— Ща свидание будет назначать, — хихикнул Дженкс.
Я повернулась к догонявшему нас Айсмену.
— Миз Морган! — сказал он, глянув на значки с
фамилиями. — Если вы не против, не могли бы вы оставить ваш кофе
здесь? — И добавил в ответ на мой недоуменный взгляд: — А то он может
кого-нибудь там слишком рано разбудить, а наш вампир-дежурный пошел на ленч,
так что будет… — Он поежился и сменил формулировку: —…Может быть плохо.
Я поняла:
— Ну конечно! — Я отдала ему кофе. — Без
проблем.
Он тут же успокоился.
— Спасибо. — Блондин повернулся было к своему столу, но
задержался: — А вы не Рэйчел Морган, оперативный работник?
— Ух ты, да мы тут популярны! — хихикнул Дженкс у меня
на плече.
Но я просияла, обернулась к мальчику полностью, хотя Гленн
выражал нетерпение. Ничего, подождет. Не слишком часто меня узнают — и еще реже
мне не приходится после этого драпать во все лопатки.
— Да, это я, — ответила я, с энтузиазмом пожимая
ему руку. — Очень приятно.
Руки у Айсмена были теплые, глаза выдавали его восторг.
— Айс, — представился он, подпрыгивая от
радости. — Подождите секунду, у меня для вас кое-что есть.
Гленн сильнее сжал куклу, но сообразил, что тискает, и
немедленно передвинул пальцы на ключик. Айсмен рылся в ящике своего стола.
— Да здесь она, здесь, дайте мне секунду. — Дженкс
загудел мотивчик из «Джепарди»,
[1]
и прекратил, когда молодой
блондин триумфально со стуком задвинул ящик на место. — Вот она!
Он побежал обратно к нам, и я почувствовала, что у меня с
лица сходит всякое выражение, когда я увидела, что он с такой гордостью мне
протягивает. Ножная бирка?
Дженкс взлетел с моего плеча, перепугав Айсмена до
полусмерти — тот его, видно, не разглядел, — и приземлился мне на
запястье.
— Рэйч, твою мать! — воскликнул он. — На этой
штуке твое имя. Чернилами написанное! — Он засмеялся и взмыл в
воздух. — Как это мило! — произнес он насмешливо, но хозяин морга был
слишком возбужден, чтобы эту насмешку заметить.
Покойницкая бирка? Я подержала ее в руке, озадаченная.
— Э-э… спасибо, — сумела я ответить.
Гленн откуда-то из глубины груди издал презрительное
хмыканье. У меня возникло ощущение человека, над которым грубо подшутили, но
Айсмен искренне и широко улыбнулся и сказал:
— Я работал в ту ночь, когда на реке яхта взорвалась,
на рождество. И сделал для вас эту бирочку, а вас не привезли. Оставил тогда
как сувенир. — Милое лицо его вдруг омрачилось беспокойством. — Я…
ну, я думал, может, вам захочется ее получить.
С облегчением поняв, я сунула бирку себе в сумку.
— Да, спасибо, — сказала я, потом тронула его за плечо,
давая понять, что все в порядке. — Серьезно, большое спасибо.
— Может, пойдем теперь? — буркнул Гленн, и Айсмен,
улыбнувшись мне смущенно, вернулся к своему столу быстрым шагом, даже полы
халата развевались. Фэвэбэшник вздохнул и распахнул передо мной створку дверей.
А я на самом деле была рада получить эту бирку. Ее сделали,
искренне намереваясь использовать, и потому она несла мощную связь со мной: на
нее могли опереться, нацеливая лей-линейное заклинание. Так что лучше пусть
будет у меня, чем у кого другого. Будет время — избавлюсь от нее без риска.
За дверью была еще одна дверь, что-то вроде шлюзовой камеры.
Запах мертвечины стал сильнее, и Дженкс приземлился мне на плечо, прямо под
ухом, где я утром мазнула духами.
— Много времени здесь проводите? — спросила я Гленна,
когда мы вошли собственно в морг.
— Прилично.
Он не смотрел на меня, интересуясь более номерами и
карточками-указателями на дверцах выдвижных ящиков в человеческий рост. У меня
мороз побежал по коже: я в городском морге еще не бы вала, и потому опасливо
поглядывала на уютные кресла, поставленные у кофейного столика в дальнем конце
— похоже было на приемную врача.
Помещение было длинное, четыре ряда ящиков по обе стороны
широкого пролета. Здесь было только хранилище и место самовосстановления — ни
каких вскрытий, взятий образцов или искусственного восстановления тканей. По
одну сторону люди, по другую — внутриземельцы, хотя Айви мне говорила, что у
всех есть внутри звонки — на случай попадания не туда.
Я шла за Гленном по пролету ближе к внутриземельской
стороне. Он дважды проверил карточку, и только потом отпер дверцу и вытащил
ящик.
— Доставлена в понедельник, — сообщил он под
скрежет металла о металл. — Айсмену не понравилась суета вокруг нее, и он
позвонил мне.
Понедельник. Это вчера, что ли?
— Полнолуние только на следующей неделе, — сказала
я, стараясь не смотреть на закрытое простыней тело. — Не слишком ли рано
для вервольфовского суицида?
На меня посмотрели его темно-карие глаза, и в них светилось
грустное понимание.
— Вот и я то же подумал.
Не ожидая ничего дурного, я глянула, как Гленн убирает
простыню.
— Твою мать! — воскликнул Дженкс. —
Секретарша мистера Рея?
У меня лицо сделалось кислое. С каких это пор секретарская
профессия перешла в разряд опасных? Ванесса наверняка самоубийства не совершала
Она была не альфой, но очень близко к тому.
Удивление Гленна сменилось пониманием.
— Ага, — загудел его низкий голос. — Это ведь
вы украли ту рыбку из офиса мистера Рея.
Во мне искрой вспыхнуло раздражение.
— Я думала, что ее возвращаю. И это была не его рыбка,
Дэвид говорит, что мистер Рей сам ее украл.
Нахмурив брови, Гленн явно давал понять, что это без
разницы.
— Она поступила в виде волчицы, — заговорил он
профессиональным голосом, а его глаза смотрели только на избитые и разорванные
участки голого тела. Сверху на груди у нее плыл черно-оранжевый вытатуированный
карп кои — символ постоянного членства в стае Рея. — Стандартная процедура
— обратное превращение после первого осмотра. Причину смерти легче найти на
человеке, чем на волке.
Меня стал доставать запах мертвечины в сосновом лесу. И то,
что я приехала натощак, тоже делу не способствовало, кофе никак не хотел
успокоиться внутри. И я знала, что это стандартная процедура — очень недолго
встречалась с одним парнем, который составлял чары для форсирования обратного
превращения в человека. Совсем был чокнутый, но у него водились крупные денежки
— потому что работа эта нелегкая, а делать ее никто другой не хотел.
Дженкс ощущался на шее прохладным пятнышком, и я, не видя
ничего необычного — ну, кроме того, что она мертвая и рука у нее разодрана до
кости, — спросила:
