– Саша с Пашей где?
– А сам-то кто? – буркнули из дальнего угла.
– Сынок я. Где эти пропидорки?
– По бану шляются…
– К вечеру вернусь, чтобы прибрались. Вопросы есть?
– Я не понял… Чего этот козел хочет?
Сынок мгновенно выбросил кулак на голос и попал невидимому бунтарю точнехонько в челюсть.
Сынок был единственным из всех вокзальных обитателей братства, кто должен был походить на нормального человека и ничем не отличаться от пассажиров, встречающих и провожающих – приличная одежда, бритые щеки, одеколон… А как в таких условиях сохранить человеческий облик?
– Чтоб все дерьмо отсюда выгребли.
Он отыскал близнецов на вокзале. Верней, они сами к нему подвалили, покинув свои насиженные места у стеночки.
– Хочешь редиску? – предложил Паша.
– Вот что, близняшки, вы же давно здесь крутитесь, успели присмотреться?
– Пашка, почеши мне под лопаткой, – Саша подставил брату спину, и тот начал ожесточенно ее чесать. – Ниже… Еще ниже… Блохи обнаглели…
– Чужих много?
– Много. Не продохнуть.
– Покажь.
– Вон тот вчера только обрисовался… – Паша украдкой кивал на старика-гармониста, который наяривал революционные песни прямо между окошками билетных касс.
– А вон ту шлюху я вообще впервые вижу, – Саша показывал на согнувшуюся в три погибели женскую фигуру, которая шныряла в людском потоке и тянула прохожих за рукава.
– И вон тот, с палкой…
– Вишь, пацан бегает?..
– А этих цыган целый табор…
В общем, чужаков оказалось действительно много. Десятки. И по их безмятежному виду легко было определить – они ничего не боятся. Беспредел какой-то.
– Во, гляди, какая чикса! – восторженно ахнул Паша.
Прямо им навстречу бежала девушка с тяжелым чемоданом наперевес. Взгляд ее судорожно метался по сторонам.
– Простите, – обратилась она к Сынку, – где здесь третий путь? Я заблудилась!
– Вам туда, – Сынок только мазнул по ней взглядом и указал на лестницу.
Она даже не поблагодарила его. Цокая каблучками, понеслась к поезду.
– Вот бы ее отпетрушить… – мечтательно облизнулся Саша.
– Рачком… – дополнил фантазии братца Паша.
– Ребят, кстати, а как у вас с этим? – загоготал Сынок. – Тоже один на двоих?
– Да пошел ты… – надулся Саша.
– Лучше скажи, чужаков мочить будем? – спросил Паша.
– Ага, особенно ты будешь.
Сынок не забыл, как братья-близнецы предали его в первый же день. Общался с ними скорее по необходимости. Терпеть не мог стукачей и предателей.
Вышли на платформу загородных электропоездов.
– Прокачусь, пожалуй, – сказал Сынок.
– Куда? – осведомился Паша.
– Не состарься раньше времени.
– Подумаешь! Маяком стал! – обиделся Паша. – Видали таких. Если бы наши родители, царство им небесное, не умерли, мы бы вот так же, как дамочка эта, сидели бы сейчас в «СВ» и тебе в рожу плевали, понял?
Сынок не ответил, вошел в тамбур среднего вагона, прислонился к стенке, закурил, стряхивая пепел в дыру между поездом и перроном. Эти близнецы своими родителями всех достали. Чуть что – мы белая кость, а вы – дерьмо. А родители, дескать, у нас были первейшие в стране люди. Что там в стране – в мире! Мать – Долорес Ибаррури, а отец – Эрнест Хемингуэй!
Над братьями смеялись сначала, но те были так настойчивы, так упорны, такие приводили подробности, что потихоньку им стали верить. Сынок вспомнил одну из фотографий, которую нашел в котомке близнецов, – действительно, женщина походила на героиню испанского народа, а отец – на великого американского писателя. И даже баба Люся, авторитет в области культуры, сказала как-то – Хэм и Долорес могли пересечься. После этого над близнецами смеялись поменьше. Впрочем, даже если это было правдой, в работе Саше и Паше это никак не помогало. Кто сейчас помнит про пламенную революционерку и бородатого писателя-алкаша?
Хриплый голос машиниста объявил, что состав следует со всеми остановками. Куда следует, Сынок не расслышал, да это и не важно было. Двери со свистом закрылись…
Он оторвался от стенки и медленно пошел по вагону. Народу в электричке было немного, при желании можно было даже отыскать свободные места. Сынок отыскал, сел.
Долго ему ждать не пришлось. Сначала появились продавцы газет, книг, конфет, дешевых зонтиков и всякой мелочи, а уж за ними потянулась настоящая клиентура.
– Люди добрые, обращаюсь к вам!..
– Сами мы не местные, приехали в Москву, а денег на обратный билет нет…
– Мои родители умерли, а я совсем один…
Когда очередной попрошайка равнялся с Сынком, тот протягивал мелкую монетку и тихо спрашивал:
– У кого один шарик на двоих?
Это был пароль. Многие отвечали, что «у бабки с дедкой – колобок», но были и те, кто лишь непонимающе вращал глазами или переспрашивал:
– Чего?.. У кого?..
Одного из таких побирушек, молодого широкоплечего парня с рыжей шевелюрой и загадочным недугом, который был совершенно несовместим с жизнью, если, конечно, срочно не сделать сложнейшую операцию, Сынок проводил до дверей, вышел вслед за ним на какой-то безлюдной станции.
По своему опыту Сынок знал, самые отважные и упертые – старички, за ними по степени смелости шли женщины любого возраста, а уж чем здоровей был детина, тем легче его было взять на понт.
Он схватил рыжего за шею и придавил к земле, после чего оседлал его, как детскую деревянную лошадку.
– Будешь тихо себя вести, останешься жить, – зловеще произнес Сынок. – На кого работаешь, шваль?
– Помогите! – завизжал детина.
И Сынку пришлось хорошенько стукнуть его лбом об асфальт. Вообще-то, увечить чужаков было как-то не принято. Зачем повышать им квалификацию? Ведь чем больше синяков, ссадин и кровоподтеков на лице, тем жалостней человек выглядит. А вот отбить почки – совсем другое дело, но сейчас Сынку не хотелось возиться.
– На кого работаешь?
– Мне деньги на операцию нужны-ы-ы… – заканючил парень и тут же еще разок поцеловался с асфальтом. – Бобик! Бобик сказал, что все подмазано!
– Кто такой Бобик?
– Ты че? Бобика не знаешь? Его все, мля, знают. Только попробуй меня тронуть, он тебе, мля, голову отрежет!
– И сколько вас таких по Москве шляется?
– Всех не перережете! Мы еще вас перережем!
– Где найти Бобика?
– Он тебя сам, мля, найдет! – раздухарился рыжий. – Он тебя, мля, уроет!
