Человек, которому предназначались все эти громы и молнии,
побледнел до зеленовато-мертвенного оттенка, но ответил достаточно твердо:
— Шеф, бригада была залетная, сами понимаете, местных на
такое дело не пошлешь, но рекомендации у них были самые лучшие. Старик —
твердый орешек, но у меня есть свой человек. Нигде не засвечен, действует очень
нетрадиционно. Правда, нужна основательная подготовка.
— Время или деньги?
— Время.
— Время работает против нас. Ладно, даю тебе последний
шанс реабилитироваться в моих глазах. Профессионалов своих залетных на стройке
в бетон залей. Проколешься еще раз — там же будешь.
* * *
Женщина средних лет вошла в свой подъезд, вызвала лифт.
Тяжелые сумки оттягивали руки, но ставить их на грязный пол лестничной
площадки.., нет, уж лучше потерпеть еще пару минут. Возле почтовых ящиков
возился незнакомый худенький подросток в темной куртке с капюшоном. Лифт
подъехал на удивление быстро, женщина вошла в него, хотела уже нажать кнопку
своего третьего этажа, как вдруг подросток шмыгнул за ней в кабину. Женщина
спросила, на какой ему этаж, он в ответ буркнул что-то неразборчивое. Она
пожала плечами и нажала свою кнопку — вряд ли ему ниже, и тут же забыла о нем,
перебирая в уме необходимые покупки и платежи, прикидывая как уложиться в
зарплату. Вдруг резкая боль пронзила ее затылок, свет перед глазами померк и
вовсе угас. Последняя мысль, промелькнувшая в ее мозгу, была — нет, с такими
расходами в зарплату все равно не уложиться. На смену этой мысли пришла
тяжелая, пульсирующая боль, но скоро и она кончилась.
Пенсионер с шестого этажа безуспешно пытался вызвать лифт.
Он прождал его минут двадцать, обругал хулиганов, которые опять нарочно не
закрыли двери лифта, и потащился наверх пешком. По дороге ему трижды пришлось
останавливаться и отдыхать, на четвертом этаже он положил под язык таблетку
валидола и помянул недобрым словом очень длинный список людей, начиная с
соседей и работников коммунального хозяйства и заканчивая президентом. На своем
шестом этаже он свернул к лифту, чтобы посмотреть, что случилось с
дверью, — и в глазах его потемнело: в дверях лифта лежала ничком женщина,
не подававшая никаких признаков жизни, а пол вокруг ее головы был залит темной,
начинавшей сворачиваться кровью.
* * *
Вера лежала, уткнувшись лицом в подушку. Слез уже не было,
да ведь никакие слезы тут не помогут. Все было кончено. Ее жизнь, любовь,
счастье, все, что она создала за эти годы, выброшено в помойку.
«Наверное, именно в этот момент люди кончают жизнь
самоубийством, — подумала она. — Всем было бы лучше, если бы я
умерла, и мне самой в первую очередь».
Но как это сделать? Повеситься? Где-то она читала, что
повешенные представляют собой ужасное зрелище. Ах да, Леонид Андреев, «Рассказ
о семи повешенных». Она никогда не любила этого писателя, но, надо думать, он
все правильно описал. Броситься в воду с моста? Она представила, как сейчас
оденется, выйдет из дома, дойдет до Невы, будет долго стоять на мосту и
смотреть на черную воду. Хватит ли у нее решимости? Вряд ли. Начато октября,
вода ледяная. А вдруг ее вытащат?
Нет, лучше всего отравиться, но чем? И она сама, и муж, и
дети — все абсолютно здоровы, в доме нет никаких сильнодействующих лекарств. И
снотворного нет. А если выпить упаковку димедрола, то сначала заболит живот,
потом увидишь зеленого кота на оранжевом дереве, а потом в больнице промоют
желудок и отпустят, обругают еще.
— Господи, какая чушь лезет в голову!
