядерного распада. Струна числоперехода – не ядерный и вообще не физический процесс. Пойдёшь ещё раз?
– Сколько я отсутствовал?
– Три-четыре секунды.
Прохор присвистнул.
– Я думал – полчаса барахтался в огне и во льду. Дайте водички.
Саблин-2 оглядел гараж, нашёл в углу столик с напитками и едой, которым пользовались техники, принёс кружку с водой.
Вода показалась бальзамом.
Прохор посидел, настраиваясь, слабо улыбнулся Усте, по-прежнему не сводящей с него тревожных умоляющих глаз. Захотелось умчаться с ней отсюда как можно дальше. Он даже удивился желанию, подумав о женщине как о спутнице, не деля её «надвое» – на Устинью и Юстину.
