Тепло от горелки у меня за спиной не спасло меня от холодной
дрожи. На лице Кистена мелькнул страх, но это было не безумие, а ужас
осознания.
— Прости, Рэйчел, — зачастил он, — я не мог.
Мне предстоит смерть. Он отдал мою последнюю кровь кому-то в подарок. Меня убьют
и отвечать не будут. С этим я еще бы смирился. Норн выбросил меня из камарильи,
и никто не пойдет против Пискари, поддерживая мое существование нежити. Это
двойной смертный приговор. Первый быстро приведет в исполнение чужак, который
высосет меня ради собственного удовольствия, а второй — медленно исполнит
безумие.
Он встретился со мной взглядом, и я замерла, увидев
сдерживаемый страх в постепенно расширяющихся зрачках.
— Это нехорошая смерть, Рэйчел, — прошептал он,
нагоняя на меня холод. — Я не хочу сходить с ума.
Я почувствовала, как напрягаются все мышцы. Кровь. Он
говорит о крови. Он не боится смерти, он боится того, что никто не сохранит его
существования как неживого. И он ждет, что я помогу ему.
Да будь оно все проклято до Поворота и обратно, не могу я
этого!
С глубоко затаившимся в глазах страхом, с постепенно
сужающимся голубым ободком радужки он сидел за столом в пустой квартире и
видел, как разваливается на части его жизнь, и никто не захочет рисковать
гневом Пискари, помогая ему. Я подошла и села перед ним, положила его руки себе
на колени.
— Посмотри на меня, Кистен! — потребовала я, сама
перепуганная. Я не могу стать для него источником крови. Я должна сохранить ему
жизнь. — Посмотри на меня! — повторила я, и его бегающие глаза заглянули в
мои с тревогой. — Я здесь, — сказала я медленно, стараясь вернуть его
к будничной реальности. — Тебя не найдут. Я чего-нибудь от Пискари
добьюсь. Этой штуке пять тысяч лет. Она должна стоить нас обоих.
Вода после ванны еще блестела у него на плечах, лицо его
обвисло от страха. Он смотрел на меня так, будто только я стояла между ним и
грядущим безумием. Может, в данный момент так оно и было.
— Все в порядке, — сказал он хрипло, отбирая у
меня руки, стараясь отрешиться от своих эмоций. — А где Дженкс? —
спросил он, меняя тему.
Какая-то напряженность примешивалась к моим ощущениям. Сама
не зная почему, я отодвинулась, и в ушах зазвучало предупреждение Дженкса.
— Он дома, — ответила я просто. — Полетел
смотреть, как там его дети. — Но сердце у меня сильно забилось, волосы на
шее встали дыбом. — Я… наверное, мне придется съездить домой и проверить,
что там все в порядке, — сказала я небрежно, не зная, почему все инстинкты
мне кричат, что надо уходить, и побыстрее. Пусть даже на минутку. Надо подумать
— что-то говорило мне, что надо подумать.
Кистей вскинул голову — глаза его были полны страхом.
— Ты уходишь?
У меня пробежал по коже холодок.
— У нас до заката два часа, — сказала я и встала.
Вдруг мне не понравилось, что он находится между мной и дверью. Я его люблю, но
он напряжен почти до точки слома, и мне не хотелось бы сейчас говорить «нет»,
если он предложит мне стать его наследницей. — Никто не знает, что ты
здесь, а я быстро. — Отодвинувшись, я собрала его одежду. — Кроме
того, ты же не наденешь грязное. Я постираю и вернусь до заката. Обещаю. И
заодно воспользуюсь этим временем, чтобы состряпать несколько зелий.
Я должна была уйти. Должна была дать ему время понять, что
он справится. Иначе он бы считал, что не сможет, и попросил бы меня о том, на
что я не хотела давать ответа.
Кистен опустил плечи, выдохнул.
— Спасибо, любимая, — сказал он, и я почувствовала
себя виноватой. — Мне очень не улыбалось все это надевать — пока
оно в таком виде.