Вера села на кровати и включила бра. Второй час ночи. Мужа
нет, и он не придет. Вот так расправилась с ней жизнь, одним ловким ударом. За
что? Хороший вопрос.
Она всегда любила семью. Не кого-то отдельно, а в целом дом,
Дом с большой буквы. И в это понятие она включала все — и воскресные завтраки
всей семьей не спеша за большим кухонным столом, и тихие вечера перед
телевизором, когда интересный фильм, а всем хочется чая и лень вставать. Так
она, Вера, принесет чай сюда, а фильм посмотрит завтра утром, его ведь
повторят. Любила она и свою квартиру, большую, удобную, которую отделывала и
обставляла любовно, по крошечке — и мебель, и занавески, ковер на пол, сервиз,
салфетки. Все не спеша, спокойно прохаживаясь по магазинам, время у нее было,
ведь на работу она никогда не ходила. Любила заниматься детьми, водить их в
школу и в кружки. Воспитание детей всегда было ее, ведь муж много работал.
Вера росла с бабушкой, потому что родители развелись, когда
она была совсем маленькой, а потом каждый старательно устраивал свою жизнь. Еще
в детстве она решила, что у нее будет настоящая семья, и так оно и вышло. И
когда родился первый ребенок, дочка, Вера твердо поняла — или семья, или
работа. Она выбрала семью и никогда об этом не жалела. У них не было бабушек, и
поэтому муж не возражал, когда Вера сказала, что не станет отдавать дочку в
ясли, а будет сидеть с ней дома. Через три года родился сын, потом дочке
подошло время идти в школу, потом — сын-первоклассник, а потом все уже так
привыкли, что мама дома.
Летели годы, муж делал карьеру, Вера создавала ему крепкий
тыл. Они никогда не ссорились, ведь дома его всегда ждал вкусный обед и
ласковая жена. Кто же от такого счастья будет устраивать скандалы?
Во время перестройки муж очень удачно вписался в ситуацию,
он вообще был человек деловой и не глупый. И теперь у него своя, довольно
крупная фирма, крепкое предприятие. За это время они поменяли квартиру и дачу
построили — большой каменный дом, можно зимой жить. Дочка закончила институт,
нашла хорошую работу, сын учится в Англии. Еще бы, Вера всегда приучала их к
труду, а не к тому, чтобы до седых волос сидели у отца на шее.
«О чем я? — сама себя перебила Вера. — Это все в
прошлом, ведь все кончилось в один день».
Какая банальная произошла с ней история. «Не ты первая, не
ты последняя», — сказали бы житейски опытные соседки и привели бы штук
десять подобных примеров. Нельзя сказать, чтобы муж ее не любил. Наоборот, он
всегда очень хорошо к ней относился. Но бывали у него в жизни другие женщины.
Ненадолго, мимолетно — но бывали. Разумеется, Вера догадывалась, но старалась
об этом не думать, тем более, он всегда вел себя достойно. Но он был интересный
мужчина, всегда одет с иголочки, его окружали молодые женщины — сотрудницы,
секретарши, — и Вера смирилась. В конце концов, ну что такого ужасного? Ну
задержится он пару раз на неделе попозже, иногда выдумает, что в субботу надо
что-то срочно сделать, — разве это стоит того, чтобы все разрушить — дом,
семью?
Нет, Вера смирилась, просто отгоняла от себя эти мысли. В
последнее время муж ездил в отпуск на Канары, на Кипр, в Хургаду. Вера
подозревала, что ездит он не один, но ничего не могла поделать — ей после
сорока врачи не рекомендовали солнце.
— Ничего страшного, — говорили врачи, — вы
здоровы, но на юг лучше не надо.
Весной мужу справили пятидесятилетие, и Вера успокоилась,
но, как оказалось, зря. Летом она жила на даче, там цветы, ягоды, и собаке на
даче лучше. Тогда-то все и случилось. Теперь Вера ругает себя, что уехала на
дачу, но что бы изменилось, если бы она сидела в городе и караулила мужа? Дело
же не в этом.
