У Юстины изменилось лицо: она, по-видимому, посчитала, что вернулся «настоящий» Прохор Смирнов. Она медленно поднялась.
Саблин замер с телефоном в руке.
– Извините, – виноватым тоном проговорил Прохор-гость, облизывая пересохшие губы, – я на минутку.
Глаза Юстины погасли, она бросила взгляд на Саблина.
– Это не он.
Женщина, слегка похожая на Саблина, встала, переводя взгляд с Прохора на Юстину и на Данимира.
– Всё в порядке? Я могу не беспокоиться?
– Подожди, есть нюансы, – очнулся Саблин, пряча мобильный. – Ты нашёл… след?
– Не нашёл, – покачал головой Прохор. – Еду в Москву, где мы планируем поговорить с нашим Дмитрием Дмитриевичем. Потом полетим на Алтай. Я подумал, что если вы собираетесь уезжать, то я могу побыть… здесь. – Прохор с кривой улыбкой ткнул пальцем себе в лоб. – Вам тогда не придётся ломать голову, как вывезти… тело.
Саблин и Юстина обменялись быстрыми понимающими взглядами.
– Ну, вы поговорите, – сориентировалась собеседница Юстины, направляясь к выходу, – а я подожду вас у себя.
– Спасибо за заботу, – проговорила Юстина. – Вам придётся подождать, пока мы обсудим маршрут и решим транспортную проблему.
– С транспортом Алла поможет, – отмахнулся Саблин. – Другое дело, куда мы направимся. Подождёшь часок?
– Лучше я приду ещё раз, – сказал Прохор. – Можете прикинуть, когда вы будете готовы к переезду?
– Через час-полтора, – сказала Юстина, не сводя с него задумчиво-оценивающего взгляда. – Сможете?
– До Москвы меньше часа езды… пока мы доберёмся до университета… давайте попозже, если можно, часа через три. Как только мы поговорим с Дмитрием Дмитриевичем и где-нибудь остановимся, я сразу приду к вам.
– Будем ждать, – сказал Саблин. – Как у вас обстановка?
Прохор хотел рассказать, что на них только что напали неизвестные бандиты в спецназовском камуфляже, но решил никого не волновать.
– Так… справляемся, со мной Устя и Дан, так что я не один. До встречи.
Прохор улёгся на кровать. Саблин подал ему эргион, назначив себя ответственным за его хранение.
– Надеюсь, всё разрешится.
Он закрыл глаза, берясь за модуль, удерживая в памяти взгляд подруги Прохора-11. Юстина не зря производила впечатление решительного и целеустремлённого человека, не способного на проявление сентиментальности и нежных чувств, и одиннадцатый, наверно, знал, что говорил, когда жаловался «родичу» на то, что подруга его просто терпит, но не любит. Однако, судя по взгляду Юстины всё было не так просто. Равнодушная женщина едва ли способна метнуться из Москвы на Алтай в такой ситуации, бросить все дела и важную работу.
«Встречу, скажу ему об этом», – подумал Прохор, растворяясь в «движении без движения».
Пришла мысль посетить пару экзотов.
Пять минут на ознакомление, а также на выяснение нужных сведений и оценку обстановки, минута на запоминание пейзажей, и назад. Но какой экзот посетить? Одиннадцатый побывал в репьюнит-мирах, посетил харшад, узлы Капрекара… предупреждал об опасности Бездн… кстати, вдруг он рискнул нырнуть в глубокий экзот? Но какой? Капрекар-549945? Или поближе, в один из миров на базе числе Армстронга? Например, в мир-92727. Две двойки, две семерки и девятка – неплохое сочетание. Мир, по идее, должен быть устойчив…
Тьма перед глазами расступилась, проявились очертания лопаты, нога надавила на край, лопата вонзилась в землю, перевернула пласт: Прохор-12 вскапывал грядку на приусадебном участке! Земледелец, однако! Бог в помощь, как говорится. Но помогать некогда, работай, «братишка».
