Вслед за тем из комнаты вылетела, с сопроводительным, видимо, пинком, кадровичка, опять раздался звон и шелест бумаги. Из комнаты напротив, едва не задев женщину, вылетела тяжелая пишущая машинка «Мерседес» – древняя, сплошь из металла, похожая на паровоз. Она жалко звякнула звонком и осталась лежать на боку, кажется, не поврежденная – немцы умеют делать прочные вещи.
Оба приятеля было ринулись к отделу кадров, увидев отчаянное выражение лица женщины, но та, изломив брови, поначалу не в силах отвести взгляда от разгрома в заботливо сохраняемых и подновляемых ею бумагах, вдруг сама побежала к ним навстречу и, минуя их, вниз по лестнице.
– В редакцию. Срочно в редакцию, – сказал полушепотом Володька. Мужчины, переходя на рысь, добежали до конца коридора. В небольшой комнате, где ютилась редакция «Нового экспресса», было необычайно людно, пахло табаком и мужчинами. Преобладающим цветом был хаки. Петровна сидела в кресле, прижимая платок к набухавшему под глазом синяку.
– Ну что, глядите, господа юристы, на свободу печати? – мрачно буркнула она и отвернулась. В глазах у нее стояли слезы.
Омоновцы, в полном сознании правоты и нужности своего дела, вытряхивали на пол бумаги из шкафов, лишь изредка просматривая материал.
– Сказали бы, что нужно, – опять возвысила голос Петровна, – я бы, может, и сказала. Все поуродовали. Сами уроды и вокруг одно уродство.
– Заткнись, – коротко и без внимания к ее словам ответил омоновец.
– Редактор сбежал! – сообщил ворвавшийся молодой человек в хаки.
– Вот сука, – отозвался все тот же омоновец, открывая следующий шкаф.
– Он не сбежал, а выехал по делам. Кабы вы предупредили, что нагрянете, уроды, так он бы вам перцу под хвост насыпал. Он еще вам задаст.
– Ты уже раз в грызло схватила? – осведомился омоновец. – Еще хочешь?
Ошалевшие от неожиданной картины юристы стояли молча. Поняв наконец, что пора бы уже и вмешаться, защитник прав «Нового экспресса» обозначил свое присутствие.
– Здесь присутствуют представители милиции?
– Мы представители милиции, – отвечал омоновец.
– Я говорю о милиции. Вы, судя по всему, относитесь к другому подразделению МВД. Где основания для вашего вторжения?
– А ты кто такой, мудила? – спросил с вялым интересом омоновец.
– Я Владимир Довжик, юрисконсульт газеты. Отвечайте за свои слова. Все, что вы делаете и говорите, вы делаете при свидетелях. Ваши действия противозаконны. Здесь присутствует член Московской городской коллегии адвокатов Юрий Гордеев. Прекратите сейчас же и дайте объяснения, – сообщал Володька, но как-то тонкоголосо. Вид нескольких агрессивных и, видимо, очень сильных мужчин выводил щуплого законника из состояния душевного равновесия. Его душа негодовала, но поджилки тряслись вопреки его гневу и бесстрашным речам.
– Хлебальник закрой, – сухо отвечал омоновец, не отвлекаясь от своего дела.
– Я требую, если вы действуете от лица закона, чтобы вы предъявили санкционированное прокурором постановление об обыске! Если этого не произойдет сейчас же, я вызываю милицию! – закричал Довжик.
Омоновец быстро выхватил из-за пояса резиновую дубинку и ударил глашатая справедливости по голове. Тот закрыл лицо руками и тотчас пал наземь, поваленный ловким приемом. Юрий Петрович отшатнулся, пораженный стремительностью происходящего на его глазах.
– Отдыхай, – рекомендовал убивала.
Он развернулся к Гордееву.
– А ты что? – он посмотрел в глаза Юрию Петровичу своими холодными серыми глазами, в которых словно бы застыла садистская улыбка. – Ты кто?
– Я… – Юрию Петровичу захотелось тоже выкрикнуть что-то вроде: «Это противозаконно!» – но он понимал нецелесообразность полемики.
Тут же за лацканы его пиджака схватились руки, под голеностопы ударил солдатский башмак, и член Московской городской коллегии адвокатов улегся на пол лицом вниз. Видимо по инерции, омоновец еще дополнительно пнул его в подреберье. На уровне глаза у Юрия Петровича оказался проклепанный ботинок, тот самый, который только что едва не сокрушил ему ребра. Вся жизнь Гордеева пронеслась у него перед глазами.
– Дышите смирно, детки, – посоветовал омоновец.
В дверь ворвался еще кто-то.
– Кажется, нашли! – возбужденно сообщил вошедший. Омоновец, бывший, видимо, главным, взял из рук вошедшего какие-то документы.
– Не то, баран, – коротко отрезал он и кинул папку в груду на полу.
– Мы хотели демократии – и мы получили ее, – провещала со своего места Петровна, – мы хотели свободы печати, и вот она.
Перед глазами у Юрия Петровича, лежавшего в неудобной позе, был рассыпанный мусор и сигаретные окурки.
– Что такое? Что это? – спросил он у Володьки, мычавшего страдальчески рядом с ним. – Ты мне можешь объяснить?
– Спроси у своего депутата, – с попыткой издевки отвечал тот.
Глава 44. РАБСКИЙ РЫНОК.
Приятно после вонючего товарного вагона влезть под горячий душ и стоять там, вместе со струями воды впитывая в себя ощущение того, что ты – цивилизованный человек. На ум сразу пришли строки из давно забытого детства про мыло душистое и полотенце пушистое, зубной порошок и густой гребешок. А если вспомнить, что на столе ждет не посиневшая куриная нога, а тарелка настоящего деревенского борща и графинчик лимонной водочки вместо спиртяги, то на душе становилось тепло и радостно.
Как следует надраив себя мочалкой и смыв с тела пышную пену, Сынок вылез из ванной, вытерся мохнатым махровым полотенцем и накинул на себя халат.
Исмаил спал. На чистой подушке, от которой еще пахло прачечной, на чистой хрустящей простыне. Прямо в грязной одежде. И это было противно.
Они сняли номер в гостинице всего на сутки, чтобы выспаться, привести себя в порядок и отдохнуть перед обратной дорогой. Исмаил, как только добрался до койки, сразу плюхнулся на нее и тут же отрубился. А Сынок сходил на почту, дал пару телеграмм, позвонил Мате и сказал, что завтра они двигают обратно.
– Вот и хорошо! – пропела низким голосом Мата. – Зайди в пятый автопарк. Там найдешь такого Василия Гака. Гак – это фамилия. Этот Гак в Москву фуру почти пустую погонит. Можете ехать вместе с ним, на дороге сэкономите. Если начнет ерепениться, скажи, что Мата просила напомнить про консервы.
– Про какие консервы? – не понял Сынок.
– Это неважно. Ты ему скажи, он все поймет. И чем больше людей наберете, тем лучше. За каждого по полтиннику баксов плачу.
– А сколько в фуру влезет? – пошутил Сынок.
– Вот-вот. Столько мне и надо, – засмеялась Мата. – Ну ладно, пока.
– Пока.
К этому Василию Гаку Сынок хотел зайти сразу, но уж очень чесалось давно не мытое тело. Сынок даже начал побаиваться, не подцепил ли он от этих кампучийцев каких-нибудь насекомых. Но все вроде обошлось.
