Мысль оборвалась – резко, как сухой прутик ломается под каблуком. Тим выронил чашу, и та упала, перевернувшись вверх дном, в густую траву. Сборщик налогов не обманул: в этом месте и вправду – никаких личинок. Вода такая же чистая и прозрачная, как в ручье за домом Тима. Глубина здесь была небольшая, и мертвое тело лежало буквально в шести-восьми дюймах от зыбкой поверхности. Одежда мертвеца давно превратилась в лохмотья, колыхавшиеся в воде. Век на глазах не было, волос на голове почти не осталось. Лицо и руки, когда-то дочерна загорелые, теперь были белыми, как алебастр. А в остальном тело Большого Джека Росса сохранилось на удивление хорошо. Если бы не мертвая пустота в этих глазах без ресниц и без век, Тим бы точно подумал, что папа сейчас поднимется из воды и обнимет его крепко-крепко.
Живоглот издал громкий голодный хлюп.
От этого звука что-то надломилось у Тима внутри, и он начал кричать.
Сборщик налогов что-то насильно вливал Тиму в рот. Мальчик попробовал увернуться, но у него ничего не вышло. Сборщик просто схватил его за волосы на затылке и резко дернул, Тим закричал, и уже в следующую секунду горлышко фляжки было у него во рту. Какая-то едкая жидкость обожгла ему горло. Не виски. Потому что Тим не опьянел, но зато сразу же успокоился. Ему показалось, что внутри у него все замерзло и он превратился в заледеневшего гостя внутри своей собственной головы.
– Оно выветрится через десять минут, и тогда я тебя отпущу, – сказал сборщик налогов. Его веселость ушла. Он больше не называл мальчика юным Тимом; вообще никак его не называл. – А пока навостри уши и слушай. Еще в Таваресе, в сорока колесах отсюда, до меня дошли слухи о лесорубе, которого испепелил дракон. Об этом все говорили. Самка дракона, огромная, словно дом. Я знал, конечно, что это вздор. Вот тигр, насколько я знаю, тут есть. Должен быть, где-то в чаще…
При этом губы сборщика налогов на миг искривились в улыбке, которая тут же исчезла.
– …но дракон?! Нет и нет! Так близко от человеческого жилья драконы давно не встречаются, уже сотню лет, если не больше. И никто никогда в жизни не видел дракона размером с дом. Мне сделалось любопытно. Не потому, что Большой Росс – налогоплательщик… или был таковым… хотя как-то так я бы и ответил, если бы кто-то из этой беззубой толпы вдруг нашел в себе смелость спросить. Нет, это было чистой воды любопытство. Любопытство ради любопытства, потому что желание знать тайны всегда было моей главной слабостью. Да, вот такой у меня недостаток. И когда-нибудь он меня точно погубит, тут можно не сомневаться.
Вчера ночью я был уже здесь, на Тропе железных деревьев. Решил провести ночь в лесу, прежде чем отправляться в деревню за налогом. Только вчера я доехал до самого конца Тропы. На самых дальних делянках, почти на границе с Фагонардской топью, висят таблички с фамилиями Росс и Келлс. Там я набрал в чашу воды – в последнем чистом ручье до того, как начнутся болота, – и что я увидел? Я увидел табличку, на которой написано «Косингтон – Маршли». Так что я сел на Черного и поехал назад. Просто чтобы увидеть и убедиться. Не было необходимости смотреть в чашу еще раз. Я просто приметил то место, которого сторонится наш живоглот и где речка не заражена червями. Они плотоядные и ненасытные, пожирают любое мясо, но, как говорят старухи, эти черви не могут есть плоть добродетельного человека. Старухи много чего говорят, и далеко не всему надо верить, но тут они, кажется, правы. Вода в речке холодная, поэтому тело так хорошо сохранилось. На нем нет никаких ран и отметин. Потому что убийца ударил со спины. Я его перевернул и увидел разбитый череп. Потом опять положил на спину, чтобы избавить тебя от этого зрелища. – Сборщик налогов умолк на мгновение и добавил: – И наверное, чтобы он тоже увидел тебя, если его душа задержалась у тела. На этот счет у старух нет единого мнения. С тобой все нормально? Может, еще глоток нена?
