«Кошмар, – подумала Полли. – Как же мне быть?»
Квартет настроил струны. И зазвучала музыка. Начал Том, и когда он извлек из виолончели первые ноты, накатившие тяжелой приливной волной, Полли решила: все это для того, чтобы показать, какой он великолепный виолончелист. Но когда вступил скорбный альт Анны, Полли подумала: нет, это, наверное, задумано как реквием. А дальше запела скрипка Сэма, и скрипка Эда тоже запела, и мелодия воспарила и снова стала совсем другой, почти жизнерадостной. «Это чтобы стало ясно, что квартету без Тома не обойтись?» – удивилась Полли. Да, теперь это был превосходный квартет. С того вечера, когда Полли слушала, как они репетируют в зеленом полуподвале, они выросли до неузнаваемости. Музыку слушали все. Гуляющие гости собрались вокруг и расселись по траве. Лаурель на качелях полуобернулась. Даже Лесли забыл о ней – по крайней мере, выпрямился и не сводил с квартета глаз. Один Себ рядом с Полли весь напрягся и ничего не слышал.
Музыка стала шире и глубже, в ней проступили страсть и величие, она полетела вперед – все насыщеннее, все полнее. Четверо исполнителей вкладывали себя в нее без остатка. Теперь Полли понимала: они не хотят ничего доказывать – или не очень хотят. И с великим облегчением отдалась музыке, ведь пока не отзвучит мелодия, не надо ничего решать, не надо думать о тупике. В мыслях у Полли всплыла Нигдешняя страна, какой сочинили ее они с Томом. Можно скользнуть между Здесь и Сейчас и оказаться в потаенных Здесь и Сейчас, – между ними бежит дорожка, как змея, как некогда говорила Лаурель другому Тому, – но покидать мир людей при этом необязательно. Тут квартет разразился скрипучими диссонансами. Из них родилась и заструилась прелестная мелодия. Две ипостаси Нигдешней страны. Одна и вправду тупик. Зато другая – та пустота, которая открывается перед тобой, когда ты творишь нечто новое из мыслей, неведомых доселе никому. «Надо будет, пожалуй, что-то сделать с этим открытием», – подумала Полли, и прелестная мелодия разлилась и иссякла, откатившись, как и в начале, тяжелой виолончельной волной. И с ней пришло решение.
Раздались негромкие вежливые аплодисменты. – Просто поразительно, как это у них получается, не правда ли? Стоит им начать играть, и в них словно бы проявляется все самое лучшее, – сказал кто-то у Полли за спиной.
«Если бы я не решила раньше, решила бы теперь», – подумала Полли. Теперь все смотрели на Лаурель. Лаурель сидела, выпрямив спину, и улыбалась Тому.
– Не надо думать, Том, будто я ничего не понимаю, – произнесла она. – Но время уже истекло.
Том поднялся и бережно прислонил виолончель к стулу. Полли почувствовала, как отпускает напряжение стоящего рядом Себа. Анна отвернулась и мрачно положила альт в футляр. Эд и Сэм стояли неподвижно и пристально смотрели на Полли. «Мой черед», – подумала она. Мистер Лерой тяжело поднимался вверх по склону туда, где сидела Лаурель. «Царь, – подумала Полли. – Царь, отнимающий жизни подданных, чтобы стать бессмертным».
Однако не успела Полли пошевелиться, как из-за розовых кустов выскочил мистер Пайпер, растолкал нарядную толпу и очутился перед Лаурелью.
– Лесли! – закричал он.
Лесли заморгал на него со своего места рядом с Лаурелью, а потом озадаченно посмотрел на Тома, – похоже, он не мог взять в толк, что происходит.
Лаурель выпрямилась еще сильнее. И вдруг стало окончательно ясно: это высший, царский суд, а Лаурель на нем – царица.
– Чарльз Линн, – ледяным тоном сказала она. – Что ты здесь делаешь?
