Книга Стая бешеных, страница 28. Автор книги Фридрих Незнанский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Стая бешеных»

Cтраница 28

– Курите, угощаю.

Сразу несколько бомжей, побросав мешки, бросились к сигаретам.

– Эй, однорукий, иди сюда! – услышал Сынок окрик бугра.

Бугор, среднего роста парень с побитым оспой лицом, за что, очевидно, и был прозван Конопатым, сидел на куче мешков и пальцем подзывал Сынка к себе. Сынок молча подошел.

– Давай сюда, – нагло сказал Конопатый.

– Что? – спросил Сынок.

– Ты чего, не понял? – Конопатый поднялся на ноги. – Сигареты давай.

Сынок молча полез в карман и, достав одну сигарету, протянул ее бугру.

– Ты че, не врубаешься? – удивился Конопатый. – Все давай.

– Не дам, – покачал головой Сынок.

– Че-го? – Конопатый вплотную подошел к нему.

– Не дам, – повторил Сынок, бросил вынутую сигарету под ноги Конопатому и отошел. Сел в тенек, закурил и с удовольствием выпустил облако сладкого голубого дымка, краем глаза заметив, что Конопатый поднял брошенную ему сигарету и быстренько ретировался.

Машины грузили до самого вечера. В обед принесли кастрюлю окрошки, три буханки хлеба и батон вареной колбасы. Приятно было трескать на свежем воздухе, слушая, как в траве чирикают воробьи. Поев, Сынок завалился на мешки и задремал. Больше до конца дня никаких приключений не было.

Когда пришли на ужин и сели на одну длинную лавку за грязный дощатый стол, к Сынку вдруг подошла знакомая повариха, забрала тарелку с вилкой и сказала:

– Это теперь не твое место.

– Как это? – не понял Сынок.

– А так. Ты тут больше не сидишь.

– А где я сижу?

– Вон там. – Она кивнул на соседний стол.

Все в один миг умолкли, перестав болтать, и с уважением посмотрели на Сынка. Дело в том, что соседний стол принадлежал буграм.

– Во повезло, – с завистью сказал Саша.

– Сынок, мы твои друзья, не забыл? – спросил на всякий случай Паша.

– Не, ребята, я вашу дружбу не забуду, – двусмысленно ответил Сынок, поднимаясь.

– Эй, чего ты там с ними расселся?! – весело воскликнул Исмаил, показавшийся на пороге столовки. – Тебе теперь с быдлом не положено. Тебе теперь с буграми положено.

На ужин буграм, в отличие от простых смертных, подавали жареные куриные окорочка с жареной картошкой и салат из капусты. Дали даже бутылку самопальной водки, правда одну на всех.

Степки за столом уже не было. И того, с которого Сынок снял башмаки, тоже. На присутствие за ужином нового человека никто не обратил никакого внимания. Всем было абсолютно наплевать, что творится вокруг. Главное, чтобы это не касалось тебя лично.

– Ну что, – сказал после ужина Исмаил, – теперь ты бугор. Ходить будешь в туалет, как белый человек. Можешь лупить кого хочешь. Петушить никого нельзя, воровать нельзя, по территории ночью шататься нельзя, напиваться нельзя. Приказы будет отдавать Константин Константинович. Советую выполнять. Все понял?

Сынок кивнул.

– Можешь идти спать. Утром за десять минут до подъема тебя разбудят.

– Подъем, козлы вонючие! Выходи строиться на зарядку!

Люди вскакивали с коек и, мотая головами, чтобы стряхнуть цепкие остатки сна, выуживали из-под матрацев спрятанные туда одежду и обувь.

– Выходи строиться, бараны колхозные! Бегом, твою мать! – орал отработанным командирским голосом Сынок. Сам он при этом сидел на стуле и читал газету. Это ведь особым шиком считалось – читать по утрам газеты, отдавая при этом команды.

На душе было противно. Обыкновенным бомжем он чувствовал себя куда лучше.

Впрочем, бугром он прослужил только два дня…

Глава 16. НОВАЯ ЖИЗНЬ.

Ирина подошла к своему стулу и свалилась без сил.

– Ну что? – подлетела Ободовская. – На тебе лица нет.

– Мы пропали, – сказал Ирина и заплакала. Ей уже не было жалко денег, потерянной работы, но все впечатления последних дней соединились в единую симфонию, которая грозно грянула сейчас, в этот самый миг. Безнадежность, крах иллюзий, обида, мысли о смерти – все переплелось в едином хоре.

– Они что, заметили мои счета? – холодея, спросила Ободовская.

– Да. Не в этом дело, – отвечала Ирина сквозь слезы. – Я… я устала, – злилась она пуще прежнего, не зная, как выразить все наболевшее иначе, чем в этом бессильном и ничего не значащем «устала».

– А какой счет они заподозрили? – не унималась Ободовская. – Из ресторана? На четыреста девятнадцать франков, черной ручкой?

– Нет, – всхлипнула Ирина.

– А какой?

– Мой, – отвечала Ирина сквозь слезы.

– Твой?! – Ободовская злобно сощурилась. – Я так и знала, что не надо было его тебе давать! Ты все запорола!

– Да ты-то что… – опять всхлипнула Ирина. – Тебе ничего не будет. Тебе только счета не оплатят. А мне велено писать заявление…

– Как то есть не оплатят? По-твоему, этого мало?

Ирина недоуменно посмотрела на подругу.

– Ты что? – спросила она.

– Тебе плевать на меня! – сделала Ободовская неожиданный вывод. – Тебе плевать на меня! Эгоистка!

Она развернулась и, гордо и обиженно поводя плечами, пошла восвояси. Ирина осталась обескураженная, под давлением происшедших только что событий она даже не могла ни осмыслить очередной каприз Машки, ни обидеться на нее. Все как-то навалилось единой кучей, подавило ее. Тупая апатия заполнила неожиданно все ее существо, ее мысли и чувства вмиг оказались скованы безразличием ко всему происходящему. Равнодушие – это тот скрытый ресурс, в котором мы черпаем утешение, когда в прочих утешениях судьба отказывает нам.

Зажужжал факс. Из щели медленно выползла бумага, запечатлевшая на себе копию билетов в Большой театр. Ирина вынула лист чистой бумаги и написала на нем, всячески стараясь сдержать присущую ей нервность почерка: «Президенту компании „Эрикссон-Москва“ Мартину Щеллеросу менеджера отдела PR заявление…» Она задумалась на мгновение, покусывая в детской манере авторучку. Сложив слова в казенную фразу, она продолжила: «Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному желанию». Расписавшись, он вложила лист в папку на подпись президенту и, не дожидаясь конца рабочего дня, отбыла в направлении собственного дома.

Как ни странно, ее боль от пережитой обиды оказалась меньше, чем она могла бы ожидать. Тридцать тысяч долларов были той суммой, размеры которой существовали в ее фантазии лишь в виде совершеннейшей абстракции. Из-за потерянной в шахте лифта губной помады она, кажется, переживала больше, чем потеряв сейчас никогда не виденные золотые горы. То, что начальник подонок, она знала уже давно, и сейчас самый вид его был ей так омерзителен, что она готова была вовсе не приходить больше в «Эрикссон», лишь бы не встретиться с ним. Конечно, тридцать тысяч была непропорционально великая сумма за удовольствие никогда не встречаться с боссом, но слабое утешение от сознания свободы от фирмы Ирина все-таки ощущала. Предательство Машки она и вовсе не заметила на фоне более глобальных потрясений.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация