— Мефодьичем, — с гонором ответил тот.
— Так вот, Мефодьич, доставишь ценный груз куда мы тебе прикажем, а за дополнительный рейс получишь деньги с заказчика. Тебя кто заказывал?
— А вон тот, которого ваша «собра» забрала.
— Он тебе заплатил уже?
— Не, пока только аванец. А теперь и не знаю с кого…
— Видишь, как все славно получается? Зато я теперь лично прослежу, чтоб он тебе две ездки оплатил. Ты ж ведь не виноват, что обстоятельства меняются — то сюда, то туда, верно?
— А то!
— Вот и молодец, все, оказывается, правильно усек. А главное — высокую свою ответственность понял. Вперед, Мефодьич, заводи паровоз!..
4
Сперва заехали на Петровку, и, пока производили разгрузочные работы, Вячеслав позвал Турецкого подняться с ним в его кабинет — сам он должен был отдать кое-какие распоряжения. Они касались задержанного Ибрагимова, автомобиля и прочих вещей, которыми занимался целый день, а также документов, которые требовали его подписи.
Ничего не поделаешь, в каждом деле хватает своей канцелярщины.
Но на рабочем столе у Славки Турецкий с удивлением обнаружил довольно увесистый томик Сартра. Взял в руки, полистал — рассказы, роман… Вроде что-то читал. Нет, скорее всего, просто слышал фамилию французского писателя либо истории, с ним связанные. А в самом деле, когда было читать-то? Тут все больше уголовные дела… протоколы допросов, осмотров, заключения экспертиз… Жан-Поль Сартр! Ишь ты! Прямо как Жан-Поль Бельмондо! Ну этот-то хорошо известен… Турецкий посмотрел оглавление и все понял — ну конечно… И вспомнил фамилию, красиво выгравированную на бронзовой плашке, возле двери, в доме на Фестивальной улице.
Вячеслав заметил его интерес, не отрываясь от папки с бумагами, которые быстро читал, подписывал и переворачивал, и сказал:
— Решил вот почитать… на старости лет. Отстаем мы, Саня.
— В развитии, что ль?
— Ты не остри, — назидательно заметил Грязнов, снова, уже сердито, погружаясь в бумаги. Потом он вдруг отъехал вместе с креслом, отодвинул верхний ящик стола и, достав оттуда японский брелок-фонарик, кинул его на стол. — Верни супруге.
— Так у нее ж…
— Вот именно, тот самый.
— Так что ж ты молчал?! — воскликнул Турецкий. — Взяли?
— Саня, ты же видишь, факт на лице, как говорится. Ах да, — словно спохватился он и протянул конверт.
На фотографиях, которые Александр Борисович вытряхнул из него, были изображены два милиционера — оба в фас и в профиль, как положено.
— Те самые?
— Они, голуби, — подтвердил Грязнов. — Покажи Ирине, чтоб ее зря не дергать, а после проведем уже официальное опознание.
— А у меня для тебя, между прочим, тоже есть кое-что, — таинственно сказал Турецкий.
— Ну не томи!
— А вот поедем ко мне, покажу…
бабки в этот день они решили подбить в кабинете Александра Борисовича. Настроение было почти отличным. И главным образом за счет того, что на стоянке возле МУРа теперь уже прочно будет находиться до появления господина отставного генерала Питера Джеймса Реддвея эксклюзивный, будь он неладен, автомобиль. И никто больше не сможет его украсть. Хотя, как говорится, не «кажи гоп»! Но все остальное практически несущественно по сравнению с проделанной работой.
Меркулов, к примеру, мог бы теперь торжествовать: Россия не посрамила, не подвела, а обещание заместителя генерального прокурора чего-то да стоит! Но Кости у себя не было, еще не вернулся с какого-то очередного совещания.
Однако самым важным в настоящий момент оказался «поистине потрясающий финт Сани», как назвал операцию с фотороботом восхищенный генерал Грязнов. И добавил:
— Учитесь, молодежь! Вот что такое настоящая интуиция! Вот где настоящее умение владеть ситуацией! А вы между тем…
— Но ведь для этого, Вячеслав Иванович, — скромно потупясь, заметил Филя, — необходимо в первую очередь, как лично мне представляется, обладать очень специфическим и притом весьма заинтересованным кругом лиц, с которыми можно… Простите, на которых можно… Ну чего там? Подскажите, ребята.
Если дружный хохот можно назвать подсказкой, то… да, все были согласны с мягким и тактичным выступлением Филиппа Агеева, отдавшего должное профессиональным качествам Александра Борисовича. И что можно возразить, если факты говорили сами за себя. Теперь только хорошо бы, чтоб кто-то из таганских, либо задержанных милиционеров подтвердил идентичность Дмитрия Сергеевича и мифического Митяя, в чем, конечно, все находившиеся в данный момент в кабинете Турецкого были просто убеждены. Но личного убеждения здесь мало, нужны железные улики. А вот их-то пока и не было.
Что же касается догадок…
Ну, например, такая. Чем, какими чрезвычайными обстоятельствами вызван странный совет Дмитрия Сергеевича Саломатина, переданный им через Ирину Александру Борисовичу Турецкому, ни для кого загадки уже не представляет. Ясно, что он крепко обеспокоен активностью «важняка», действующего по двум направлениям. Первое, будем считать, джип. Хотя непонятно, Саломатину-то какое до него дело? Для него, что ли, украли машину? Нет, для Муслима Алиева. Значит, это Муслим просил его помочь разобраться? А кто такой Саломатин, чтобы устраивать подобные разборки? Ответ напрашивается простой — он и есть именно тот, кто может. А может у нас тот, у кого под рукой послушные ему отморозки. Дальнейший вывод понятен.
Второе. История со строительством в Новокосине. Там уже много начальства лишилось стульев. И это пока начало. Продолжения и наверху, во властных структурах, и среди тех, кто обеспечивает порядок снизу, не желают. А раскрутка дела Гусарова ведет именно к этому. Значит, и тут напрашивается — никто не станет возражать против оправдания младшего следователя, но и копать дальше крайне нежелательно. Не надо поднимать ил со дна уже устоявшейся воды.
И первый и второй выводы сходятся к одному — слишком много шума, слишком большое внимание уделяется практически решенным либо также легко решаемым проблемам. А в аналогичных случаях всегда остается опасность в самый последний момент напороться на собственные мелкие просчеты, которые, вместе взятые, могут загубить на корню огромное дело.
Тогда в чем решение проблемы? А уже сказано — в тишине. Самая лучшая музыка — это тишина. Фигурально выражаясь, это серьезное предупреждение: подумай, Турецкий, и реши, зачем тебе гром фанфар и, вообще, на кой черт шум вокруг не бог весть какого расследования, не добавляющего к твоей уже устоявшейся известности решительным образом ничего нового, когда можно все аккуратно спустить на тормозах — тихо и без огласки? И твоя жена тому лучший свидетель… Или дочка, катающаяся на снегоходе…
А теперь, собственно, о жене. По расчетам Александра Борисовича, Ирину возили именно в Уборы, где у Саломатина свой большой дом, или дача, как назвала Эмма. И среднестатистическое время, и ровная правительственная трасса на это обстоятельство указывали несомненно. А если побродить по той даче, наверняка можно будет найти и пустую комнату с лампочкой под потолком и сырыми стенами, где так удобно допрашивать людей. Даже пытать их, если возникнет крайняя необходимость. Криков-то все равно не слышно! А следы? Да что следы! Кто специально станет вынюхивать, брать соскобы на экспертизу, применять новейшие методы обнаружения следов крови или чего-то иного?..
