В салон поднялись еще несколько азиатов, которых Дронго не
знал. Внешность одного среди них также давала основания подозревать в нем
«Сервала». Он был сосредоточен, даже мрачен. Ни с кем не здороваясь, он прошел
по проходу и занял первое свободное место в шестом ряду. Одним из последних в
автобус поднялся «Пьеро». Он надел голубую рубашку и взял с собой джемпер,
по-молодежному обвязав его вокруг талии. Очки придавали его облику
сосредоточенность молодого интеллектуала, а небрежно завязанный джемпер делал
моложе лет на десять. «Пьеро» прошел в конец автобуса, вежливо здороваясь со
всеми, в том числе и с Дронго. Когда автобус уже готов был отъехать, в салон
заскочил высокий мужчина со светлыми волосами. Дронго, посмотрев на него, даже
внутренне напрягся. Мужчина идеально подходил под описание «Сервала», за
исключением того, что был блондином и имел характерную для скандинавов
внешность: грубые черты лица, крупный нос, светлые глаза.
Незнакомец прошел мимо Дронго, и тот, не выдержав,
оглянулся. Он встретился взглядом с «Пьеро» и тот моргнул глазами, показав, что
понял подозрения своего напарника. «Волосы можно перекрасить. Цвет глаз
изменить с помощью обычных линз. Лицо слегка подправить у пластического
хирурга. А вот плечи, строение грудной клетки или черепа — не изменишь», — в
который раз прикинул Дронго и снова посмотрел назад.
— Мы отъезжаем, — громко объявила в микрофон усевшаяся на
место гида молодая женщина невысокого роста. У нее были светлые волосы,
собранные в пучок, и длинный, словно вытянутый от любопытства нос. Женщина
оглядела присутствующих. — Меня зовут Луиза Магальянис, я буду вашим гидом.
Надеюсь, все собрались. Или мы должны кого-нибудь подождать?
— Не хватает двух человек, — сказал кто-то из собравшихся, —
делегатов из Японии и Индонезии.
— Японец сегодня занят, — сказала Луиза, — а насчет делегата
из Индонезии… как его зовут?
Дронго молча наблюдал, как она ищет фамилию делегата в
списке,
— Али Сарман, — прочитала Луиза. — Его еще нет? Подождем
одну минуту и уедем. Возможно, он передумал ехать на экскурсию. Хотя все равно
нужно было предупредить…
«Наверно, он остался со своим китайским другом, которого так
мечтал увидеть», — подумал Дронго, но вслух ничего говорить не стал.
Минута прошла.
— Все, отъезжаем, — объявила сеньора Магальянис, — первая
остановка у дворца юстиции. Затем мы поедем на стадион футбольного клуба
«Бенфика». Хотя в центре Лиссабона есть пять крупных стадионов, посетить все мы
просто не успеем. Футбол для нашей страны — это больше чем спорт. Все знают
нашего знаменитого полузащитника Фигу, который сейчас выступает в мадридском
«Реале». И еще у нас был великий Эйсебио, «черная пантера», как его называли в
шестьдесят шестом году на чемпионате мира в Англии.
— Я видел, как он играл, — восторженно сказал Кобден, — я
как раз находился в это время в Англии. Это был второй Пеле. Бразильцы тогда не
смогли ничего показать, и вместо них выдвинулись португальцы. Эйсебио был
просто неповторим. Вы помните матчи того чемпионата?
— Плохо помню, — признался Дронго. — Сознательным
болельщиком я стал с семьдесят четвертого года. Тогда в финале играли сборные
Голландии и Западной Германии. Я болел за голландцев, но они проиграли немцам.
С тех пор я всегда болею только за сборную ФРГ. А ко времени чемпионата в
Англии мне исполнилось всего семь лет.
— Могли бы и не напоминать, — добродушно проворчал Кобден, —
я и так знаю, что намного старше вас. Зато я видел настоящий футбол, потому что
раньше были настоящие чемпионаты. Как раз до семьдесят четвертого. Думаете, что
я говорю так, потому что постарел? Ничего подобного. Вспомните сами.