Мистер Пайпер навис над ней, хватая воздух огромными руками, от которых ему почему-то не было никакого проку, словно он родился с крабьими клешнями.
– Отпусти Лесли, – прорычал он. – Слышишь, ты, тупая корова!
Лаурель коротко взглянула на него. Он поднял крабью ладонь, защищая глаза.
– Ладно, – сказал он. – Хочешь – возьми меня вместо него. Только Лесли отпусти.
– Нет, – ответила Лаурель. – Я ни с кем не заключаю больше одной сделки, Чарльз, а с тобой мы уже договорились шестнадцать лет назад, когда я отпустила тебя в обмен на твоего брата.
– Ну, мне же не на что было рассчитывать, верно? Я тебе все равно не нравился, – сказал мистер Пайпер. – И вообще ты с самого начала хотела его, а не меня!
– Ах, Чарльз, оставь, – капризно поморщилась Лаурель.
– Одну минуту, – вмешался Том. Мистер Пайпер неуклюже обернулся и отпрянул: Том стоял у него прямо за спиной. – Разве у меня нет права голоса в этой сделке? Кто сделал тот снимок с горящим болиголовом?
– Ты! Ты вечно брал у меня камеру без спросу! Я только увеличил фотографию! – проревел мистер Пайпер. – Проваливай! Что ты вечно за мной шпионишь?
– Потому что я сразу догадался, что это ты, – сказал Том. – Это было очевидно, иначе ты не прятался бы каждый раз, когда я приходил. Никудышная маскировка – выдавать Эдну за свою сестру, и я не долго ей верил. А мне надо было выяснить, на каких условиях ты заключил эту сделку.
– Ты помог подсунуть ей Лесли! – заорал мистер Пайпер. – Правильно я отдал тебя ей!
– Тише, – приказала Лаурель. – Чарльз, я в долгу перед тобой. Жизнь Тома – одна из самых ценных, которые оказывались в нашем распоряжении; даже его привычка противиться каждому моему шагу, поистине досадная, и та нам на руку. Мортону сейчас нужна сильная жизнь. Однако даже если я перед тобой в долгу, это не касается Лесли.
Услышав эти слова, мистер Пайпер утратил остатки терпения и загремел:
– Бессердечная тварь!
Лаурель подняла лицо и посмотрела на него. – Уходи, – обронила она.
Попавшись в туннели ее глаз, Чарльз Линн прикрыл рукой очки и зашатался. Двое слуг подскочили, подхватили его и посмотрели на Лаурель в ожидании распоряжений.
– Проводите Чарльза домой, – распорядилась Лаурель. – Его жена будет волноваться.
И мистер Пайпер, пятясь, скрылся за толпой, выкрикивая жалкие оскорбления, а Лаурель с теплой, ласковой улыбкой повернулась к Тому.
– Сожалею, Том, однако сделка остается в силе, думаю, ты сам понимаешь. Ведь ты хозяин той фотографии с болиголовом.
«Ничего подобного, – подумала Полли. – Он по своей воле отдал ее мне!» Издалека еще доносились крики мистера Пайпера, а она уже ринулась вперед. Себ попытался удержать ее силой, но она стряхнула его, даже не заметив.
– Я не соглашался на такие условия, – сказал Том. – Полли, не смотри ей в глаза.
Улыбка Лаурели стала снисходительной.
– Ах нет, Полли, – сказала она, глядя на Тома. – Разве ты не слышала, как я говорила Чарльзу, что никогда не заключаю больше одной сделки?
– Да, слышала, – ответила Полли. – И я согласилась забыть Тома, вот только сроков не оговаривала, к тому же «забыть» и «бросить» не одно и то же. Но я не стану придираться к словам, я здесь не для этого. – Она тщательно выбрала точку между Лаурелью и Лесли – двумя белокурыми головами – и смотрела только туда. – Я заявляю, что Мортон Лерой лишился права на жизнь Тома. И должен либо избрать другого, либо уйти сам.
