Она стояла на коленях, стиснув в руках украденную фотографию, и ждала, когда удушливый дым поднимется к потолку. Полли была уверена, что украденная фотография притянет к ней Тома. А две фотографии вместе наверняка заставят его все рассказать. Полли убеждала себя, будто вовсе не рассчитывает на удачу. Однако в удаче она не сомневалась.
Внезапно вверх вырвалось целое облако дыма, от которого Полли закашлялась; дым окутал зонтик болиголова в бутылке из-под молока и заволок картину. На миг Полли охватил ужас: она не видела ничего, кроме дыма. Но тут что-то словно щелкнуло, и она оказалась совсем в другом месте, где все было прекрасно видно. Это была незнакомая комната. Полли знала, что на самом деле она не там, – она по-прежнему чувствовала коленями свой коврик, – но когда с большого дивана в незнакомой комнате вскочил Том и бросился к ней, поняла: он видит ее, словно она там.
– Полли! – вполголоса ужаснулся Том. – Что ты делаешь?
Ага, все получилось, и к Полли вернулось проказливое лукавство. Она даже захихикала. Когда Том поднялся, ей показалось, будто на диване лежит какая-то женщина и, кажется, спит. Она радостно и нахально вытянула шею поглядеть, не Мэри ли это, и ответила с победной ноткой в голосе:
– Мне надо кое-что у вас… у тебя спросить, вот я и пришла.
Женщина оказалась не Мэри. Это была Лаурель – спящая Лаурель, ошеломляюще, мучительно прекрасная. Полли возмутилась:
– А сам-то, сам-то ты чем тут занимаешься? И часто ты, интересно, бегаешь на свидания с Лаурелью?
– Стараюсь как можно реже… в последнее время почти никогда, – ответил Том шепотом: он боялся разбудить Лаурель. – Полли, прекрати! Если ты сейчас остановишься, может быть, все еще обойдется!
– А я хочу знать! – уперлась Полли. – Лаурель тебе что, хозяйка?
– Можно сказать и так. – Том нервно обернулся проверить, не проснулась ли Лаурель.
Полли видела, что он совершенно раздавлен, но ни капли его не жалела – ею овладело суровое чувство победы.
– Надо было меня предупредить! – прошипела она. – Как я тебе помогу, если ты мне ничего не рассказываешь?
– Я послал тебе гору книг, и все про это! – рассердился Том.
– Это не все равно, что ска… – начала было Полли, и тут Том отпрянул в сторону, будто его оттолкнули.
За его спиной Лаурель проснулась и села на диване.
– Том? – окликнула она, словно воткнула тоненькую ледяную иглу.
– Бессмертная Лаурель пробудилась, – произнес Том, обращаясь к Полли.
Он сказал это яростно и значительно, и Полли заметила, что он поднес руку к лицу – таким жестом обычно защищают глаза.
Полли ничего не поняла. Лаурель окликнула снова, уже предостерегающе:
– Том!
Полли посмотрела на нее – и заглянула ей в глаза. И после этого видела только Лаурель и пустые туннели ее глаз…
Потом все несколько перепуталось. Полли была уверена, что вытряхнула золу из пепельницы и повесила обе фотографии на место. Наверное, она все прибрала. Должно быть, отнесла пепельницу в гостиную, то есть она так решила, поскольку совершенно точно видела ее там впоследствии. Полли не сомневалась, что была внизу и ставила чайник – собиралась заварить бабушке чаю, – когда в дверь позвонили. Может быть, конечно, это было назавтра. Если это было в тот же день, Лаурель действовала чудовищно быстро.
В общем, чайник стоял на плите, и в дверь позвонили. Полли открыла. Это был Себ. Он улыбался.
– Полли, пошли к нам, познакомишься с моими. Все собрались. Даже старина Том приехал на выходные.
Полли, конечно, сразу засуетилась. Она расчесала волосы, сняла чайник – как в детском стишке про «Полли, завари чайку», подумала она тогда и вспомнила об этом сейчас, – и ушла вместе с Себом.
В Хансдон-хаусе, в той самой комнате, где читали завещание, собралась целая толпа. Почти всех Полли смутно помнила – они были на похоронах. Это было странное чаепитие со шведским столом: гости то сидели с чашками в руках, то вставали взять себе сэндвич или пирожное со столиков на колесах, то куда-нибудь пересаживались. В пятнадцать лет на подобных мероприятиях просто цепенеешь. Точно знаешь, что уронишь сэндвич или сядешь на пирожное. Полли и в обычной обстановке впала бы в панику, но тут было еще хуже. Тут был мистер Лерой, который почему-то подошел и пожал Полли руку, словно они были старые друзья; тут была Лаурель, которая обернулась и кивнула ей с благосклонной улыбкой, и тут был Том – он стоял далеко-далеко и не собирался к ней подходить. Полли занервничала, как тогда, в Бристоле, из-за Джоанны. Все перестало путаться. Даже, наоборот, обострилось, и при этом Полли нервничала все сильнее. Том – очень для него характерно – пристроился на подлокотнике дивана, поставив одну ногу на сиденье, и, наклонившись, говорил с какой-то дамой из Лероев-Перри. Он, похоже, вообще не заметил Полли. Полли уговаривала себя, что он наверняка посматривает на нее искоса под прикрытием очков, но она понимала, что сама себя обманывает.
Мистер Лерой вежливо, но настойчиво усадил ее в кресло. Он принес ей чашку чаю, а Себ дал тарелку с сэндвичем. Полли страшно нервничала и готова была завизжать и удрать, однако очень уж все кругом было прилично и церемонно.
Долго ждать не пришлось – в соседнее кресло уселась Лаурель и склонилась к ней. Ее аромат поплыл над чашкой Полли.
– Милая Полли, я уже давно хотела с тобой побеседовать. Себ говорил мне, что у тебя, вероятно, возникли некоторые неразумные мысли по поводу бедного Тома…
Полли изо всех сил старалась совладать с собой.
– Я так не считаю, – прямо ответила она. – Конечно, милая Полли, но ты сама поймешь, какие они неразумные, когда я тебе все объясню, – ласково прожурчала Лаурель. И с нежной улыбкой посмотрела на другой конец комнаты, где ссутулился Том рядом со своей собеседницей. – Мне представляется, ты пребываешь в пагубном заблуждении. Видишь ли, мы все так любим Тома и нам так грустно.
Она снова склонилась к Полли, и потрясенная Полли увидела, как набегают, мерцая, слезы на ее глаза.
– Бедный Том! – сказала Лаурель. – Он обречен. Осталось всего четыре года. Врачи бессильны. – Голос ее прервался, будто у нее перехватило горло, и она согнутым пальцем поймала слезинку, готовую стечь по лицу. – Ужасно, правда?
«Какой кошмар, – подумала Полли. – Вот почему Том ничего о себе не рассказывает. Ну и дурой же я была!» От стыда и от страха она только и сумела выдавить:
– А… а что с ним?
– Разновидность рака, – печально ответила Лаурель. – Вот почему я пообещала поговорить с тобой, когда Том попросил меня об этом.
– Попросил?! – поразилась Полли.
– Разумеется. – Лаурель поднесла согнутый палец к другому глазу. – Иначе я бы не сказала ни слова. Я все еще люблю Тома. Мы бы и не развелись, но он сам настоял, когда узнал диагноз.