После семьдесят четвертого настоящего футбола уже никто не
показывал. В семьдесят восьмом это были уже скорее цирковые номера. Помните,
как аргентинцы победили с нужным им счетом шесть — ноль? Тогда стало ясно, что
футбол умер. Потом они победили в восемьдесят шестом — с помощью гола Марадоны.
Того самого гола, когда он подыграл себе рукой. Было противно на них смотреть.
Два раза чемпионы — и оба раза с помощью грязных трюков и нечестного судейства.
Да и потом было не лучше. Договорные матчи тех же немцев и австрийцев в
Испании. В восемьдесят втором — вымученная игра в своей группе итальянцев,
которые затем вдруг стали чемпионами. Хотя лучший матч был сыгран между немцами
и французами в полуфинале, когда вышедший в дополнительное время Руммениге
показал французам, что значит воля к победе. Немцы проигрывали два мяча в
дополнительное время и сравняли счет. Сейчас подобное невозможно, ФИФА отменила
прежние условия, решив, что футболисты слишком выма- тываются. Так они и должны
выматываться за те деньги, которые им платят. В девяностом чемпионат выиграли
немцы, но ничего особенного не показали. А в девяносто четвертом бразильцы
победили только по пенальти. Разве это футбол? Разве может чемпион мира
определяться по пенальти? Такого позора раньше не было никогда. Нужно было
играть на следующий день, а не устраивать клоунаду с нулевой ничьей. И в
девяносто восьмом французы не выглядели сильнее всех. А последний чемпионат —
вообще полное разочарование. Судьи так помогали корейцам и японцам, что не
хотелось смотреть. В общем, футбол умер, остались только воспоминания.
— Зачем вы тогда поехали с нами на эту эскурсию? — поинтересовался
Дронго.
— Вы думаете, я поехал, чтобы посмотреть нa этот стадион?
Мне интересно вместе с вами побывать в Эшториле. Я мог туда поехать сам, но
очень любопытно послушать, что именно будут нам рассказывать об этом месте. Вы
знаете, что Эшторил был самым настоящим центром шпионажа во время Второй
мировой войны?
— Нет, — ответил Дронго, чтобы не разочаровывать своего
нового друга.
— Конечно, не знаете. В том самом знаменитом отеле
«Палацио», где мы будем ужинать, проходили самые известные встречи. Вы даже не
можете себе представить, какая интересная история у этого отеля.
Дронго вежливо кивнул.
— Поэтому я поехал с вами, — сказал Кобден. — А насчет
стадиона — тухлый номер. Все равно ничего не покажут в финале чемпионата
Европы. Футбол из великолепной игры превратился в соревнование менеджеров — кто
больше закупит дорогих игроков. Как гладиаторов в Древнем Риме. Побеждают уже
не команды, а их репутации. Все знают, что в финалах лиги чемпионов обязательно
должны играть мадридский «Реал», мюнхенская «Бавария», «Манчестер Юнайтед» или
туринский «Ювентус». Такие команды дают больше прибыли, чем сто других
европейских клубов. У судей есть соответствующие рекомендации. И поэтому в
финале последнего чемпионата мира могли встретиться только две самые
титулованные в мире команды. Бразильцы и немцы. Говорю вам: футбол умер,
остались лишь воспоминания, — повторил мистер Кобден, махнув рукой.
— У вас пессимистический взгляд на футбол, — заметил Дронго.
— И не только, — признался Кобден. — двадцатом веке
развеялись все иллюзии. Самой большой иллюзией был коммунизм, даже мне,
убежденному борцу с коммунизмом, казалось, что сама идея настолько прекрасна и
настолько реальна, что мы должны бороться с ней изо всех сил. На протяжении
десятилетий нам повторяли слова Эйзенхаура, что солдаты коммунистических стран
сражаются убежденнее и яростнее, чем солдаты стран демократических. Мы боялись
их танковых дивизий, которые могли в счтанные дни достичь Ла-Манша. А потом
оказалось мифом. И ваши танковые дивизии, и вся ваша убежденность, и все ваши
союзники, и весь ваш коммунизм. Пшик. Ничего не получилось. Все рухнуло. Вы знаете,
сколько иллюзий рухнуло вместе с вашей бывшей страной? Даже не представляете.
