Глядя на свои руки, будто это были чьи-то чужие, я
металлическим мелком начертила круг, захватывающий почти весь кафель под
столом. Сердце ощущалось грудой пепла, не потревоженного силой лей-линии, и я
притронулась к ней, поставив мерцающий черный щит, рассекший стол у меня над
головой.
— Где Морган? — вдруг спросил Трент и его голос
прорезал возбужденный говор. Я слышала литанию реанимационной бригады, но я
видела, что у Айви с шеей. Она умрет, если еще не мертва. Она хотела, чтобы я
спасла ее душу, и я не спасла. Айви больше нет, будто никогда и не было, не
было ее улыбки, не было ее радости светлому дню.
Беспокойно шаркнули форменные туфли Эддена:
— Кто-нибудь, проверьте туалет.
Меня вопреки теплу от линии пронизало холодом, я крепче
прижала к себе фокус и начертила еще три круга, пересекающиеся друг с другом и
образующих четыре отсека. Я плакала, но это было не важно. Я оказалась внутри
кругов. Внутри.
— Морган, — позвал Трент усталым голосом,
согнувшись и обнаружив меня. — Все кончено, можете выходить из своего
пузыря.
Я не ответила. У меня пальцы гудели силой, и я достала из
сумки свечи, купленные надень рождения.
Бог, за что? Какого черта я тебе сделала?
У Трента лицо побелело и он сел на пол, когда полились из
меня латинские слова и я зажгла свечи. Сперва белая, потом черная, и наконец
желтая — желтая, как моя аура и представляющая ее. Серой у меня не было,
поэтому я поставила еще одну черную в середине, уверенная, что магия получится,
потому что душа у меня чернее греха. Эту я зажигать не стала. Она загорится,
когда будет сплетено проклятие и судьба моя станет неотвратимой.
Квен попытался поднять Трента, не получилось — тогда он
нагнулся сам.
— Храни нас Бахус! — прошептал Квен, поняв, что я
делаю.
Фокус более не имел защитника, и все знают, что он у меня.
Отдать его Пискари я не могу — сдох, сукин сын! Значит, надо избавиться от него
иным способом. Только из-за того, что я так напартачила, нет смысла ввергать в
тотальную войну то, что осталось от мира. Какая разница, черна моя душа или
нет, если нет больше в мире ни любви, ни понимания, никого, с кем разделить мою
жизнь. Так пусть оно все уйдет, прекратится. А что я вряд ли выживу после
этого, так тем лучше.
Эдден согнулся пополам, выругался, когда обнаружил, что
черное мерцание между нами — реально. Из коридора донесся протестующий голос
миссис Саронг, все дальше и дальше, потому что ее уводили прочь.
— Что она делает? — спросил Эдден. — Рэйчел,
что ты там делаешь?
Самоубиваюсь, вот что.
В оцепенении я поставила фокус на точку, сама встала на
другую. Третий отсек, куда ляжет мой локон, был пока пуст! Я была в круге,
символ связи мне не был нужен. В груди стеснилось дыхание, я собрала всю волю в
кулак. Тело Дженкса лежало вне круга. Айви под зеркалом. Кистей мертв. И нет у
меня причин не делать того, что делаю. Совсем нет. Суток не прошло, как Пискари
вышел из тюрьмы, а он вырвал у меня все, что мне дорого. Неплохой результат.
Наверное, он сильнее на меня злился, чем я думала.
— Рэйчел! — рявкнул Эдден, перекрывая распевы
работников «скорой», выталкивающих сотрудников ФВБ из комнаты. — Что ты
там делаешь?
— Она избавляется от фокуса, — сдавленным голосом
ответил Квен.
— Так почему она этого сразу не сделала? — спросил
Эдден несколько раздраженно. — Рэйчел, вылезай оттуда!
Голос Квена прозвучал без интонаций:
— Потому что для этого нужно демонское проклятие.
Эдден на секунду замолк, и я вздрогнула, когда его кулак
врезался в защитный пузырь.
— Рэйчел! — воскликнул он и выругался, снова
врезав в пузырь кулаком. — Вылезай! Немедленно!
Но я не могла остановиться — да и не хотела. Чуть не забыв,
я коснулась пальцем кровоточащей шеи и кровью начертила некую фигуру на
незажженной черной свече. До сих пор не знаю, что означает эта фигура, и теперь
не узнаю уже никогда. Тишина ударила меня болью — это реаниматоры, склонившиеся
над Айви, замолчали, опустив головы, и медленно отложили свое имущество.
Брызнули слезы, и я разозлилась, тронула переплетенные
круги, желая наполнить их энергией. Даже не пришлось использовать слово запуска
— хватило одного желания.
Эдден снова выругался, когда вокруг меня поднялись
загрязненные пузыри, и я подумала, знает ли он, что золотые дуги на пересечении
кругов — это вот так моя аура должна была бы выглядеть.
— Это ее убьет? — шепотом спросил Трент.
Вот и выясним, пришла мне в голову едкая мысль, потому что я
не верила в свою способность удержать силу демонского проклятия. А когда меня
убьют — а ведь убьют за применение демонской магии в общественном здании в
присутствии достойных доверия свидетелей — сила проклятия уйдет вместе со мной.
И проблема решена.
Только еще каким-то маленьким кусочком своей личности я
хотела жить.
Черт побери, надежда — суровый бог.
Пальцы все еще дрожали, и я, встав в своем тесном отсеке на
колени, сцепила руки, усилием воли возвращая в память ключевые слова. Они
пришли. И я, резко выдохнув, произнесла:
— Animum recipere.
Квен зашипел на вдохе и оттянул Трента от круга.
Сила проклятия хлынула в меня, теплая как солнце. Я сжалась,
окутанная запахом жженого янтаря, горько-сладким, как темный шоколад. Приятный
на ощупь. Сладкий на вкус. И мысли мои взвыли в отчаянии — во что я превратилась,
черт меня побери?
Стиснув зубы, я встала под столом на колени, невидящий
взгляд задран вверх, дыхание остановилось от ощущения. Хорошего ощущения, и это
было плохо. Мощь созидания вышла из фокуса и вошла в меня, знакомая и желанная.
Она пела, она манила, она шептала мне прямо в мозг о наслаждении погони, о
радости поимки, об удовлетворении убийства. Жажда господства зашевелилась во
мне. Я вспомнила ощущение земли под лапами, запах времени в ноздрях, они
наполняли мои воспоминания, заставляя желать еще и еще.
И на этот раз я не отвергла их, а приняла.
— Non sum qualis eram, — сказала я с горечью, злые
слезы струились из-под закрытых век. Я возьму в себя проклятие, я удержу его. И
этим кончится все. Не было причин, чтобы случилось иначе.
Я ощутила, как погасла белая свеча, открыла глаза и увидела
синюю струйку дыма, показывающую мне утерянный путь в вечность. Свечку с
защитным словом я ставила, но его не хватит. Меня ничто не могло защитить.
Фокус опустел, и проклятие было во мне, билось вторым сердцем, вползало через
ауру и застилало зрение. Я ощущала его как новое сознание, близнец моего. Но
это было еще не все — надо было магию запечатать.
Меня заполнил бешеный порыв к бегству, рожденный проклятием.
Скрипя зубами, я заставила себя остаться на месте, сковав второе сознание своей
волей. Но оно сопротивлялось, проникало глубже, хоть я и закрывалась, старалась
не допустить его. Не сводя глаз с черной свечи, я заставляла его выйти наверх.
А его жажда бегства становилась сильнее, руки у меня неудержимо дрожали.
