Натэлла как будто прочитала ее мысли, она обхватила голову
руками, но даже в этой позе выглядела прекрасной.
— Вы ведь не знаете, как все было. Я, конечно,
виновата, но опять-таки, было мне тогда всего пятнадцать, и потом, за все я
заплатила сполна и теперь еще расплачиваюсь. Тогда, после родов, ушла я из
больницы и от тетки ушла, осталась в нашей городской квартире жить. Как с ума
не сошла или руки на себя не наложила — до сих пор не понимаю. К осени родители
из-за границы вернулись, думала, легче станет, но ничего не прошло, не смогла
им простить, что бросили меня почти на два года на тетку, чудовище это.
Родители меня любили, баловали очень, все самое лучшее. Что могли по тем
временам, конечно. Так я и росла, в жизни ничего не понимала, ни откуда деньги
берутся, ни что дети с одного раза могут появиться. Как узнали мои родители,
что за границу отца могут послать, так прямо голову потеряли. Как же, такая
возможность разбогатеть, машину можно привезти и еще кучу всякого барахла! А
что ребенка единственного на два года бросить придется, про это они как-то не
думали.
— Однако не на чужих людей, на родственников все-таки,
да ведь в то время что значило за границу поехать, из нищеты вылезти.
— Да не были мы нищими! — Натэлла почти
кричала. — А тетка наша — это человек страшный. Характер у нее тяжелый был
просто донельзя. Еще когда я только к ним жить переехала и ничего не случилось
— за что ей было на меня сердиться? А вот встанем мы утром — она молчит.
Позавтракаем — она молчит. И молчание такое тяжелое у нее, что прямо давит.
Первое время я недоумевала, думала — за что она на меня злится? Угодить как-то
хотела, бывало, подойду — тетя Анечка, а она молчит! Потом так глянет,
пробурчит что-то сквозь зубы — и опять полдня молчит.
— Бывают такие люди, жить с ними тяжело.
— Да с ней в одной комнате больше десяти минут не
выдержать было! Молчит и молчит, и все время спиной поворачивается. А у нас в
семье не так было. У мамы характер веселый, пела она хорошо. А отец гостей
любил, чтобы стол большой, все сидят. Отец все шутил, что ему грузинский
характер через жену передался — любит большое застолье. Вот, а у тетки в доме
народу никого, тихо, как в гробу, да еще она все время молчит.
— Так у нее же муж был?
— Муж… Вот и до мужа дошли, — в глазах У Натэллы
внезапно отразилась такая мука, что Надежда не выдержала:
— Господи, Натэлла, не мучайтесь, не рассказывайте, я
вовсе не это хочу знать!
— Нет-нет, слушайте, никому я не говорила, видно,
пришло время вытащить всю эту историю на свет Божий, — Натэлла горько
улыбнулась. — Вот так страдала я у тетки, только и радости, что погулять
да на танцы сходить. Но поскольку девочка я была домашняя, то все время на
улице не привыкла болтаться и дома стремилась бывать. А дома слова сказать не с
кем, только теткин муж иногда поговорит да приласкает. Улыбнется, пошутит, в
щечку поцелует, и все тайком, оглядываясь. Говорит, пусть это будет нашей
маленькой тайной. Такая, говорит, у меня хорошенькая племянница, глаз не
оторвать, ох, попадет мне от Анны! Так дело потихоньку и шло. Анна бесилась,
этот мерзавец свою линию гнул. Я себя не оправдываю, силой меня никто не тянул,
но лето кругом, жарко, теткин муж тот еще бабник был, любую мог уговорить, а не
то что девчонку зеленую. Сейчас и не представляю, как я решилась, в угаре
каком-то была…
Надежда, пораженная, смотрела на Натэллу и вспоминала
старуху Анну из Луги и сухой кашель, доносившийся из дома. Вот, значит, как все
было! И с этим все они жили много лет…
— В общем, застала нас Анна. Уж не буду описывать, что
было, тошно вспоминать. Теперь уж я стала молчать, не разговариваю с Анной — и
все. Прошел месяц, и поняла я, что подлец этот даже о том вовремя не
позаботился, чтобы последствий не было. Не успела я это осознать, как Анна уже
все поняла. Она за мной следила, прямо как кобра, — знаете, вот ходишь по
комнате из угла в угол, она вроде бы головы не поворачивает, а взгляд все время
на мне. Прижала меня тетка Анна к стенке, все расспросила, потом и говорит:
— Проболтаешься кому — задушу собственными руками!
И так посмотрела, что я поняла — точно она это сделает.
Загипнотизировала она меня, как удав кролика. И все девять месяцев я так и жила
как в тумане по ее подсказке.
Помню, к акушерке она меня водила, та отказалась аборт на
дому делать, кричала на Анну. Не вышло ничего у Анны, тогда она так решила —
меня где-нибудь прятать, потом родить и от ребенка отказаться. Всю зиму мы жили
в таком медвежьем углу — волки по ночам в лесу выли. Знаю, хотела бы Анна,
чтобы я там родила, а ребенка она бы удавила своими руками, не дрогнули бы они
у нее, но побоялась она, что со мной что-нибудь случится и что старухи тамошние
проведают про все, а ведь это подсудное дело.
А мне как плохо было всю беременность, все девять месяцев!
Сначала — тошнота, а потом, к концу ближе — так все болело! Я молчала, думала,
что так и должно быть, а Анна еще и злорадствовала — вот, говорила, нашкодила,
так умей отвечать! А только что же она мужу своему этого не говорила!
А дальше вы все знаете. Приехали мы сюда, в город, в
положенный срок отвела меня Анна в роддом, сестричке в приемном покое денег
дала, чтобы приняли… Вот и все.
Натэлла внезапно закрыла лицо руками, и Надежда опять
поразилась, с какой грацией она это сделана.
— Когда девочка умерла, у меня как камень с души
свалился, такое облегчение, вот, думаю, как судьба распорядилась. Нечего
нежеланному ребенку на свете делать. Думала, уйду, забуду и тетку, и вас всех,
все пройдет.., но не получилось. Я с Сергеем встретилась, когда мне двадцать
девять лет было. А до этого, верите ли, ни на кого смотреть не могла, так и
жила сначала с родителями, потом одна. Он мне жизнь подарил, и любовь. Показал,
как это бывает, когда люди любят друг друга и хотят быть вместе. Все у меня
теперь есть, а детей нет. Это мне за то, что радовалась, когда дочка умерла.
Нет у меня детей! — с рыданием выкрикнула Натэлла.
«Есть!» — чуть было не сказала Надежда, но вовремя закрыла
рот рукой.
Натэлла ничего не заметила. Она уже успокоилась и бездумно
смотрела в окно.
— Вот, теперь вы все знаете, что же вам от меня нужно?
— Натэлла, — начала Надежда твердо, — мне
нужно, чтобы вы познакомили меня со своим мужем. Если я пойду к нему сама, он
просто не станет со мной разговаривать, а мне очень нужно выяснить у него, кто была
его первая жена Эля, где она работала и чем вообще занималась. Мне кажется, в
этом ключ ко всему. Кстати, он никогда не упоминал при вас такую фамилию —
Глебов?
— Не помню. Но постойте, ведь если я вас представлю, я
должна буду ему все рассказать?
— Вот именно. Поговорите с мужем, Натэлла. Дело это
прошлое, он вас любит, да и тогда вы, в общем-то, ни в чем не были виноваты.
Расскажите ему все, Натэлла, иначе это придется сделать мне. Он мне не поверит,
возникнут осложнения, и время будет упущено.
