Улыбнулась при виде завернутого в полотенце Кистена с
мокрыми волосами. В руках он держал свою порванную измятую одежду, будто не
хотел ее надевать. Страшные синяки, отмытые теплой водой, покрывали его торс, а
глаз распух еще сильнее, чем прежде. Свежие ссадины краснели на руках и лице.
Волосы он отмыл, и при всех этих ранах он все равно выглядел красиво —
завернутый в полотенце посреди кухни, рельефные мышцы под влажной блестящей
кожей.
— Рэйчел, — сказал он, явно с облегчением бросая одежду
на свободный стул, — ты еще здесь. Ты меня, гм, не пойми неправильно, но
где мы?
— В старой квартире Ника. — Крышка банки наконец-то
отскочила. Меня кольнуло страхом — вспомнилось предостережение Дженкса, —
но Кистену я должна верить. Иначе что значат слова, что я его люблю?
Кистей шире открыл синие глаза, и я слизнула с пальца
выступивший из банки соус.
— Твоего бывшего бойфренда? — спросил он,
оборачиваясь к пустой гостиной, где только занавески шевелились на
ветру. — Он предпочитает спартанскую обстановку?
Я фыркнула, вывалила тушенку в сковородку и поставила
разогреваться.
— Я думаю, он тут не был после солнцестояния, но
заплатил он по август, а ключи у меня. Никто не знает, что мы здесь, только
Дженкс. И ты в безопасности, — добавила я не очень уверенно.
Пока что.
Кистен со вздохом оперся локтем на стол.
— Спасибо тебе, — сказал он с чувством. — Мне
надо убраться из города.
Я стояла к нему спиной, помешивая жаркое, и чувствовала, как
меня пробирает дрожь.
— Может быть, и нет. — Тихий шорох полотенца
заставил меня обернуться. Увидев удивление Кистена, я объяснила: — Я хочу
отдать Пискари фокус, чтобы он его спрятал поглубже. При условии, что он
оставит меня в покое и запретит всем прочим трогать меня или тебя.
Кистей приоткрыл рот, а мне захотелось, чтобы с него еще
чуть сползло полотенце. О господи, да что со мной? Мы тут балансируем на краю
смерти, а я смотрю на его ноги?
— Ты хочешь купить у Пискари мою защиту? — спросил
Кистен недоверчиво. — После того, что он со мной сделал? Он же мою
последнюю кровь продал за пределы камарильи! Ты знаешь, что это значит? Он меня
бросил, Рэйчел! Мне даже не умирать обидно, а что меня выбросили. Никто теперь
не риск нет подвергнуться его гневу и сохранить меня неживым, разве что Айви.
Но она его наследник, и этого не случится.
Он боялся, и мне не нравилось видеть его таким. Тяжело
вздохнув, я прислонилась к плите и скрестила руки на груди:
— Все будет хорошо. Никто тебя не убьет, и ты
останешься жив и здоров. Кроме того, я уже получала его защиту через
Айви, — сказала я, подумав, что с радостью стану лицемеркой, если это
сохранит жизнь нам обоим. — Просто этой защите будет придан более
официальный статус. И я попрошу его, чтобы он и тебя оставил в покое. И принял
обратно. Все будет о'кей.
В синих глазах вспыхнула надежда — и погасла.
— Он не согласится, — сказал Кистей ровным голосом.
— Согласится, — проворковала я, подходя сесть рядом с
ним.
— Нет. — После этого всплеска надежды Кистей стал еще
мрачнее. — Он не может. Вопрос решен. Тебе пришлось бы договариваться с
тем, кому он меня отдал, а я не знаю, кто это, И не буду знать, пока этот
получатель не объявится. Это входит в программу пытки.
Он беспокойно повел глазами, и я отодвинулась. Ситуация
получалась нестандартная. Но я знала обычаи вампиров: пока гроб не заколочен,
еще есть варианты.
— Тогда я узнаю, кому тебя отдали, — сказала я.
Кистей взял меня за руки, траурно свел брови, оплакивая
несбывшиеся шансы.
— Рэйчел, поздно.
— Не могу поверить, что ты сдаешься! — сказала я
гневно, высвобождая руки.
Он поднял мою руку и поцеловал ее.
— Я не сдаюсь. Я принимаю реальность. Даже если ты
узнаешь, кто это, даже если ты будешь здесь, когда за мной придут — хотя этого
не будет — это тебе ничего не оставит, на что можно было бы купить защиту у
Пискари. — Он поднял руку, погладил меня по щеке. — Я такого с тобой
не сделаю.
— Да черт побери, еще не поздно! — воскликнула я,
вставая и бросаясь помешать тушенку, пока не сгорела. Не могла я больше на
Кисте на смотреть. А тут еще тушенка выплеснулась от моего слишком энергичного
движения, и я разозлилась. — Тебе только и надо, что залечь на дно на пару
дней, пока я с этим разберусь. Ты можешь это для меня сделать, Кистей? — я
обернулась, сердясь. — Спрятаться и два дня не высовываться?
Он тяжело вздохнул — и не знаю, поверила я ему, когда он
кивнул, или нет. В уверенности, что смогу выкупить и мою, и его
неприкосновенность за пятитысячелетний артефакт, я стала помешивать тушенку. В
заначке у Ника была еще пара пакетов горячего шоколада, и я стиснула зубы. Ну
уж нет, шоколад я делать не буду.
— Как там Айви? — спросила я по ассоциации.
Он повернулся, шаркнув ногами по полу.
— А что ей сделается? — сказал он
равнодушно. — Он ее
любит.
Непонятно было, злится он или нет. Я отложила ложку и
выключила горелку, обернулась — Кистен сидел, уронив голову на руки. Меня
пронзило тревогой, потом жалостью.
— Пискари злился из-за той бальзамирующей жидкости? —
спросила я.
— Понятия не имею, — прозвучал монотонный ответ. —
О ней даже не вспомнили. Его рассердило то, что я сделал с рестораном. — В
синих глазах, когда он посмотрел на меня, стояла боль воспоминания. — Он…
он бушевал как зверь. — Страх и обида звучали в его голосе. — Он
вырвал мои табуретки и столы, содрал жалюзи с окон, сжег новые меню и наказал
моих официантов. Стива он чуть не убил. — Он прикрыл глаза, и едва заметные
морщинки на лице стали резче, будто страдания всей жизни навалились на него в
эту секунду. — Я не мог его остановить. Я думал, он меня тоже убьет. Это
было бы хорошо, но он просто выбросил меня с прочим барахлом.
Как старое меню или использованную салфетку.
— Но за что, Кистен? — спросила я шепотом. Я
должна была это услышать. Не преобразования Кистена в баре были причиной того,
что сделал Пискари. Я в страхе осталась стоять на месте, держа себя за локти,
но я должна была это услышать — пусть Кистен скажет мне правду, чтобы я могла
ему верить. — За что он тебя выставил?
Потирая рукой ноющее ребро, Кистен посмотрел на меня.
Помедлил, будто ожидая, что я догадаюсь сама.
— Он велел мне убить тебя, — сказал он, и меня
пронзило страхом. — Сказал, что это единственное, чем я могу доказать свою
любовь к нему. От Айви он доказательств не просил, — добавил Кистен
треснувшим голосом, и его жажда моего прощения пролилась из него водой. —
Я сказал нет. Я сказал, что угодно, только не это… и он засмеялся.
