– Гуд монинг, великий трудяга, – прогундосил он. – Ты уже ботаешь. А это что за конструкция?
Прохор убрал в объёме дисплея «снежинку» фрактала под названием «звёздная пыль». В геометрических фигурах подобного рода он находил неизъяснимую прелесть и любил усложнять их собственными построениями.
– Это кластер Коха.
– Чего?
– Был такой математик. Я тебе нужен?
Тимоха почесал за ухом.
– Понимаешь, мой приятель купил машину и теперь жаждет взять номер 666, а я слышал, что это якобы «число зверя».
– Я здесь при чём?
– Ты математик, должен знать свойства этого числа. Стоит ли его брать и цеплять как номер.
– Вообще-то, мне по фигу, но я бы не стал брать такой номер. С одной стороны, число 666 выражает высшую силу и качество, с другой – усиливает двусмысленность и лживость. В сравнении с цифрой семь, считающейся священной, шестёрка выражает неполноту и ущербность.
– Почему?
– Шесть – это семь минус единица. Как говорят эзотерики, на нём поэтому лежит какая-то тень.
– То есть ты против.
– Я тебе уже ответил, да и не я решаю, – флегматично пожал плечами Прохор. – Число шесть считается не достигшим совершенства, не содержит божественное, а повторенное три раза вообще символизирует дьявола. В нём человек сам себя ограничивает самим собой.
– Мрак! И ты так считаешь?
– Я не эзотерик, не каббалист и не мистик, я математик. Мне интересны свойства сочетаний шестёрок в приближении к геометрии и физике Вселенной.
– Высоко берёшь. Ладно, я понял, вечерком загляну к тебе, ты меня заинтриговал.
Тимоха, одетый в светло-коричневый вельветовый пиджачок и рубашку, распахнутую чуть ли не до пупа, испарился.
Прохор снова вывел в объём дисплея «снежинку Коха», полюбовался рисунком ветвей, мысленно нарастил белоснежные чешуйки, выращивая «деревце», потом переключился на задание – завершить дизайн корпуса перспективного скоростного вертолёта «Суздаль». Вертолёт должен был летать со скоростью до восьмисот километров в час, подниматься чуть ли не в стратосферу и нести на борту до десяти пассажиров. Задача была интересной, так как имела не одно решение, и Прохор занимался расчётами с удовольствием.
Внезапно прозуммерила клипса мобильного айкома в ухе.
Не включая весь модуль коммуникатора, запрятанный в часах фирмы «Phosphor», Прохор одним пальцем выщелкнул из клипсы усик микрофона, придвинул к горлу.
– Слушаю.
– Доброе утро, творец моего настроения, – прозвучал в наушнике нежный голос Устиньи. – Могу я тебя увидеть?
Прохор поколебался долю секунды, так как уже настроился на включение в рабочий процесс, но обижать девушку не хотелось, и он поставил перед собой на столе пластину айкома, соорудившего виртуальную панель связи.
Над светящейся шишечкой айкома выросла световая нить, развернулась лепестками веера, превратилась в головку Устиньи. Девушка была натуральной блондинкой, и её волосы всегда светились, как под лучами солнца.
– Привет, – сказал он. – Я уже влез в Сеть.
– Извини, я на минутку, – смущённо сморщила носик Устинья. – У Феоны сегодня день рождения, пойдём вместе? Подарок я уже купила.
Прохор обратил внимание на просящие нотки в голосе подруги, понял, что может отказаться.
Устинья редко разговаривала так с другими, будучи особой решительной, волевой и независимой. Недаром она считалась одним из лучших скайдайверов и бейсджамперов
[7]
России. Она прыгала с парашютом как с самых высоких зданий мира, так и с виадуков типа французского Мийо
[8]
и различных скальных стен. Однако главным её занятием были полёты на углепластиковых крыльях через известные проливы – Ла-Манш, Ормузский, Скагеррак – и прыжки с высотных аэростатов, достигающих рекордных на сегодняшний день высот.
На её счету был и самый скоростной, наравне с самым затяжным в истории скайдайвинга России, стратосферный прыжок с высоты сорок километров. И при этом Устинья Бояринова была хрупкой девушкой, красивой, безупречно сложенной и исключительно привлекательной.
Познакомил их Данияр Саблин, друг Прохора, три года назад, и встречались они часто, но речь о совместной семейной жизни не заходила. Прохору и так жилось хорошо.
Характер у него был задумчивый, философского склада, не склонный к импульсивности, терпеливый и необидчивый, поэтому драйва он не жаждал, собственную позицию отстаивал редко, был уравновешен и больше уступал, нежели настаивал на своём. Но уж если решил что, сдвинуть его с этой точки зрения было невозможно. А из всех видов спорта он предпочитал шахматы. И биатлон. Правда – преимущественно смотреть.
– Что молчишь? – не поняла Устинья. – Перезагрузись.
– Я сегодня вечером рассчитывал сходить к родителям, – признался наконец Прохор.
– Незадача, – погрустнела девушка. – Я рассчитывала, что ты будешь свободен.
– Давай завтра встретимся, в кафешке посидим на набережной.
– Завтра я улетаю.
– Куда?
– В Тролтиндене собираются знаменитые бейсеры, состоится второй чемпионат мира по вингсьюту
[9]
. Я в команде.
– Тролтинден – это где?
– В Норвегии, в районе Рамсдаль. Там есть роскошная горная Стена Троллей.
– Круто! Ты там уже прыгала?
– Нет, с самой стены не прыгала, но была в Транго Тауэр в Пакистане, это примерно то же самое.
– Когда вернёшься?
– Не знаю точно, наверно, через неделю.
– Ладно, удачи.
– Значит, сегодня мы не увидимся?
– Понимаешь, – он замолчал, не зная, какую причину придумать.
– Не жуй кашу! – рассердилась Устинья. – Не хочешь – так и скажи, я одна пойду к Феоне. Или с Глебом. Пока.
– Подожди, – спохватился он, услышав имя Глеб, но остановить её не успел, трепетно-прозрачное личико Устиньи исчезло, она выключила бискайп.
Прохор немного расстроился, хотя и не надолго. Во-первых, он знал, что Устя отходчива и не умеет долго обижаться. Во-вторых, его ждала интересная возня с формулами и числами, и это казалось важней, чем обиды подруги.
Через минуту он погрузился в мир геометрических построений, затягивающих человека не меньше, чем наркотик традиционного происхождения.
