Я развел руками.
– Значит, и за могилой, если она действительно умерла, никто не ухаживает…– Он продолжал листать книгу, ведя морщинистым пальцем вдоль заглавных букв фамилий. – У нас здесь есть несколько добровольных помощниц – пожилых русских дам, которые следят за такими могилами. Кустарник подстригают, метут дорожки, убирают опавшие листья. Может быть, они что-то знают. Впрочем, если она у нас похоронена, она обязательно должна быть записана в книге.
– А почему бы вам не воспользоваться этим, – я кивнул в сторону стоящего на столе компьютера, – может быть, с помощью компьютера быстрее будет? Наверняка у вас есть электронный банк данных.
– А, вы про него. – Он окинул скептическим взглядом выключенный ящик компьютера. – Все у нас есть, молодой человек, в компьютер заглянуть не проблема. Вы, молодые, сегодня машинам доверяете больше, чем человеку. А насчет быстрее или надежнее, тут я себе позволю с вами не согласиться. И машина может ошибиться и сломаться. А мой компьютер – вот он, – старик постучал пальцем по своему высокому лбу, – всегда со мной, пока я жив.
– Ну что вы, Михаил Аполлинариевич! Я совсем не хотел вас обидеть. Я уверен, что если кто сейчас и может мне помочь, то только вы.
– Вся беда в том, что вы не знаете год ее смерти.
– По крайней мере, десять лет назад она была жива.
– Одну минуточку, – старик внимательно разглядывал старую запись, – вот здесь что-то похожее. Есть Выстаковская З. А., похоронена в сентябре, семь лет назад. Восемнадцатый сектор в южной части, захоронение номер двадцать один.
– Вы думаете, могли неправильно записать фамилию?
– Вообще то вряд ли, но все может быть. Если ее хоронили не родственники, а, предположим, те же соседи или сотрудники социальной службы, вполне могли произнести нечетко, а потом проверить было некому. Вместо Высоковской записали Выстаковской. И инициалы совпадают.
Смотритель показал мне план кладбища, я простился с ним и отправился в южную часть на поиски восемнадцатого сектора. Я шел по аккуратным дорожкам из гравия мимо красивых, ухоженных могил. На многих стояли свежие цветы в вазах. Солнце играло золотыми бликами на шероховатом мраморе крестов и могильных плит. Лишь иногда шелест листвы нарушал задумчивую тишину.
Время от времени на пути мне встречались редкие посетители кладбища. Строго одетые пожилые женщины с цветами, немолодые пары, заботливо поддерживающие друг друга под руки. Наконец я забрел в искомый восемнадцатый сектор. Неужели старая разведчица действительно уже обрела свой последний приют и унесла с собой правду о Михайлове? Почему-то мне очень не хотелось в это верить. Не хотелось думать, что я проделал такой большой путь напрасно.
Здесь было как-то особенно пустынно. Посетителей не было, хотя неподалеку, метрах в пятнадцати, краем глаза я заметил, что мелькнула чья-то тень, но, обернувшись, я никого не увидел. За ровным рядом высоких крестов и резных оград золотые солнечные блики играли на скорбно склоненной фигуре мраморного ангела. «Наверное, это духи старого кладбища», – усмехнулся я про себя.
Я прошел первые десять могил. Отсчитал еще десять, вот и двадцать первая. С фотографии мне улыбалась красивая молодая женщина лет тридцати пяти. «Выстаковская Зоя Александровна» было выбито на табличке, «1951-1992 год». «Потеря безмерна, скорбь бесконечна», «Родители, муж, сын». Неужели не она? Конечно, нет, Высоковская родилась по крайней мере лет на тридцать раньше. Предположим, фамилию еще могли переврать, но имя и отчество тоже не совпадают. Да и родственников у нее не было. Выходит, жива еще моя старушка?
Значит, поиски продолжаются, и наше свидание еще впереди. Как говорил незабвенный Семен Семеныч Горбунков из «Бриллиантовой руки» – «Будем искать!» Обрадованный, я зашел внутрь ограды, решив передохнуть и покурить минут пять на мраморной скамейке, прежде чем отправиться в обратный путь.