– Со мной все нормально. – Ни разу в жизни Тим не лгал так откровенно.
– Я сразу понял, кто убийца. А теперь это знаешь и ты, как я понимаю. Но если бы у меня были какие-то сомнения, они бы рассеялись сразу, едва я вошел в салун Гитти. Это была моя первая остановка в Древесной деревне. Кабатчики весьма услужливы и любезны, если скостить им налог на десяток «орлов». Там-то я и узнал, что Берн Келлс обвился веревкой с вдовой своего погибшего напарника.
– Это все из-за вас! – прошептал Тим и сам не узнал свой голос. – Из-за ваших проклятых налогов.
Сборщик прижал руку к груди и проговорил уязвленным тоном:
– Ты меня обижаешь! Все эти годы отнюдь не налоги заставляли Келлса гореть огнем у себя в постели, даже когда рядом с ним была женщина, чтобы затушить его факел.
Он продолжал говорить, но действие снадобья, которое он называл неном, уже начало проходить, и Тим больше не воспринимал смысла слов. Все это время ему было холодно, а теперь вдруг стало жарко: внутри все горело, в желудке бурлило. Пошатываясь, он шагнул к догорающему костру, упал на колени и изверг из себя съеденный ужин – прямо в ямку в земле, которую сборщик налогов выбил каблуком.
– Ну вот! – произнес сборщик радостным тоном человека, который сердечно себя поздравляет. – Я так и думал, что она может на что-нибудь пригодиться.
– Теперь ты поедешь домой, к своей маме, – сказал человек в черном плаще, когда Тима перестало тошнить и он присел у костра, низко наклонив голову. – Какой хороший ты сын. Но у меня для тебя кое-что есть. Ты точно захочешь его забрать. Одну минутку. Для Нелл Келлс минута уже ничего не решает; что сделано, то сделано.
– Не называй ее так! – вспылил Тим.
– Почему нет? Разве она не замужняя женщина? Замуж на скорую руку, да на долгую муку, как говорят старики. – Присев на корточки, сборщик налогов принялся рыться в седельной сумке. Его черный плащ взметнулся, как крылья какой-то кошмарной птицы. – А еще старики говорят, что веревку, которой обвились двое, нельзя развязать. И вот тут они правы. Забавная концепция развода существует на многих уровнях Башни, но только не в нашем очаровательном уголке Срединного мира. Так, давай-ка посмотрим… он должен быть где-то здесь…
– Только мне не понятно, почему Питер и Эрни его не нашли, – отрешенно проговорил Тим. Он чувствовал себя выжатым и абсолютно пустым. В глубине сердца все еще брезжило какое-то чувство, но Тим не понимал какое. – Это же их делянка… их участок… и с тех пор как Косингтон поправился, они опять ходят на вырубку.
– Да, они рубят деревья, но не на этой делянке. У них есть и другие. А этот участок у них временно законсервирован. Знаешь, почему?
Тим подумал, что знает. Питер Косингтон и Эрнст Маршли – они хорошие, добрые, но все же не самые смелые из лесорубов. Вот почему их участки располагались не так уж и далеко в лесу.
– Наверное, они ждут, когда уйдет живоглот.
– Какой умный мальчик, – одобрительно заметил сборщик налогов. – Правильно догадался. А как ты думаешь, что должен был чувствовать твой отчим, зная, что наш древесный червь может убраться отсюда в любое время и эти двое вернутся на свой участок? Вернутся и обнаружат тело, и его преступление раскроется, если только ему недостанет смелости прийти сюда раньше и перетащить тело поглубже в лес?