Тьма сомкнулась над головой, он пошёл дальше, смелея и хмелея от ощущения доступности процесса, набирая скорость, с которой до этого момента ещё не погружался в глубины «матрёшечной» Вселенной.
Итак, Армстронг-92727?
Повторим, из чего складывается число: из девятки, двух двоек и двух семёрок, так? Каждая двойка – дуада излучает полярность, бинарность, подвижность и дерзость, отрицает Единое и создаёт соперничество. Кстати, на этих свойствах базируется и родной числомир, мир конкуренции, борьбы за власть и лживых ценностей. Не слишком позитивные свойства, надо признать. Однако что есть, то есть.
Семёрки, две гептады, олицетворяющие одухотворение, объединение и справедливость. По Пифагору семёрка – зеркальное отражение дуады-двойки, а в паре они дают Вечность. Прекрасно! И геометрия семёрки оптимистична: семигранник на матрице двух тетраэдров, полного и усечённого. Устремление в космос через остриё тетраэдра налицо.
И, наконец, девятка – эннеада, с которой начинается число Армстронга. Что о ней говорят эзотерики? Несёт высшую гармонию, Закон Добра и Зла, постижение цели и одновременно несовершенство и ограниченность, поскольку до завершения цикла числом 10 ей не хватает единицы. Главная форма – девятигранник, матрица – куб и усечённый тетраэдр. Обе формы утверждают застывшую эклектику тяжеловесности материальных композиций, грубую и зримую основательность. Что это значит? А чёрт его знает, надо посмотреть. Полетели?
Решение созрело.
Мироздание развернулось в воображении гигантской многослойной фигурой, каждый слой которой представлял собой Подвселенную со своими физическими законами, процессами и пространством. Проявилась способность быстрого счёта: Прохор мог почти мгновенно отсчитать нужное количество слоёв, ткнуть в точку выхода «курсор» воли и подождать, пока «душа» выберется в этот числомир.
Череда световых вспышек и тёмных провалов слилась в пульсирующую серую полосу, затем замедлила бег.
«Девяносто две тысячи семьсот двадцать шесть, девяносто две тысячи семьсот двадцать семь», – мысленно досчитал Прохор и начал «всплывать».
Темнота перед глазами стала с неохотой рассеиваться, но зрение полностью не восстановилось. Точнее, то, что видели в настоящий момент глаза Прохора-92727, не отличалось яркостью от позднего вечера на Земле.
Расплывчатые пятна, струи, неподвижные тени, провалы, округлости, обширные тёмные поля, косые решётки, рёбра – вот что донесли до «гостя» «окуляры» глаз местного Прохора и зрительные рецепторы. Лишь спустя какое-то время он начал различать порядок в пейзаже и определять предназначение видимых объектов.
Прохор-92727 стоял на балюстраде гигантской плотины, перегораживающей русло высохшей реки.
Небо этой местности было затянуто низкими фиолетовыми тучами, с проблесками тусклого зеленоватого и желтоватого цвета. Именно наличие туч и создавало эффект позднего вечера, хотя на самом деле здесь царил день.
Порывами дул пронизывающий ветер, заставляя Прохора плотнее застёгивать куртку и прятать лицо в воротник.
Слева всё ложе реки покрывали большие и маленькие воронки, словно его бомбили. Справа начинался провал до горизонта, в котором тонули слабые лучи света. Сначала Прохор принял провал за обыкновенное водохранилище, но его «родич» кинул направо мимолётный взгляд, и стало понятно, что это именно гигантское понижение рельефа, уходящее на неведомую глубину. То ли здесь взорвалась атомная бомба, то ли началась эрозия почвы, – мозг искал причину возникновения ямы таких размеров, – то ли плотина когда-то действительно сдерживала напор воды, когда провал был ею заполнен.
