«И ничего такого! — подумала Надежда. — Дом
старый, просто вернули все, как было до революции, только вместо швейцара в
галунах охранник в пятне»".
Вера открыла дверь сразу же, видно, охранник ее предупредил.
Была она аккуратно одета и причесана, но в глазах виднелась такая тоска, что
Надежда забеспокоилась.
— Ты здорова, Вера? Что-то мне твой вид не нравится.
— Так вроде ничего не болит, только ночами не сплю.
Тише, Мак, не приставай!
Человечество испокон веков делится на два враждующих лагеря
— владельцев собак и владельцев котов. Правда, есть люди, которые держат и
кота, и собаку, мотивируя это тем, что их любимцы якобы очень дружат и жить не
могут друг без друга. Надежда таких людей не одобряла и считала их
двурушниками. И хотя она была ревностной котовладелицей, но светло-желтый Маклай
с неподстриженными по последней боксерской моде ушами привел ее в умиление.
— Какой красавец!
— Последнее время стал меня больше любить, а то все к
мужу ластился. Вот так и сидим с ним целыми днями дома одни, — вздохнула
Вера, — скоро разговаривать разучусь.
— Квартиру можно посмотреть? — перевела разговор
Надежда.
— Смотри, а я пока там на кухне все приготовлю.
Квартира Надежду потрясла. Она долго ходила по комнатам и
мечтала, как было бы здорово всем поселиться в такой квартире. Алена приехала
бы из Северодвинска, где зять все равно собирается увольняться из флота, и они
все впятером зажили бы в такой квартире. Четыре комнаты и огромная кухня —
фантастика! Она заглянула в кухню. Увидев ее лицо, Вера криво улыбнулась:
— Ну, скажи, как все: «И что вам не жилось в такой
квартире!».
— И верно, — засмеялась Надежда, — вертится
на языке эта фраза. Здорово ты тут поработала, уютно очень.
Вера промолчала. Они сели за стол, уставленный разными
вкусностями. Но все было из магазина, ничего самодельного. Чувствовалось, что
хоть Вера и сидит дома, готовить ей абсолютно не хочется. Они поели молча,
причем Вера только поклевала, у Надежды же, наоборот, несмотря на неприятности,
аппетит был хороший, как всегда.
— Вот что я тебе скажу, Вера, — начала Надежда,
отпивая кофе. — Ты, как я погляжу, в таком состоянии, что еще одна плохая
новость хуже тебе не сделает. Так вот, я тут поразмыслила вчера ночью и пришла
к выводу, что эта Людмила Шитова, твоего мужа хахальница, заняла, так сказать,
твое место. Это тебя хотели в машине взорвать.
— Ну уж! — усмехнулась Вера. — И с чего ты
так уверена?
— Во-первых, я не очень-то пока уверена, —
призналась Надежда, — а во-вторых, вот послушай, что вчера вечером со мной
произошло.
Надежда подробно пересказала Вере вчерашнюю историю с
Зинаидой и с похожей курткой.
— Тебе это ничего не напоминает?
— У Любы так же было.
— Верно! И вот стала я думать, конечно, возможны
совпадения, но все же, с чего это вдруг на нас троих такая напасть
одновременно? Что нас всех связывает, раз именно в это время мы кому-то
помешали?
— Ты считаешь, это один и тот же человек орудовал или
труппа? Почему же тогда такие сложности со мной — бомбу в машину подкладывать?
— Потому что в лифте тебя никак не убить! —
Надежда решила отбросить всякую дипломатию и называть вещи своими
именами. — Дверь железная, внутри этот тип в «пятне», вся лестница светом
залита — прямо первый бал Наташи Ростовой! Музыки только не хватает. Где уж тут
тебя по голове стукнуть! И на улице тоже через каждые сто метров милиционер
попадается, уж такой у вас район. Пришлось пойти сложным путем, привлечь
технику.
— А зачем?
— Что — зачем?
— Ну, раз уж ты все знаешь, то зачем ему нас
убивать? — ехидно спросила Вера.
— Вот! — обрадовалась Надежда. — Очень
правильно мыслишь. Значит, на чем мы остановились? Что нас связывает? И
получается, что связывает нас роддом, потому что там мы все познакомились и две
недели вместо положенных шести дней провели. С Любой мы еще потом несколько лет
дружили, пока я из того района не переехала, с тобой долго встречались, а с
остальными связь потеряли. Значит, звоню я вчера Любиной дочке Маше, она
медсестрой работает в том самом роддоме на Огородникова, теперь это Рижский
проспект, а я никак не привыкну. И сообщает она мне удивительные вещи.
Во-первых, кто-то влез к ним в архив и украл все папки с медкартами за 1971
год.
— Интересно!
— Молчи пока. А во-вторых, помнишь детскую сестру
Клаву, она на нашем отделении больше всего работала. Помнишь, мы еще в ужас
приходили, как она новорожденных носила — по трое на одной руке, все боялись,
что она их уронит?
— Конечно, помню!
— Вот, недели три назад нашли ее убитой за городом.
Возвращалась она с дачи, ее задушили и бросили в пожарный водоем. Убийцу,
естественно, не нашли.
— Ужас какой, что ты говоришь, Надежда!
— А доктор Алексей Иванович…
— Что — тоже убили?
— Нет, умер он своей смертью лет пять назад, пожилой
уже был. И вот я тебе сейчас предлагаю посидеть спокойно и вспомнить, кто еще
вместе с нами эти две недели в палате лежал и что такого серьезного могло тогда
случиться, что теперь, через двадцать шесть лет, так страшно откликнулось.
— Да что можно вспомнить через столько лет? — вяло
возразила Вера. — И к тому же, знаешь, Надя, мне уже все равно.
— А мне не все равно! — вскипела Надежда— Я жить
хочу, хочу по улицам спокойно ходить, не оглядываясь. Внучку хочу вырастить, с
мужем мне жить еще не надоело! Вера, ну скажи, неужели тебе неинтересно
выяснить, что за сволочь на тебя покушалась, и доказательства твоему
благоверному в физиономию бросить, чтобы он точно знал, что не ты его девицу
взорвала?
Расчет Надежды был верен, Вера оживилась, глаза ее
заблестели, но ненадолго.
— А что потом? — вздохнула Вера. — Ну докажу
я ему, что ни при чем, а толку? Все равно никому не нужна.
— Потом уедешь спокойно к тете Варе. Или разменяешь эту
квартиру, жизнь свою устроишь худо-бедно. Муж ее бросил — что ж теперь,
повеситься? У тебя хоть детей маленьких нет, а я когда с мужем развелась, Алене
шесть лет было. И ничего, прожили как-то. Поживет твой муж один, через месяц
грязью зарастет, желудок заболит от полуфабрикатов — и прибежит за тобой как
миленький с извинениями! Привык на всем готовом, избаловала ты его. Все мужчины
одинаковы! — присовокупила Надежда, самодовольно подумав в глубине души,
что, конечно, верная мысль, что все мужчины одинаковы, за исключением ее мужа
Сан Саныча, который все умеет — и убирать, и готовить, и вообще он очень умный
и хороший, а самое главное — очень любит ее, Надежду, и никогда не поступит с
ней так, как поступил с Верой ее муж.
Они сели с Верой за удобный стол в кухне и, попивая кофе,
стали вспоминать все события, которые произошли с ними в роддоме номер 17
двадцать шесть лет тому назад.