Я наклонилась у него из-за спины его поцеловать, и он
подладил мне щеку.
— Хочешь пока надеть рубашку Дженкса? — спросила я и
высвободилась, когда он покачал головой. — Хочешь, я куданибудь заеду и
что-нибудь тебе куплю, пока меня не будет?
— Нет, — ответил он с тревогой.
— Кистен, все будет хорошо, — сказала я, почти как
заклинание.
Я хотела, чтобы он встал и я могла поцеловать его на
прощание как надо.
Услышав в моем голосе огорчение, он улыбнулся и встал. Мы
вместе дошли до двери, и его запах шел от охапки смятой одежды у меня на руках.
Влажный после ванны, сам он почти не пахнул. У двери я замешкалась и перевесила
тяжелую от пистолета сумку на плечо.
Руки Кисте на обвились вокруг меня, я выдохнула, припала к
нему всем тающим телом, ни о чем не думая, просто растворяясь в нем. Под
запахом мыла угадывался ладан, у меня закрылись глаза, и я обняла его, прижала
к себе.
Долгую секунду мы так стояли, и я не отпустила его, когда
попытался отодвинуться.
Он посмотрел мне в глаза и приподнял брови, увидев мой
неприкрытый страх за него.
— Все будет хорошо, — сказал он, увидев мои сомнения.
— Кистей…
И он притянул меня ближе, наклонился меня поцеловать, наши
губы встретились — и я почувствовала, что мне глаза жгут слезы. Пульс запрыгал
— не просто от желания, а еще и сердце защемило. Кистей прижал меня крепче, и у
меня в порыве жалости перехватило горло. Нет, ничего с ним не случится. Не
должно случиться, правда ведь.
Но я слышала страх в поцелуе, в напряженных мышцах Кистена,
прижимавших меня к нему—чуть-чуть сильнее, чем нужно. Он говорит, что все будет
хорошо, но сам в это не верит. Хотя он сказал, что не боится смерти, я знала,
что его ужасает беспомощность. И действительно это было ужасно — какой-то
безликий незнакомец придет оборвать его жизнь, без жалости, без нежности, без
малейшего милосердия. Никакого чувства принадлежности к семье, пусть даже
извращенного. Для того, кто придет, Кистей будет значить меньше собаки. То, что
могло бы быть обрядом посвящения, превратится в мерзкий акт убийства ради
убийства. Нет, не такая смерть должна быть у Кистена.
Да, но такая у него жизнь.
Я больше не могла это выносить, отодвинулась, высвободилась.
Наши губы расстались, и я посмотрела ему в глаза, где стояли непролитые слезы.
Он не верит — я заставлю его поверить. Я докажу ему, что он не прав.
— Мне пора, — прошептала я, и его руки неохотно
отпустили мои.
— Приходи скорее, — сказал он тоном просьбы, и я
опустила голову, не в силах глядеть ему в лицо. — Я тебя люблю, —
сказал он мне в спину, когда я открывала дверь. — Не забудь этого никогда.
Почти в слезах, я быстро-быстро заморгала.
— Не забуду. Не смогу забыть. Я тебя тоже люблю, —
сказала я и побежала, в дверь, в коридор, пока не передумала.
Не помню, как бежала по прохладной лестнице, темной от
старой краски и вылинявшего ковра. Перед тем, как сесть в машину, я подняла
глаза, увидела тень Кисте на силуэтом на просвечивающих занавесках. Меня
пробрала дрожь — когда я чуть отпустила ключи, они задребезжали в руке. Я не
знала, что власть неживых над их подчиненными так велика, что они добровольно
покоряются запланированному убийству, и сейчас возблагодарила бога, что никому
из них, даже Айви, не позвонила привязать себя укусом. Хотя с виду Кистей был
независим и уверен а себе, его ментальное благополучие зависело от каприза
того, кому на него наплевать. И вот теперь он остался ни с чем — только я
пыталась не дать безымянному вампиру убить его ради удовольствия.