Я принялся рассматривать надгробие. Свежие белые орхидеи, украшавшие памятник, стояли в резной мраморной вазе, и лишь одна выпала и скатилась на землю. Под наплывом смешанных чувств, непроизвольной благодарности и сочувствия к неизвестной мне молодой, красивой женщине, так рано покинувшей этот мир, я решил поднять цветок и поставить его вместе со всеми.
Я наклонился за ним, и в то же мгновение за спиной послышался негромкий щелчок. Там, где секунду назад была моя голова, что-то прожужжало. Долю секунды спустя я догадался, что именно это было. Пуля. Она попала в памятник и с хрустом отколола кусок мрамора. Я кинулся на землю и кубарем выкатился за ограду. Мне вдогонку просвистели еще две пули, взрывая мрамор. Я успел заметить высокую фигуру в темном, которая метнулась за соседний памятник с большим резным крестом. «Так вот какой это дух кладбища», – мелькнуло у меня в голове. Я рванул со всех ног, лавируя, как уж, между оградами, памятниками и деревьями, низко пригибаясь к земле, согнувшись почти в три погибели. Убийца больше не прятался, он догадался, что я безоружен, и гнался за мной в открытую. В пронзительной тишине кладбища я слышал бешеный стук своего сердца и его хриплое дыхание. Еще одна пуля прошила землю в миллиметре от моего ботинка, подняв столб пыльного гравия и листьев. «А он, кажется, мазила», – не без радости отметил я про себя, перепрыгивая, как заяц, через низкую могильную оградку из толстых цепей. Надо куда-то спрятаться, но куда? Судя по отдаляющемуся тяжелому сопению, я понял, что начал отрываться от преследователя. Вдобавок я услышал тяжелый шлепок о землю. На мгновение оглянувшись, я заметил, что мой преследователь растянулся, как тюфяк, зацепившись за ту самую цепную ограду. Воспользовавшись его секундным замешательством, я исчез из его поля зрения, растворившись за толстыми стволами деревьев, стоящих в густых кустах.
В одно мгновение, мысленно извинившись, я каким-то нечеловеческим усилием воли выворотил чуть расшатанный железный прут из ближайшей металлической ограды и, сдерживая дыхание, затаился за толстым стволом с орудием наперевес.
Послышался приближающийся топот, затем осторожные шаги. Мой враг находился в метре от меня, за деревом. Мне показалось, что я перестал дышать совсем. Мое сердце стучало так громко, что я заволновался, что убийца услышит его. Вероятно, он догадывался, что я где-то близко, но не подозревал, что настолько. Я надеялся, что выскочу из засады и размозжу ему голову своим тяжелым железным прутом. В следующую секунду из-за шершавого ствола выплыло дуло пистолета с глушителем, зажатого обеими руками моего убийцы. За сотую долю секунды до того, как, увидев меня, он снова нажал на курок, я, с ревом выдохнув, нанес сокрушительный удар железным прутом по его запястьям. Бандит взвыл от боли, пистолет вылетел, выстрелив в воздух. Сверху на нас градом посыпались листья и ветки, сбитые пулей. Не давая врагу опомниться, я еще раз оглушил его железякой по темени. Он упал, пытаясь дотянуться до отлетевшего пистолета. Но мой инстинкт самосохранения заставил меня схватить оружие раньше.
Тяжело дыша, я навалился на злодея всем телом и прижал его к земле. Мы подняли целое облако пыли, она уже скрежетала на зубах и засорила глаза. Мы рычали и хрипели, как дикие звери. Я вцепился пальцами в густую шевелюру парня и сильным рывком запрокинул его голову назад так, что его шейные позвонки хрустнули и он захрипел от удушья. Мое колено как таран напирало на его извивающийся позвоночник. Правой рукой я сжимал конфискованный у врага пистолет и сгибом локтя сдавливал его клокочущее горло.
