Врач фыркнула и велела мне лежать тихо, когда я повернула
голову посмотреть на машины вокруг. На ближайшей полосе стояла черная
легковушка с откидным верхом. Ее?
Взвизгнула рвущаяся ткань, ногу вдруг потянули.
Эй! — подскочила я, упираясь ладонью в асфальт. В
глазах все посерело от боли, я задержала дыхание на миг и тут же взбесилась —
она мне джинсы располосовала аж до колена! — Полсотни баксов, блин! —
воскликнула я, и она меня окатила холодным взглядом.
Я так и решила, что это вас поднимет, — сказала она,
снова кладя мою окровавленную руку мне на ногу и еще раз измеряя давление и
пульс.
Мне было видно, что она живой вампир из хорошего рода, хоть
она это по привычке скрывала; я с ней чувствовала себя в безопасности. Работая
надо мной, жажду крови она будет тщательно держать в узде. У живых вампиров так
принято — дети и раненые священны.
Не в силах успокоиться насчет джинсов, я дышала часто и
мелко, глядя на хаос, освещенный желто-оранжевым сиянием заходящего солнца.
— Ну-ка, что у нас тут? — сказала она, и я
отпустила ногу и со страхом посмотрела.
Смертельного кровотечения вроде бы не было — только легкое,
да еще громадный зарождающийся синяк, но болело кошмарно. Не сказав ни слова,
доктор Линч открыла аптечку и открыла запечатанную бутылочку.
— Успокойтесь, это вода, — сказала она, видя, как
я напряглась.
Она полила водой ногу и держала ее железными пальцами,
промокая и вертя, бормоча, что сосуды порваны, и что остановить кровотечение
будет страшно трудно, но жить я буду. Моя трехлетней давности прививка от
столбняка ее удовлетворила, но к моменту, когда она наконец решила, что хватит
с меня мучений, и наложила эластичную повязку, у меня живот весь узлами
завязался.
Кто-то командовал трафиком, заставляя зевак проезжать мимо, не
загромождать мост. Две машины с вервольфами остановились поблизости, вроде как
«на помощь». Меня это нервировало. С одной стороны, пусть видят упавшую на пол
с сиденья статую, с другой стороны — как бы чего лишнего не высмотрели.
Я не торопясь засунула пульт под здоровую ногу, подальше от
взглядов. Ветер с пролива отдувал волосы с глаз. Я поглядела на прижатые к
окнам проезжающих машин любопытные носы и засмеялась, хоть ребра и болели.
Нет, ничего, — сказала я, когда врач подозрительно на
меня глянула. — Это не шок. Просто я жива.
Ну, похоже, такой и останетесь, — отозвалась она, беря
меня за обе руки и укладывая их так, чтобы они опирались на колени и
свешивались дальше. — Повезло вам.
Она полила водой из бутылки мне на руки, смывая грязь, потом
перевернула их ладонями кверху. Джинсы промокли; в досаде я смотрела, как она
берет из аптечки и открывает еще один пакет. Запахло антисептиком, хотя ветер
тут же унес запах. Опять я дернулась и заойкала, когда она принялась смывать
грязь и стекло с ладоней, опять она оценила мое нытье соответствующим взглядом.
Толпа вокруг росла; на Никовом грузовичке проглянула прежняя
краска там, где смялся металл. Дженкс был внутри с Питером, Питера как раз
выносили. По обочинам собирались вервольфы: кто на джипах, кто на крутых
машинах, некоторые — на маленьких спортивных машинках. Ногой я чувствовала
пульт, так и хотелось нажать кнопку и закончить с этим делом. Домой хочу. Ник.
А где тот тип, который в нас врезался? — спросила я, не
находя его в окружавшей нас толпе.
Он цел, только колено повредил, — сказала врач,
заканчивая с моими ладонями, Я их поднесла к глазам, разглядывая оставшиеся от
ногтей следы. — По врачам побегает, но жив останется. — Темно-карие
глаза остановились на миг на швах у меня на шее. — С ним там ваш
гномон, — сообщила она, и я моргнула. Гномон? Это еще что за зверь?
Она его отвлекает, пока ОВ не приедет записать его
показания, — добавила вампирша, и у меня глаза сделались круглые. Она об
Айви говорила. Она решила, что я — наследница Айви, а гномон — так называется
другая сторона в этих отношениях. Логично. Гномон — это та штука, которая
отбрасывает тень в солнечных часах. Я чуть не сказала ей, что Айви мне не
гномон, но промолчала. Какая мне разница, что она думает?
ОВ? — вздохнула я, теперь, когда ясно стало, что я буду
жить, начиная беспокоиться о том, как все представляется со стороны. Врач
ловкими движениями перевязала мне обе ладони. Об ОВ я не забывала, но если
грузовичок не загорится до их появления, избавиться от потерявшей силу статуи
будет куда трудней.
Вслед за мной она посмотрела на грузовичок, застыв при виде
Дженкса и еще двоих, вытаскивавших переломанное тело Питера. Я думала, она
наорет на них, что его сдвинули с места, и вообще удивилась, что она возится с
легко пострадавшими, а не с ним — явно пострадавшим тяжелее всех, — но тут
она наклонилась близко ко мне, будто разглядывая что-то в свете точечного
фонарика, и сказала:
Ты плакала о Питере. О нас никто не плачет.
Потрясенная, я вырвалась у нее из рук.
Ты знаешь?..
С вампирской быстротой она вдруг оседлала меня, зажав мои
бедра коленями и пригвоздив к бордюру. Я испугалась до чертиков. Одной рукой
она держала меня за затылок, не давая двигаться, другой нацелилась мне в глаз
фонариком — точно кинжалом. Она была в дюйме от моего лица, и никто не обращал
внимания из-за ее медицинского халата.
— Меня прислал де Лавинь. Он хотел убедиться, что ты
останешься жива.
Я сделала вдох, еще один. Она была так близко, что мне видны
были мелкие рубчики на щеке и шее — ей там когда-то накладывали швы. Не
шевелясь, я думала, что лучше бы мне не вызывать такого жгучего интереса у
нежити. И чего им надо, блин?
— Я ему говорила оставить тебя в покое, — сказала
она, захлебываясь ветром. — Потому что, думаю, ты его убьешь, если он станет
на тебя охотиться. Но он только больше заинтересовался.
— Ну, спасибо, — ответила я под стук сердца.
Господи Боже, я вампиров никогда не пойму.
Она медленно опустила фонарик и слезла с меня.
— Рефлексы в норме, в травматологию везти не надо.
Легкие чистые. Не соглашайся, чтобы тебя везли в больницу. Необходимости нет,
только страховку погубишь, — сказала она, во мгновение ока превращаясь из
жуткой до дрожи вампирши в профессионального медика. — С тобой у меня все.
Амулет от боли хочешь?
Я покачала головой. Дженкс и другие двое осторожно положили
Питера на землю в сторонке, и на меня навалилась вина за то, что я осталась в
живых. Дженкс присел закрыть ему глаза, а те двое из уважения и страха отошли
подальше. Лицо у вампирши стало пустым.
Меня здесь не было, о'кей? — сказала она. — Ногу
ты себе сама перевязала. Не хочу давать показания в суде. Меня здесь не было.
Не сомневайся.
Взмахнув фиолетовым халатом, она исчезла в круговерти толпы,
кишевшей вокруг единственного пятачка тишины — Питера на мостовой, брошенного
всеми, изломанного и окровавленного.
