— Привет. Это я… Я хочу сказать, это Эллен.
— О, привет.
— Надеюсь, я вас не разбудила?
— Нет. Я уже собрался спуститься позавтракать.
— Правда? Неважный сегодня день, вы не находите?
— Да. Но меня это не особенно огорчает. Сегодня я поспал вволю, а это для меня роскошь.
— Вам нужно… сегодня работать?
— О, не знаю. Я как раз размышляю над этим. Выйти на катере в такую погоду и рассчитывать на успех трудно.
Эллен замолчала, голова у нее кружилась, мысли путались. «Ну, смелей, — подбадривала она себя. — Спроси его».
— Я думала… — Нет, будь осторожной. Не надо сразу. — Я хотела поблагодарить вас за замечательный талисман.
— Не за что. Я рад, что он вам понравился. Но это я должен благодарить вас. Это был чудесный вечер.
— Я… мы тоже рады. Я рада, что вы пришли. Было так, как в прежние времена.
— Да.
«Пора, — сказала она себе. — Смелей».
— Знаете, что мне сейчас пришло в голову? Если вы не собираетесь сегодня работать, я хочу сказать, раз вы не можете выйти сегодня на катере в океан, я подумала, может быть… если вы не против, если вы свободны, мы могли бы вместе пообедать.
— Пообедать?
— Да. Понимаете, если у вас нет других дел, я подумала, мы могли бы пообедать.
— Мы?
Вы хотите сказать, вы, шеф и я?
— Нет, только вы и я. Мартин обычно обедает у себя в кабинете. Но мне бы не хотелось нарушать ваши планы. Разумеется, если у вас много дел…
— Нет, нет. Я не прочь. С удовольствием. Где бы вы хотели пообедать?
— Есть отличный ресторанчик в Саг-Харборе. «Бэннер». Вы бывали там? — Она надеялась, что он не бывал. Она тоже не была, а это означало, что там ее никто не знает. Но она слышала, что это приличное заведение. Тихая музыка, неяркий свет.
— Нет, я никогда там не был, — ответил Хупер. — Но Саг-Харбор? Не слишком ли далеко?
— Нет, это недалеко, всего пятнадцать — двадцать минут езды. Я могла бы встретиться с вами там, когда вам удобно.
— Меня устраивает любое время.
— Тогда в половине первого.
— Хорошо, в половине первого. До встречи.
Эллен повесила трубку. Руки ее все еще дрожали, но какое-то необыкновенное ликование охватило ее. Все ее чувства, казалось, пробудились. Она с наслаждением вдыхала запахи, окружавшие ее.
Все малейшие звуки в доме — скрипы, шуршание, стуки — звучали в ее ушах, как симфония.
Ее охватило желание, какого она давно уже не испытывала, на нее словно накатила теплая волна, приятная и неприятная одновременно.
Она прошла в ванную и приняла душ. Побрила ноги и подмышки.
Пожалела, что не купила один из тех дезодорантов, специально для женщин, которые усиленно рекламировали, и поэтому напудрила все тело, опрыскала себя духами.
В спальне было зеркало во весь рост, она стояла перед ним, внимательно разглядывая себя. Была ли она все еще хороша?
Могла ли она по-прежнему нравиться? Она специально занималась гимнастикой, чтобы сохранить фигуру, сохранить гибкость, моложавость. Она не допускала мысли, что ее могут отвергнуть.
Эллен понравилась себе. Морщин на шее мало, и они едва заметны. Лицо чистое и гладкое. Кожа упруга, ни припухлостей, ни мешков под глазами. Она стояла прямой восхищалась формой своей груди. Талия была тонкой, живот плоским — награда за бесконечные часы упражнений после рождения второго ребенка. Единственно, что может не понравиться, решила она, внимательно и критически оглядев себя, это бедра, даже при самом богатом воображении их трудно было назвать девичьими. Они свидетельствовали о материнстве. Это были бедра матери семейства, как заметил однажды Броди. Вспомнив об этом, она вдруг почувствовала угрызения совести, но они тут же пропали. Ноги у нее были длинные и, несмотря на пышные бедра, строчные. Идеальные ступни и лодыжки, аккуратно подстриженные ногти могли привести в восхищение даже самого строгого ценителя ножек.
Она надела свою форму. Из глубины шкафа достала целлофановый пакет, куда положила очень маленькие трусики, бюстгальтер, туфли-лодочки на низком каблуке, дезодорант, пластмассовую бутылочку с гигиенической пудрой, зубную щетку, тюбик зубной пасты, а поверх всего — аккуратно сложенное бледно-лиловое шелковое платье. Она пошла с пакетом в гараж, бросила его на заднее сиденье своего «фольксвагена» и, выехав на дорогу, покатила в сауптгемптонскую больницу.
Езда утомила Эллен, она почувствовала себя совсем разбитой, ведь она не спала всю ночь. Вначале лежала на кровати, потом сидела у окна, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами: пылкими эмоциями и укорами совести, желанием и раскаянием. Она помнила, как у нее возник этот безумный, рискованный план. Она, старалась гнать от себя эти мысли и в то же время постоянно думала об этом, с того самого дня, когда впервые увиделась с Хупером. Она убедила себя, что игра стоит свеч, хотя и не совсем понимала, чего она этим добьется. Она только знала, что в ее жизни что-то, хотя бы что-то должно измениться. Ей хотелось почувствовать, вновь почувствовать себя желанной.
Желанной не только своему мужу, здесь недостатка в эмоциях она не испытывала, но и кому-нибудь из тех, кого она считала ровней себе, кому-нибудь из того круга, к которому все еще себя причисляла. Она понимала, что ей нужна встряска, иначе что-то умрет в ней. Конечно, прошлого не воскресишь. Но что если вызвать его в памяти, ощутить его душой и телом? Ей страстно хотелось хотя бы на короткое время вернуться в прошлое, и помочь ей в этом мог только Мэт Хупер. Мысль о любви ни разу не пришла ей в голову. Не помышляла она ни о каких глубоких, прочных отношениях с Хупером. Она надеялась только, что осуществление ее плана возродит ее.
Эллен были довольна, что в больнице ей поручили работу, требовавшую от нее внимания и умения разговаривать с людьми, это отвлекало ее от своих мыслей. Она и еще одна женщина меняли постельное белье престарелым пациентам, для многих из них больница стала уже как бы домом, а для некоторых — последним пристанищем. Она старалась вспомнить имена их детей, живущих в отдаленных городах, придумывала разные обстоятельства, из-за которых те не могли написать своим родителям. Она делала вид, что помнит содержание телевизионных спектаклей, о которых они говорили, обсуждала с ними, почему какой-нибудь персонаж из телеспектакля оставил жену ради авантюристки, хотя было сразу видно, что она авантюристка.
В одиннадцать сорок пять Эллен сказала старшей в их группе, что она неважно себя чувствует. Ее щитовидка опять дает о себе знать, к тому же у нее начались месячные. Ей хотелось бы полежать немного в комнате отдыха для сотрудников. А если она не почувствует себя лучше, ей, вероятно, придется поехать домой. В общем, если она не вернется на работу к половине второго или около этого, значит, она уехала домой. После такого объяснения, надеялась она, никто не станет ее разыскивать.
